1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Книга 1. Апрель–июнь - Мураками Харуки

– Похоже, она очень к вам привязалась. Старушка улыбнулась:

– Эта девочка считает меня своим другом.

– Значит, с бабочками можно дружить?

– Чтобы подружиться с бабочкой, нужно сначала самой превратиться в кусочек природы. Выключить из себя человека, затаиться внутри – и представить себя деревом, травой или цветком. Это требует времени. Но если собеседник тебе открылся, дальше все случится само собой.

– А бабочкам дают имена? – с любопытством спросила Аомамэ.- Ну, как собакам или кошкам?

Хозяйка покачала головой.

– Нет, бабочкам имен не дают. Они и так отличаются друг от дружки – по виду, расцветке, орнаменту. Да и зачем имя тому, кто уходит из жизни так скоро? Эти странницы посещают наш мир совсем ненадолго. Я каждый день прихожу сюда. О чем только с ними не разговариваю! Но каждая бабочка, когда приходит ее время, пропадает куда-то бесследно. Сначала я думала, они умирают. Но сколько ни искала, мертвых бабочек не находила ни разу. Словно в воздухе растворяются, не оставляя после себя ничего. Бабочки – самые эфемерные и самые прекрасные существа на Земле. Откуда-то появляются, тихонько проживают свои крохотные жизни, не требуя почти ничего, а потом исчезают. Наверное, в какой-то другой мир… Совсем не такой, как наш.

Воздух в оранжерее, жаркий и влажный, сочился ароматом цветов. Мириады бабочек то пропадали, то вновь мельтешили перед глазами, эфемерные, точно знаки препинания в потоке чьей-то мысли без начала и без конца. Каждый раз, заходя сюда, Аомамэ утрачивала чувство времени.

Появился Тамару – с чайником и парой чашек голубого фарфора на золотом подносе. А также с двумя блюдечками – печенья и домотканых салфеток. Запах травяного чая тут же смешался с цветочным ароматом вокруг.

– Спасибо, Тамару. Дальше мы сами управимся,- сказала хозяйка.

Тамару поставил поднос на садовый столик, поклонился и без единого звука вышел. Выписав, как и в прошлый раз, виртуозное па вокруг двери. Хозяйка приоткрыла крышку чайника, убедилась по запаху, что чай заварился, и разлила напиток по чашкам. Тщательно отследив, чтобы налито было поровну.

– Может, я спрашиваю лишнее, но почему вы не завесите выход решеткой? – поинтересовалась Аомамэ.

Хозяйка подняла голову и посмотрела на Аомамэ.

– Решеткой?

– Ну да. Если на выходе приделать еще одну дверь – простую раму с мелкой решеткой,- не придется всякий раз бояться, что бабочки улетят.

Левой рукой хозяйка приподняла блюдечко, правой взяла чашку и сделала беззвучный глоток. Оценила вкус, легонько кивнула. Вернула чашку на блюдце, а блюдце на поднос. Промокнула уголки губ салфеткой, положила ее на колени. Все это заняло у нее раза в три больше времени, чем у обычного человека. Точно лесная фея, что питается росинками с листьев и трав, подумала Аомамэ.

Хозяйка чуть слышно кашлянула. И сказала:

– Решеток я не люблю.

Аомамэ ждала продолжения. Но его не последовало. То ли хозяйка не любила решетки как символ ограничения свободы, то ли она считала их неэстетичными для интерьера, то ли просто не переносила физически,- это так и осталось загадкой. Впрочем, Аомамэ не видела в том проблемы. Просто спросила, что в голову пришло.

Вслед за хозяйкой она тоже взяла свою чашку, бесшумно отпила глоток. Аомамэ не очень любила травяные чаи. Куда больше ей нравился горячий, дьявольски крепкий кофе как-нибудь после полуночи. Но в цветочной оранжерее средь бела дня такой напиток вряд ли уместен. Поэтому всякий раз, приходя сюда, она пила то же, что и хозяйка. Та предложила гостье печенье. Аомамэ попробовала. Только что приготовленное, с имбирем. До войны хозяйка воспитывалась в Англии, вспомнила Аомамэ. Старушка ела печенье осторожно, крохотными кусочками. И как можно тише, чтобы не проснулась бабочка у нее на плече.

– Пойдешь назад – Тамару передаст тебе ключ,- сказала хозяйка.- Когда закончишь дела, пришлешь обратно по почте. Все как всегда.

– Хорошо,- кивнула Аомамэ.

