Ночная трава - Модиано Патрик
На террасе и в большом зале за моей спиной сидели туристы и студенты. За соседним столиком что-то отмечала компания ребят из Горной школы, и я рассеянно слушал их разговор. Должно быть, праздновали начало каникул. То и дело фотографировали друг друга на айфоны при тусклом свете сегодняшнего дня. Самый обычный день, начало вечера. И на этом же самом месте мы сидели с Данни, и я моргал от резкого света, и мы едва слышали друг друга из-за гула разговоров, которые вели между собой Вилли с улицы Гобелен и другие обступившие нас тени со страниц списка, и смысл их слов утерян навсегда.
Если память меня не подводит, кафе «66» мало чем отличалось от отеля «Юник» или от других парижских мест, где я побывал в те годы. Повсюду в воздухе витала опасность, и это придавало жизни особый тон. Так было везде, даже за городом. Как-то раз Данни попросила съездить вместе с ней в загородный дом. В черном блокноте записано: «Загородный дом, с Данни». И больше ничего. А страницей раньше другая запись: «Данни, просп. Виктора Гюго, жилой дом с двумя выходами. В 19 ч. у заднего крыльца, с ул. Леонардо да Винчи».
Я ждал ее там несколько раз, всегда в одно время, всегда у заднего крыльца. Тогда мне виделась какая-то связь между жившей здесь дамой, которой Данни «наносила визит» — странно было слышать от нее этот старинный оборот, — и тем загородным домом. Да, если мне не изменяет память, она говорила, что дом принадлежит даме с проспекта Виктора Гюго.
«Загородный дом, с Данни». Я даже не записал, как называлась деревня. Когда я листаю черный блокнот, во мне встают два противоречивых чувства. Если я вдруг не нахожу каких-то деталей, мне думается, что просто в то время я был готов ко всему и ничто не казалось мне удивительным. Беспечность молодости? Но потом я перечитываю отдельные фразы, имена, заметки, и мне начинает казаться, будто это сигналы морзянки, которые я слал тогда себе в будущее. Да, будто я пытался делать засечки, метки чернилами на бумаге, которые позже выведут меня на нужный путь и помогут распутать и разъяснить все то, что я проживал тогда, не понимая. Точки и тире, посланные вслепую, в минуты глубочайшей растерянности. И пройдут годы, прежде чем я смогу их расшифровать.
На той же странице, где черными чернилами выведено «Загородный дом, с Данни», синей шариковой ручкой приписаны названия деревень, целый список, — уже лет десять как я пытаюсь отыскать тот самый «загородный дом». Где он, в пригородах Парижа или дальше, в сторону Солони? Не знаю, почему из всех названий я выбрал именно эти — должно быть, они звучат похоже на название той деревни, куда мы заезжали заправиться. Сен-Леже-дез-Обе. Вокуртуа. Дормель-на-Орвенне. Ормуа-ля-Ривьер. Лорре-ле-Бокаж. Шеври-ан-Серен. Буаземон. Ашер-ля-Форе. Ля Сель-ан-Эрмуа. Сен-Венсан-де-Буа.
Я даже купил дорожную карту Мишлен, на которой написано: «150 км от Парижа. Север — юг», — она у меня сохранилась. Потом купил подробную карту района Солонь, из Большого атласа Франции. Несколько вечеров я провел, согнувшись над картами, в попытках просчитать, каким маршрутом мы ехали тогда с Данни на машине, которую дал нам Поль Шастанье, — не на той красной «ланчии», а на другой, скромного серого цвета. Из Парижа мы выехали через Порт-де-Сен-Клу, по туннелю и на автомагистраль. И зачем было выезжать в западном направлении, если деревня где-то в Солони, на юге?
Позже я случайно обнаружил на странице с заметками о Тристане Корбьере втиснутую между строк карандашную запись «Фёйёз» и номер телефона. Вот так, название деревеньки чуть не затерялось навсегда среди убористых строк о Корбьере. Фёйёз. 437—41–10. Ну конечно, как-то раз я приезжал к ней, когда она была уже там, — вот откуда у меня телефон. Я сел тогда на междугородний автобус у Порт-де-Сен-Клу. Он привез меня в небольшую деревушку. Из кафе я позвонил по номеру, который дала мне Данни, и она приехала за мной — на той самой серой машине, которую одолжил нам Поль Шастанье. «Загородный дом» находился в двадцати километрах оттуда. Когда я нашел Фёйёз на карте, оказалось, что это вовсе не в Солони, а в Эр-и-Луар.
