Счастливые девочки не умирают - Кнолл Джессика
– Дело в том, – замялась я, – что я хочу сходить в офис планирования семьи. За таблеткой.
– А тебе не кажется, – снисходительно усмехнулся Лиам, глядя на меня, как на дурочку, – что для таблетки немного поздновато?
– Таблетка подействует, если ее принять в течение семидесяти двух часов.
Воскресенье я просидела за домашним компьютером и прочла все об экстренной контрацепции, после чего искала инструкцию, как стереть историю поиска в браузере.
Лиам взглянул на часы, висевшие на стене позади меня.
– Тогда было около полуночи. – Он прикрыл глаза и зашевелил губами, считая в уме. – Ты еще можешь успеть.
– Да. Я собиралась зайти за таблеткой сразу же после занятий, по дороге домой. – Затаив дыхание, я ожидала, что ответит Лиам. К моему изумлению, он сказал:
– Поедем вместе.
Лиам уговорил Дейва, личного таксиста всех учеников Брэдли, нас подвезти, хотя мы могли бы поехать на поезде, и одним человеком, узнавшим о моем позоре, было бы меньше. В запасе у меня оставалось восемь часов.
Листва с деревьев уже начала облетать, и сквозь полуголые ветви мелькнул домик Артура. Машина дрогнула на гребне перед перекрестком и свернула в сторону Монтгомери-авеню. Теперь, когда Лиам, сидевший рядом с водителем, время от времени поглядывал на меня и целых два раза осведомился, как я себя чувствую, я уже не так рвалась к Артуру. В глубине души мне вдруг до смерти захотелось, чтобы мы опоздали, чтобы через месяц появился повод для беспокойства, и чтобы маленькая драма, которая нас объединила, продлилась еще немного. Как только она подойдет к концу, Лиам будет для меня потерян. Я очень хорошо это понимала.
Мы выбрались на Ланкастер-авеню и оттуда поехали по прямой. Дейв свернул направо и, проехав через парковочную площадку, остановился перед входом в клинику.
– Вы идите, а я по району покатаюсь, – сказал Дейв, разблокировав дверцы.
– Не, чувак, – занервничал Лиам, выходя из машины. – Подожди здесь.
– Ни за что, – замотал головой Дейв и взялся за рычаг коробки передач. – Всякие психи давно грозят разнести эту лавочку.
Мне показалось, что Лиам хлопнул дверцей намного сильней, чем намеревался.
Приемная была практически пуста, за исключением нескольких разрозненно сидящих женщин. Лиам уселся как можно дальше, вытирая ладони о штаны и осуждающе посматривая вокруг.
Я обратилась к администратору за стеклянной перегородкой.
– Здравствуйте. Мне не назначено, но, может, меня кто-нибудь примет?
Через прозор в нижней части перегородки администратор протянула листок.
– Заполните форму. Укажите причину обращения.
Взяв ручку из потертого пластикового стакана, я уселась рядом с Лиамом. Он заглянул в листок через мое плечо.
– Что тебе сказали?
– Что мне надо указать причину, по которой я приехала.
Я указала имя, возраст, дату рождения, адрес и поставила подпись. В графе «Причина обращения» я нацарапала: «Таблетка для прерывания беременности».
Добравшись до графы «Контактное лицо на случай чрезвычайной ситуации», я вопросительно взглянула на Лиама.
– Без проблем, – согласился он, пожав плечами, и взял у меня листок. В графе «Кем приходится пациенту» он написал – «друг».
Я встала и протянула заполненную форму администратору. Из-за слез, застлавших глаза тонкой мутной поволокой, все было как в тумане. «Друг». Это слово полоснуло меня, будто ножом, тонким, как бумага, лезвием, которым много лет спустя я мысленно вспорю живот будущему супругу.
Через четверть часа белая дверь распахнулась, и назвали мое имя. Лиам скосил на меня глаза и вскинул вверх большие пальцы рук, глупо улыбаясь, будто развлекал младенца перед прививкой. Я вымучила из себя смелую улыбку.
Вслед за медсестрой я прошла в смотровой кабинет и вскарабкалась на высокую кушетку. Еще через десять минут дверь открылась, и вошла белокурая женщина с небрежно перекинутым через шею фонендоскопом.
– Это ты Тифани? – уточнила она.
Врач взяла в руки листок с моей подписью и пробежала его глазами.
– Когда был половой акт?
– В пятницу.
– В котором часу? – Она пристально посмотрела на меня.
– Около полуночи. Кажется…
Она кивнула, сняла с шеи фонендоскоп и прижала металлическую головку к моей груди. Во время осмотра она объясняла, как действуют таблетки для предотвращения беременности.
– Они не могут прервать беременность, – дважды повторила она. – Если сперматозоид уже оплодотворил яйцеклетку, эффекта не будет.
– Вы думаете, оплодотворение уже произошло? – спросила я, и мое сердце звучно заколотилось.
