Слова, которые мы не сказали - Спилман Лори Нелсон

В студии много свободных мест. Может, виной всему мое разыгравшееся воображение, но, кажется, те, кто пришел, настроены весьма враждебно. Сегодня мой гость пластический хирург, специализирующийся на удалении татуировок. Он называет татуировку брендингом самого себя. При слове «бренд» я вспоминаю Майкла. Меня так и подмывает спросить врача, как мне избавиться от собственной татуировки – клейма двуличной женщины.

Шоу идет своим чередом, и вскоре я спускаюсь в зал, чтобы дать зрителям возможность задать вопросы и высказать свое мнение. Большая часть поспешно поднимается с мест и покидает студию, лишь махнув рукой или подняв вверх большой палец.

– Итак, – неестественно бодро произношу я. – Что вы думаете о деятельности доктора Джонса?

Одна из женщин поворачивается в мою сторону. Ее лицо кажется знакомым, я определенно ее видела. Но где? Уже у выхода она останавливается.

– Как ты могла так с нами поступить, Анна Фарр? Сегодня я пришла сюда по одной причине – я заранее купила билет. Ты очень нас разочаровала.

Я с трудом хватаю ртом воздух. Женщина смотрит на меня с презрением, качает головой и удаляется.

Теперь я вспоминаю ее. Именно она схватила меня за руку, когда мы были в ресторане с Майклом и Эбби. Она тогда сказала: «Я ваша большая поклонница, Анна. Каждое утро, благодаря вам, я улыбаюсь».

Все же мне надо было спросить доктора, как избавиться от собственного клейма.

Глава 32

Всю оставшуюся часть дня я пытаюсь убедить себя, что восстание против Анны Фарр скоро закончится. Вопреки своему желанию я все же решаю выполнить распоряжение руководства и не комментирую произошедшее и даже не отвечаю на письма, присланные на электронную почту.

Только в полночь я прекращаю читать, что пишут обо мне в «Твиттере», на меня и так вылили достаточно грязи.

Я плетусь в свой кабинет после весьма заурядного пятничного шоу, когда приходит сообщение от Присциллы с распоряжением явиться в переговорную. Сердце уходит в пятки. Это не предвещает ничего хорошего.

Я переступаю порог, и в помещении вспыхивает свет. Обычно я ощущаю здесь бурление энергии, предшествующее рождению идеи, но сегодня атмосфера кажется мне зловещей. Я словно оказываюсь в камере для допросов и невольно жду, что вот-вот появится дородный офицер, чтобы запутать меня и заманить в ловушку. Я сажусь за стол и беру в руки айфон. Наконец из коридора до меня доносится звук торопливых шагов Присциллы. А где же Стюарт? Он всегда присутствует на моих встречах с руководством. На ум приходит еще одна пугающая мысль.

– Спасибо, что пришла, Анна. – Присцилла натянуто, но вежливо мне улыбается, закрывает дверь и садится рядом. В руках у нее нет ни ноутбука, ни блокнота, нет даже привычной чашки с кофе.

Я пожимаю ей руку, с трудом улыбаясь.

– О чем речь. Как у вас дела? Сегодняшнее шоу прошло прекрасно, как ты ду…

– У меня плохие новости, – сообщает Присцилла, не обращая внимания на мои слова.

Меня начинает мутить. Скандал не затихнет, а это значит, что я попала в беду. В большую беду.

– Прошу меня простить, Присцилла. Я извинюсь и перед зрителями, объясню им, что произошло. Я была молода, они поймут…

Она поднимает руки и закрывает ладонями лицо. Я чувствую, что на глаза наворачиваются слезы, и начинаю быстро моргать.

– Умоляю вас, дайте мне время.

– В шесть часов у нас было срочное совещание. Я сделала все, чтобы ты осталась, но в конце концов мне пришлось сдаться. Ты должна уйти.

Изображение перед глазами начинает расплываться.

– Я настояла на формулировке «бессрочный отпуск», так тебе будет легче найти новую работу. Уволенным это сделать сложнее.

Такое впечатление, что мне в сердце вонзили кинжал и несколько раз провернули.

– Нет! Прошу вас! – Я хватаю ее за руку. – Всего одна ошибка… После стольких лет.