437—41–10. Гудки тянутся один за другим, и никто не берет трубку — я вообще был удивлен, что номер еще существует, спустя столько лет. Однажды вечером, когда я в очередной раз набрал 437—41–10, вместо гудков я услышал потрескивание и чьи-то далекие голоса. Наверное, эта линия уже давным-давно была заброшена, как и десятки других. И, возможно, какая-нибудь подпольная организация использует ее теперь для тайных разговоров? Наконец, я различил женский голос, с механической монотонностью говоривший что-то, чего нельзя было разобрать. Служба точного времени? Или, быть может, голос Данни дошел до меня сквозь годы из затерянного где-то загородного дома?
Я заглянул в телефонный справочник Эр-и-Луар, который отыскал на блошином рынке в Сент-Уан среди целого развала прочих. В Фёйёзе оказалось всего с десяток абонентов, в том числе и нужный мне номер, отворявший «Врата прошлого». Так назывался детективный роман, который я нашел на книжных полках того загородного дома, и мы с Данни оба прочли его. Фёйёз (Э. и Л.), кантон Сенонш, имение Барбери, мадам Дорм. 437—41–10. Кто такая эта мадам Дорм? Упоминала ли Данни при мне ее имя? Может, она еще жива. Тогда нужно как-то связаться с ней, она должна знать, что сталось с Данни.
Я позвонил в справочную и спросил, какой теперь номер в имении Барбери, коммуна Фёйёз в Эр-и-Луар. И снова голос мой зазвучал, будто из могилы, — как в тот раз, когда я говорил с барменом в кафе «Люксембург». «Фёйёз через „и“ краткое?» — Я повесил трубку. Что толку? За столько лет мадам Дорм наверняка исчезла из телефонных книг, да и дом не раз менял хозяев и перестраивался, так что я даже не узнаю его теперь, если увижу. Я разложил на столе карту пригородов Парижа, с досадой убирая карту Солони, над которой провел весь день. Благозвучное «Солонь» сбило меня с толку. И то, что рядом с домом были пруды, тоже наводило на мысли о том регионе. Но что мне до карты? В моей памяти загородный дом всегда будет стоять в несуществующем краю где-то в Солони.
Вчера вечером я сидел и водил пальцем по карте, следуя нашему тогдашнему маршруту из Парижа в Фёйёз. Я взбирался вверх по течению времени. Настоящее, где в тусклом свете один день сменяет другой, ничем не отличный от первого, так что начинает казаться, что уже пережил сам себя, — это настоящее было мне безразлично. Я верил, что вновь отыщу тот ровный ряд деревьев и белую ограду. И снова пес медленно пойдет мне навстречу по аллее. Я много раз думал о том, что, не считая нас с Данни, этот пес — единственный житель дома; может, даже единственный его хозяин. Перед каждым нашим отъездом в Париж я говорил Данни: «Надо бы взять его с собой». Он приходил и устраивался против машины, провожая нас. И едва мы садились, хлопали дверцами и заводили мотор, как он вставал и шел к сараю, где хранились дрова, — там он обычно спал в наше отсутствие. И всякий раз мне было жаль возвращаться в Париж. Я как-то спросил Данни: можем ли мы с ней пожить в этом доме какое-то время? «В принципе, да, — сказала она, — но только не сейчас». Я неправильно понял, та «дама», которую навещала Данни на улице Виктора Гюго, никак с этим домом не связана. Хозяйка дома — а это действительно женщина — сейчас за границей. Они познакомились в прошлом году, когда Данни искала работу. Правда, она не уточнила, какого рода «работу» искала. Ни Агхамури, ни остальные из «Монпарнасской шайки», как я ее окрестил — Поль Шастанье, Жерар Марсиано, Дювельц, — не знали о доме. «И к лучшему», — сказал я. Она улыбнулась. Она явно думала так же. Однажды вечером, когда мы разожгли камин и уселись перед ним на огромном диване, а пес лег у нас в ногах, Данни вдруг сказала, что напрасно мы взяли машину у Шастанье, и вообще, она больше не хочет иметь ничего общего с этой «кучкой тупиц». Меня удивил ее тон, и что она, обычно молчаливая и сдержанная в суждениях, выбрала именно такое слово. Но и в этот раз мне не хватило духу спросить, что же связывало ее с теми «тупицами» и почему она переехала в отель «Юник» под влиянием Агхамури. Да и, признаться, сидя так, в доме, скрытом от всех плотным рядом деревьев и белой изгородью, мне не хотелось задавать лишних вопросов.
