Неверная - Али Айаан Хирси

Помню, я застыла как вкопанная, затем откашлялась и сказала «нет», но отец даже не услышал. Тогда я повторила громче:

– Я не собираюсь выходить замуж за незнакомца! Папа, полный воодушевления, ответил:

– Но он вовсе не незнакомец! Он наш родственник, он тоже Осман Махамуд!

Отец стал перечислять его предков, но я перебила его:

– Нет, незнакомец в другом смысле.

– В каком же?

– Я его ни разу не видела!

– Ну так завтра увидишь.

Папа сосватал меня человеку по имени Осман Мусса, молодому сомалийцу, выросшему в Канаде. Он приехал в Найроби, чтобы отыскать и спасти членов своей семьи, пострадавших во время войны, а заодно и найти себе невесту. Осман Мусса считал, что сомалийские девушки в Канаде были слишком западными, то есть нескромно одевались и свободно сходились с мужчинами. Они не были baari, а значит, не заслуживали чести выйти замуж. Благодаря гражданской войне Осман Мусса мог получить девушку из самых родовитых семей Сомали практически даром.

Абех познакомился с этим человеком в мечети всего несколько часов назад. По словам отца, он был высокий, с крупной костью и белыми зубами. Наверное, Осман Мусса подошел к нему первым. Я так и вижу эту сцену: почтительное перечисление своих предков, а потом предложение: «У вас есть дочери, а я ищу невесту». Папа наверняка был просто счастлив.

Арро была старше, так что он должен был предложить ее. Но не стал. Он выбрал меня, свою верную, послушную, достойную дочь Айаан. Отец сосватал меня, считая это даром небес, Осман Мусса согласился взять меня в жены, и они стали гордо вышагивать по мечети, сообщая всем старейшинам клана о таком прекрасном, ниспосланном свыше союзе. Ему даже не пришло в голову посоветоваться со мной.

Выкупа за невесту не платили: шла гражданская война, и просить выкуп не подобало. Но этот брак был стратегическим: Осман Мусса мог похвастаться тем, что женился на Маган, а у нас теперь были родственники в Канаде. Словом, у отца были все основания радоваться такому союзу.

Я собралась с силами и спросила его:

– Абех, а что… если я уже с кем-то другим…

Но он слушал вполуха и только ответил:

– Аллах послал тебе ответ.

Потом отец ушел, все так же сияя от счастья, а я пошла к маме и рассказала обо всем. Она только фыркнула:

– О, значит, теперь он у нас отец, который готов взять на себя ответственность за брак дочери, да? Отлично.

Я была в панике, но не плакала. Тогда я редко плакала. Просто отчетливо видела, как захлопывается моя клетка.

На следующий день отец привел к нам Османа Муссу. В гостиной было чисто, и все вокруг были очень взволнованы, кроме меня. Я просто надела обычную одежду. Я не собиралась наряжаться по такому случаю.

Жених зашел в комнату и потянулся, чтобы пожать мне руку. Он был очень высоким, в невероятно длинных джинсах. Мне он показался похожим на баскетболиста – бритого и в бейсболке. «Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Я – Айаан», – вежливо сказала я, не глядя ему в глаза, и ушла за мамой.

Мама и папа остались с нами в комнате – мы с мамой сели на кровать, – и Осман Мусса стал рассказывать о Канаде, где он жил с самого детства, о беженцах и войне.

Мы не встречались взглядами. Осман смотрел на маму, стараясь заслужить ее доверие. А я временами поднимала глаза на него и изучала: то, как он говорил, как менялось его лицо, – пыталась понять, понравится ли он мне. С этим мужчиной мне предстояло разделить дом и жизнь: готовить для него, вынашивать его детей, потакать его прихотям. Но что я знала о нем? На сомалийском он говорил плохо, как будто недоучил, зато искренне.

Настоящая, глубоко верующая мусульманка помолилась бы Аллаху, чтобы он указал ей путь, дал мудрость и силы, но я не стала. Я чувствовала, что должна разобраться в этом сама. Я вспомнила о той ночи, которую провела с Махмудом, и попыталась представить Османа Муссу в таком свете. Хотела бы я лечь в постель с ним? Об этом я не могла спросить Аллаха.

