Счастливые девочки не умирают - Кнолл Джессика

Джессика Кнолл

Счастливые девочки не умирают

Глава 1

Я повертела нож в руках.

– А это «Шан». Он легче «Вустгофа», чувствуете?

Я тронула пальцем заостренную пяту лезвия и крепко сжала рукоять, которая быстро намокла и заскользила в руке, хотя была, по утверждению производителя, выполнена из нескользящего материала.

– По-моему, эта модель лучше прочих подходит такой…

Я подняла глаза на консультанта, приготовившись к эпитету, которым обычно награждают невысоких женщин, претендующих на худобу.

– …миниатюрной девушке, – закончил он и улыбнулся, полагая, что умело польстил. Нет чтоб сказать «стройная», «элегантная», «грациозная», – такой комплимент меня, пожалуй, обезоружил бы.

К рукояти ножа потянулась другая рука, гораздо светлее моей.

– Можно подержать?

Я снова подняла глаза – на своего жениха, стоящего рядом. Слово «жених» раздражало меня не так сильно, как следующее за ним. «Муж». Оно туго затягивало корсет, сдавливая внутренности, паникой сводило горло и заставляло сердце бешено колотиться, посылая сигнал тревоги. Я могла бы не разжимать пальцев. Легко и бесшумно всадить клинок из нержавеющей стали с никелевым покрытием (определенно, «Шан» – он мне больше понравился) прямо ему в живот. Консультант, надо полагать, лишь сдержанно ойкнет. А вот мамашка позади него, с сопливым карапузом на руках, завизжит во весь голос. Сразу видно скучающую истеричку (взрывоопасная смесь) – будет со слезами в голосе и злорадным ликованием в сердце пересказывать происшествие набежавшим репортерам.

Вечно готовая бить или бежать, я поскорей отдала нож, пока не успела нанести удар.

– Все это очень волнительно, – сказал Люк, когда мы вышли из посудного магазина на Пятьдесят девятую улицу и нас напоследок обдало ледяным воздухом из кондиционера. – Правда?

– Бокалы для красного вина мне очень понравились. – Я переплела пальцы с его пальцами, чтобы придать убедительности своим словам. Меня передергивало при мысли о «наборах». У нас неизбежно появятся шесть тарелочек для хлеба, четыре салатницы и восемь столовых тарелок, но их фарфоровое семейство никогда не пополнится и немым укором останется стоять на столе. Люк, несмотря на мои протесты, будет порываться упрятать их в буфет, но в один прекрасный день спустя много месяцев после свадьбы меня охватит непреодолимое желание поехать в центр города и ворваться, как боевая домохозяйка, в посудный магазин «Уильямс-Сонома», где мне с прискорбием сообщат, что посуду с орнаментом «Лувр» больше не выпускают.

– Зайдем в пиццерию? – предложила я.

Люк рассмеялся и ущипнул меня за бедро.

– И куда это все девается?

Моя рука, вложенная в его руку, напряглась.

– Уходит во время тренировок, наверное. Умираю с голоду! – Я соврала. Меня все еще мутило после обеда – сочного сэндвича с говядиной, необъятного, как список приглашенных на нашу свадьбу. – Пойдем в «Пэтсиз»? – как можно более непринужденно сказала я. На самом деле я давно мечтала ухватить треугольничек пиццы с толстыми тянущимися нитями белого сыра, которые приходится обрывать пальцами, стаскивая при этом кругляшок моцареллы с соседнего куска. Эта дразнящая картинка стояла у меня перед глазами с прошлого четверга, когда мы решили, что в воскресенье наконец составим список гостей. («Все спрашивают, Тиф». – «Я знаю, мам, мы этим займемся». – «До свадьбы всего пять месяцев!»)

– Я не голоден. – Люк повел плечами. – Но если тебе хочется…

Как мило с его стороны.

Держась за руки, мы пошли по Лексингтон-авеню. Из магазина «Виктория сикрет» выбегали крепконогие тетки в светлых бриджах и ортопедических туфлях, груженные новинками, которые пока еще не завезли в Миннесоту. По тротуару проносились эскадроны длинноногих барышень с Лонг-Айленда. По их медовым икрам, как побеги плюща по стволу дерева, вились тонкие ремешки сандалий. Барышни на ходу окидывали взглядом Люка, потом меня. Придраться им было не к чему. Я на славу потрудилась, чтобы стать достойной соперницей. Мы свернули налево и, не доходя до Шестидесятой улицы, свернули направо. Когда мы пересекли Третью авеню и вошли в пустой ресторан, было всего пять часов пополудни. Беззаботные ньюйоркцы еще сидели за поздним завтраком. Когда-то я была одной из них.