С полминуты они молчали. Через плотно закрытые окна оранжереи из внешнего мира не доносилось ни звука. Потревожить мирный сон бабочки ничто не могло.

– Мы не делаем ничего неправильного,- сказала хозяйка, глядя Аомамэ прямо в глаза.

Аомамэ легонько закусила нижнюю губу. И затем кивнула.

– Я знаю.

– Загляни в этот конверт,- добавила старушка. Аомамэ взяла со стола конверт, извлекла оттуда семь

поляроидных фотографий и разложила одну за другой, как зловещие карты Таро, перед антикварным чайником из голубого фарфора. На карточках изображались фрагменты обнаженного тела молодой женщины. Снято крупным планом. Спина, грудь, гениталии, бедра. И даже пятки. Не было только лица. На каждом снимке – синяки и кровоподтеки от жестоких побоев. Избивали, похоже, ремнем. Лобковые волосы сбриты, кожа в язвах, напоминающих ожоги от сигарет. Лицо Аомамэ перекосило гримасой. Подобные снимки ей доводилось видеть и раньше, но настолько ужасные – еще никогда.

– Такого ты, кажется, ни разу еще не видала? – спросила хозяйка, будто прочитав ее мысли.

Аомамэ кивнула:

– Вы, конечно, рассказывали, но вижу впервые.

– Его рук дело,- сказала хозяйка.- В трех местах переломаны ребра. На одно ухо оглохла – боюсь, что уже навсегда…

Губы хозяйки неожиданно отвердели, голос заледенел. Будто поразившись этой перемене, бабочка на ее плече проснулась, взмахнула крылышками и упорхнула неизвестно куда.

– Человек, вытворяющий такие зверства, не должен ходить по этой земле,- продолжала хозяйка.- Ни в коем случае.

Аомамэ собрала фотографии и сложила обратно в конверт.

– Или ты не согласна?

– Согласна,- ответила Аомамэ.

– Значит, мы действуем правильно,- резюмировала хозяйка.

Она поднялась с кресла и, будто пытаясь успокоиться, снова взялась за лейку. С таким видом, словно в руки ей попало оружие массового поражения. Лицо ее побледнело. Взгляд устремился куда-то в дальний угол оранжереи. Аомамэ попыталась отследить, на что именно он нацелен, но обнаружила только горшки с татарником.

– Спасибо, что пришла,- сказала хозяйка, сжимая ручку лейки.- Ты делаешь бесценную работу.

На этом, похоже, аудиенция заканчивалась. Аомамэ встала, перекинула сумку через плечо.

– Спасибо за чай,- поблагодарила она.

– Тебе спасибо,- повторила хозяйка. Аомамэ чуть заметно улыбнулась.

– Ни о чем не тревожься,- сказала хозяйка.

Ее губам наконец вернулась обычная мягкость, а глазам – теплота. Легонько пожимая руку Аомамэ, она повторила:

– Мы поступили правильно.

Аомамэ кивнула. Разговор завершался также, как и всегда. Который уж раз она повторяет все это самой себе, подумала Аомамэ. Как мантру или молитву. «Ни о чем не тревожься. Мы поступаем правильно…»

Убедившись, что вокруг нет бабочек, Аомамэ приоткрыла дверь оранжереи, вышла, затворила за собой. Позади осталась хозяйка с лейкой в руках. Воздух снаружи был свеж, обжигающе чист, пахло травой и деревьями. То был запах реального мира. Мира, где время течет как положено. И чей воздух наконец-то можно вдохнуть полной грудью.

Тамару дожидался ее у выхода, сидя в плетеном кресле. С ключом от абонентского ящика в руке.

– Закончили? – уточнил он.

– Кажется, да,- кивнула Аомамэ. Опустившись в кресло рядом, она взяла ключ и спрятала в сумочку.

С минуту они молчали, наблюдая за птицами на деревьях в саду. Ветра по-прежнему не было, и старушки ивы задумчиво свесили свои кроны, некоторые – до самой земли.

– А что с этой женщиной? – спросила Аомамэ.- Оклемалась?

– Кто? – не понял Тамару.

– Жена того парня, что помер в отеле от инсульта.

– Пока состояние неважное,- поморщился Тамару.- Никак из шока не выйдет. Почти не разговаривает. Нужно время.

– А что она за человек?

– Немного за тридцать. Детей нет. Красавица, общительная. Стильная во всех отношениях. Но этим летом купальника ей надевать, увы, не доведется. Да, наверно, и следующим. Поляроиды видела?

– Видела.

– Жуткое зрелище?