– Я не могу сказать наверняка, – извиняющимся тоном ответила она. – Но чем раньше принять таблетку, тем верней она подействует. Ты пришла поздновато, но время еще есть.
Она приложила фонендоскоп к моей спине и, тихо вздохнув, попросила:
– Дыши глубже.
В другой жизни она вполне могла бы вести занятия йогой в одном из модных кварталов Бруклина.
По окончании осмотра мне велели подождать. У меня на языке вертелся один-единственный вопрос, но я не осмеливалась задать его, пока врач не взялась за ручку двери.
– Скажите… это изнасилование, если не можешь припомнить, как все произошло?
Ее губы приоткрылись, и мне показалось, что она испуганно ахнет, однако она лишь чуть слышно проговорила: «Это вне моей компетенции» и беззвучно выскользнула из кабинета.
Прошло еще несколько минут, и в кабинет вернулась бойкая медсестра, оживленность которой составляла разительный контраст с безмятежностью и спокойствием только что покинувшей кабинет женщины. В одной руке медсестра несла бутылочку с таблетками, в другой – стакан воды, а под мышкой был зажат бумажный пакет с разноцветными презервативами.
– Сейчас надо выпить шесть, – велела она, вытряхнув шесть таблеток в мою потную ладонь, и проследила, чтобы я хорошенько запила их водой. – И еще шесть ровно через двенадцать часов. Поставь будильник на четыре утра. – Она потрясла бумажным пакетом у меня перед носом. – Пользоваться презервативами легко и весело! Смотри, некоторые даже светятся в темноте!
Я взяла у нее пакет с пригоршней веселеньких, насмешливо шуршащих презервативов.
Когда я вышла в приемную, Лиама там не оказалось. Я решила, что он меня бросил, и бумажный пакетик в моей руке пропотел насквозь.
– Со мной приходил один человек, – обратилась я к администратору за стеклом. – Вы не видели, куда он делся?
– Кажется, вышел на улицу, – ответила она. За ее спиной мелькнула знакомая фигура врача. Ее белокурые волосы обвивали шею, будто мохнатая лапа.
Лиам сидел на бордюре у входа в клинику.
– Куда ты запропастился? – вскрикнула я визгливым маминым тоном.
– Я не мог больше высидеть там ни минуты. Они бы решили, что я голубой! – Он поднялся и отряхнул штаны. – Тебе дали таблетки?
Как жаль, что в ту минуту не прогремел взрыв – финальный драматический аккорд, который навсегда связал бы меня с Лиамом. Он бы увлек меня на землю, прикрывая своим телом от разлетевшихся кругом смертоносных осколков. Ни криков, ни визга – выживание вытеснило все прочие мысли и эмоции. В Брэдли я пойму одну неочевидную вещь: только находясь в безопасности, можешь кричать от страха.
Глава 7
– Я как будто на юге Франции, – сказала мама, подняв бокал.
– Это просекко, – не удержалась я.
– Ну и что? – Мама отняла бокал от губ, оставив на нем след розовой помады, яркой до неприличия.
– Просекко – итальянское вино.
– А по мне, так похоже на шампанское!
Люк рассмеялся, и к нему присоединились его родители. Он всегда так поступал, спасая нас с мамой от нас самих.
– Когда вокруг такой пейзаж, действительно можно решить, что ты на юге Франции, а не в Америке, – поддержала маму Кимберли, организатор нашей свадьбы. Мама упрямо называла ее «Ким», и Кимберли каждый раз ее поправляла. Она обвела вокруг раскрытой ладонью, и мы, следуя глазами за ее рукой, окинули взглядом задний двор Харрисонов, как будто ни разу в жизни его не видели. Ярко-зеленый газон резко обрывался на линии горизонта, сливаясь с океаном. Казалось, можно беспрепятственно протанцевать с травы прямо на воду, хотя их разделял десятиметровый обрыв, под которым расстилался пляж. К горько-соленому языку Атлантического океана вели ровно двадцать три выщербленные ступени, вкопанные в землю. Я отваживалась заходить в прохладную воду ровно по колено, пребывая в уверенности, что океан кишит белыми акулами. Люк подымал меня на смех. Он заплывал далеко, с каждым выверенным взмахом рук удаляясь от берега. Его голова покачивалась на волнах, как белокожее яблоко, когда он, выставив из воды веснушчатую руку, окликал меня. Подавив ужас, я все-таки махала в ответ, иначе он заплывал бы еще дальше, выкажи я свой страх. Если бы акула-убийца вдруг затянула его под воду, я не смогла бы броситься за ним в волны, туда, где на воде расползается кроваво-красное пятно. Не только из-за опасений за свою жизнь, но и из-за страха увидеть его искромсанную плоть, откушенную по колено ногу, окровавленные клочья мышц и колышущиеся под водой обрывки вен, почувствовать тошнотворно-сладкий смрад распотрошенного тела. Спустя четырнадцать лет меня до сих пор преследует этот запах, как будто в носовых проходах остались несколько молекул и они время от времени тревожат обонятельные рецепторы.