Кеннеди был великодушным и нежным. Между нами вспыхнула искра, у нас было много общего. Он видел, как я мыла полы и стирала носки, и в любой ситуации любил и уважал меня. Даже с Абширом, зажатым в тиски правил, нас влекло друг к другу. Но Осман Мусса был мне совершенно чужд. Он не отталкивал меня, но и не притягивал. Мне было совершенно все равно, я не испытывала к нему никаких чувств. Кроме того, я не заметила в нем особого интереса ко мне.

Свадьба была назначена на субботу, через шесть дней.

Наша вторая встреча была более интимной. Осман Мусса и его сестра посетили наш дом, я просила Махада и Хавейю побыть с нами, помочь мне оценить этого мужчину. Мама оставила нас, пятерых молодых людей, одних. Я спросила о молитвах. Мне хотелось знать, насколько Осман Мусса религиозен. Я понимала, что должна хоть что-то выяснить о своем будущем муже, потому что, в любом случае, не могла помешать свадьбе. Он явно был знаком с учением Братства, но не был ему так предан, как Иджаабо, что было видно по его одежде. Он носил джинсы и бейсболку, но был тверд в своих убеждениях. Казалось, что в политической ситуации он разбирается гораздо лучше, чем в молитвах.

Я спросила:

– Чего вы ждете от нашего брака? Его сестра возмутилась и сказала:

– Быть может, нам лучше уйти, раз здесь задают такие вопросы?

Но Осман Мусса рассмеялся и ответил:

– Ты подаришь мне шестерых сыновей. Наш дом станет домом для всех Осман Махамуд.

Дальше он все говорил и говорил о том, как выглядят сомалийские девушки, воспитанные, как и он, в Канаде; они все настоящие шлюхи, пьют, ходят на дискотеки, не прячут себя, спят с белыми мужчинами. Они просто неуправляемы; он бы никогда не выбрал такую мать для своих детей. Ему нужна такая девушка, как я: правильно одетая, послушная, безукоризненная, да еще и дочь такого достопочтенного человека, как Хирси Маган.

Мы проверили его знание сомалийского эпоса; сами мы знали его благодаря матери; некоторые легенды были собраны прадедом братьев Абдихалин, что подогревало наше любопытство. Хуже всего было то, что он изо всех сил делал вид, будто понимает, о чем мы говорим, что умаляло его в наших глазах. Мы загадывали ему древние загадки, а он не мог на них ответить.

Мы стали говорить по-английски, полагая, что так ему будет привычнее общаться, чем на сомалийском. Хавейя спросила его, какие книги он читает. Он ответил:

– Хм… Ну, знаете, всякое разное.

Я поняла, что его английский так же плох, как и сомалийский, и что, конечно, он ничего не читал.

Я набралась смелости и попросила его снять бейсболку, что он и сделал. У меня мелькнула мысль, что я смогу влюбиться в него, если увижу его волосы. Но двадцатисемилетний Осман был лысым. В Сомали лысина ассоциируется с мудростью, но этот человек не мог похвастаться умом.

Махад заговорил о политике. Ходили слухи о мире.

– Когда мы вернемся в Сомали, чем вы будете заниматься? – спросил он.

Осман Махад ответил:

– Я, безусловно, получу правительственную должность. Я жил за границей, и я – Осман Махамуд. Единственный выход для Сомали – это Осман Махмуд у руля. Мы люди практичные, умеем руководить.

Никто из нас даже спорить не стал: этот человек – идиот. Он думал, что люди выберут Османа Махамуда; он был тупицей, пошляком и ханжой, типичнейшим представителем Братства. Помню, я подумала: «Неужели Абех действительно хочет так поступить со мной?»

Когда Осман Мусса наконец ушел, я постаралась собраться с силами и взять дело в свои руки. Я оделась и отправилась в Буру-буру, где жил отец. Когда он открыл, я сказала:

– Я не думаю, что мы с Османом Муссой подходим друг другу. Отец широко улыбнулся:

– Ты сделала такой вывод всего за один день?

– Но ты же решил за одну минуту, что мы должны пожениться. Почему же я не могу решить за один день?

– Осман Мусса – сын сына… – Отец перечислил его предков. – У него хорошая работа в Канаде, он не жует кат, опрятный, сильный, усердный. Я отдаю тебя ему, чтобы обеспечить твою безопасность. Церемония состоится в субботу, в доме Фараха Гуре. Уже купили овец и наняли qali. То, что ты против, даже не обсуждается. Мы живем в трудные времена. И конечно же ты не отвергнешь мужа, которого выбрал для тебя отец, только потому, что он не читает романов.