– У нас другое видение. Ты была лицом и голосом всех женщин Луизианы, твоя репутация была безупречна. Мы все восхищались тобой. Но ты совершила недопустимое, вывалила на свет всю грязь: сексуальное насилие, педофилия, инцест. Как ты выразилась, «одна ошибка» способна все перечеркнуть. И хуже всего, Анна, что ты поставила себя выше этого. Ты сделала программу с целью показать людям, какая ты добрая и милосердная, смогла простить подлую мать, бросившую тебя в детстве. Если бы не твое желание покрасоваться, сегодня ты была бы популярнее, чем когда-либо прежде.

– Нет же, это Клаудия. Именно она рассказала, что меня бросила мать. Она говорила, что презренные люди не заслуживают прощения. – Я вскакиваю с места и указываю на телеэкран. – Она меня подставила! Просмотрите запись шоу с Фионой, и вы все поймете!

Взгляд Присциллы говорит: «Дорогая, ты ведешь себя так от беспомощности».

Я падаю на стул и закрываю лицо руками. Бог мой, Клаудия продумала все до малейшей детали. Как она могла? Если бы я не питала к ней столь сильное отвращение, ей можно было бы восхищаться.

– Несмотря ни на что, – произносит Присцилла, – твое откровение отдает лицемерием. А лицемерие, моя дорогая, зритель не прощает. Пока мы не найдем замену, твое место займет Клаудия.

Мне с трудом удается вздохнуть. Разумеется, кто же еще. Из тумана отчаяния в моей голове начинает выплывать мысль. Возможно, это унижение и есть окончательная плата за содеянное, искупление вины?

Присцилла говорит что-то о выходном пособии и законе «Об урегулировании бюджета», медицинской страховке, но я ее не слушаю. Меня никогда не увольняли с работы – не уволили даже из «Папиз чикен», где я работала в летние каникулы и перепутала диетические и обычные напитки. А сейчас, в тридцать четыре года, меня убрали, вышвырнули, дали пинка. Местная знаменитость с позором уволена. Я опять сажусь и обхватываю голову руками. Внезапно я ощущаю, что Присцилла касается моего плеча.

– Все будет хорошо, – говорит она и направляется к двери.

Я с трудом хватаю ртом воздух.

– Когда моя последняя программа?

Присцилла открывает дверь и поворачивается ко мне.

– Была сегодня, – произносит она, и дверь за ней через несколько секунд закрывается.

Я вбегаю в свой кабинет и падаю на диван. Меня не волнует, громко ли хлопнула дверь и услышит ли это кто-то еще. Я даже не обращаю внимания, когда слышу приближающиеся шаги.

– Эй, – говорит Джейд. – Привет. – Ее ласковый голос – бальзам на мои раны. Она проводит рукой по моей спине.

Я делаю над собой усилие и сажусь.

– Я ухожу. Все решено. Меня уволили.

– Все будет хорошо, – говорит она. – Может, это и к лучшему, сможешь провести время с мамой. Станешь знатоком мерло из Мичигана.

У меня нет сил даже улыбнуться ее шутке.

– Что я скажу Майклу?

– Ты должна верить в себя. – Джейд внимательно смотрит мне прямо в глаза. – Впервые в жизни ты поступила так, как считала верным. Сделала то, что хотела ты, а не отец. Думала о себе, а не о карьере друга. Теперь ты всегда будешь делать то, что лучше для Анны Фарр.

Я тру глаза и смотрю на Джейд.

– Да, но в прошлый раз, когда я поступила как хотела, все вышло ужасно.

Через двадцать минут все мои вещи уже собраны. Джейд помогает мне сложить то, что для меня важно, остальное они могут выбросить. Прежде всего я сняла дюжину рамок с наградами со стены. Джейд завернула в бумажное полотенце нашу с Майклом фотографию, а потом снимок отца. Я сложила несколько папок с личными документами и забрала кое-какие мелочи из ящика стола. Джейд запаковывает коробку клейкой лентой. Миссия выполнена. Больше никаких слез.

Осталось попрощаться с Джейд.

Мы молча смотрим друг на друга, и наконец она распахивает мне объятия. Я делаю шаг и кладу голову ей на плечо.

– Мне будет не хватать твоего лица в зеркале по утрам.

– Обещай, мы останемся друзьями.

Она хлопает меня по спине.