– Столик на террасе? – спросила администратор зала. Мы кивнули. Она подхватила две карты меню с пустующего сервированного стола и жестом пригласила следовать за ней.

– Бокал «Монтепульчано», пожалуйста.

Администратор оскорбленно вздернула бровь, наверняка подумав про себя: «Я вам не официантка!», но я лишь мило ей улыбнулась: «Я к вам со всей душой, а вы? Ай-яй-яй, как не стыдно».

– Что вам? – обратилась она к Люку.

– Стакан воды, – ответил он и, когда администратор ушла, добавил: – Не понимаю, как ты можешь пить красное вино в такую жару.

Я дернула плечом.

– Белым пиццу не запивают.

Белое приберегалось для тех вечеров, когда я чувствовала себя невесомой и привлекательной. Когда мне удавалось закрыть глаза на блюда из макарон, присутствующие в меню. Однажды для колонки в «Женском журнале» я написала такой совет: «Исследования подтверждают, что, закрывая карту меню после того, как сделан заказ, вы с большей вероятностью останетесь удовлетворены своим выбором. Поэтому без колебаний заказывайте камбалу на гриле, не то начнете пожирать глазами спагетти болоньезе». Лоло, моя начальница, подчеркнула фразу «пожирать глазами спагетти» и приписала: «Умора». Господи, я всей душой ненавижу камбалу на гриле!

– Итак, что нам осталось? – спросил Люк и откинулся на спинку стула, забросив руки за голову, будто собрался качать пресс. Кажется, он не осознавал, что эта фраза неизменно ведет к ссоре. У меня потемнело в глазах, но я поспешила унять гнев.

– Много чего. – Я принялась загибать пальцы. – Напечатать приглашения, меню, программки, гостевые карточки. Мне надо найти парикмахера, визажиста и продумать фасон платьев для подружек невесты. И еще раз обсудим свадебное путешествие – я не хочу в Дубай, вот не хочу, и всё. Знаю-знаю, – я подняла руки, прежде чем Люк успел вставить слово, – мы не можем проваляться весь отпуск на Мальдивах, пляж и пальмы быстро приедаются. Давай поедем на пару дней в Лондон или Париж?

Люк кивал с задумчивым видом. Веснушки, круглогодично обитавшие на его носу, к середине мая добирались до висков и оставались там до Дня благодарения. Мы с Люком встречались уже четыре года; с каждым годом, с каждым часом здорового, полезного активного отдыха – бег, серфинг, гольф, кайтинг – золотые веснушки на носу Люка множились, как раковые клетки. Одно время он и меня заразил нездоровой страстью к движению, эндорфинам, к жизни на полную катушку. Даже похмелье не могло лишить его бодрости. Раньше по субботам я ставила будильник на час дня, что неизменно приводило Люка в умиление. «Ты такая маленькая, спишь как сурок», – говаривал он, расталкивая меня после полудня. «Маленькая». Еще одно прилагательное, которое я не перевариваю в отношении себя. Когда меня наконец назовут худощавой?

В конце концов я рассказала ему все как есть. Мне требуется спать не меньше, чем другим людям. На самом деле, когда со стороны кажется, будто я вижу десятый сон, я не сплю. Не могу себе представить, чтобы я добровольно погрузилась в бессознательное состояние одновременно со всеми. Я засыпаю – и действительно сплю, а не лежу в полудреме, которой перебиваюсь в течение недели, – только когда из-за башни Свободы вырывается солнце, согнав меня на другой край кровати, когда сквозь сон слышно, как на кухне возится Люк, готовя омлет из белков, а соседи выясняют, чей черед выносить мусор. Когда я получаю обыденные подтверждения того, что жизнь скучна, заурядна и не может вселять страх, когда в ушах стоит неясный гул, – только тогда я могу заснуть.

– Надо каждый день заниматься чем-то одним, – заключил Люк.

– Люк, я каждый день чем-нибудь занимаюсь, и не одним, а всем сразу.