Номер 11 - Коу Джонатан

— Кто?

— Джордж Осборн. Канцлер казначейства. — На лице Даниэль не отразилось и проблеска понимания, и Вэл, вопреки намеченной линии поведения, рассмеялась: — Ох, Даниэль, от тебя точно легко обалдеть. Ты на какой планете живешь? Ты газеты читаешь хотя бы иногда?

— У меня нет на это времени.

— Надо найти. Как можно не интересоваться тем, что творится в мире?

— Я много работаю. В полседьмого утра я уже в спортзале, каждый день, без выходных. А потом до позднего вечера либо съемки, либо звукозаписывающая студия.

— Студия?

— Ага. Я певица. Этим я и хочу реально заниматься. Сейчас записываю диск, но, знаешь, нужно столько времени, чтобы разобраться с нотами и все такое. Я ведь этому не училась, вообще.

— На каком инструменте ты играешь?

— Могу сыграть «Желтую подводную лодку» на гитаре. Ну, ту старую песню «Битлз».

Вэл вдруг ощутила прилив нежности к ней. Даниэль казалась такой юной, и не только юной, но еще одинокой и уязвимой.

— Ручаюсь, тебе сейчас страшно не хватает музыки, да?

— Мне всего не хватает. Здесь ужасно. Меня постоянно заставляют быть рядом с Питом и все такое, потому что они продали журналам кучу историй о нашей великой любви, но мы друг друга не выносим. Мне здесь вообще никто не нравится. Все старые и нудные. Я хочу домой. Я скучаю по маме и папе. Скучаю по моей сестре. Но больше всего я скучаю, и его мне реально не хватает, по Цезарю, нашему боксеру.

— Как я тебя понимаю. — Вэл сочувственно погладила девушку по плечу. — Я слыхала о вашем псе, твоя мама рассказала мне за ужином в отеле. Это невероятно печально, когда умирает домашний питомец. У меня был кот Байрон, и когда он ушел от нас…

— Что? — Даниэль села, вытаращив глаза. — Ты о чем?

Вэл прижала ладонь к губам:

— О черт, ты не знала.

— С Цезарем что-то случилось? Что? Говори!

Вэл ничего не оставалось, как опечалить ее скорбным известием; выслушав, Даниэль разрыдалась. Она плакала в объятиях Вэл, и та утирала ей слезы бумажным носовым платком, который вскоре совершенно размок.

— Извини… я испачкала твой «клинекс», — первое, что сказала Даниэль, когда к ней вернулся дар речи.

— Ерунда, еще принесу. Мне такого добра не жалко. — Вэл издала смешок, утешительный, как ей хотелось думать, приободряющий. — Сейчас вернусь.

Отправляясь за платками, она оглянулась: Даниэль смотрела ей вслед, и лицо модели не было бесстрастным, как обычно. В ее детских голубых глазах было столько горя, а прелестное юное личико утопало в слезах.

— Блин! — простонала Элисон. — Вот БЛИН! Мама, долбаная ты идиотка, что ты вытворяешь? Стоило ради этого туда ехать?

Она сидела на диване, сжимая пульт с такой силой, что тот едва не треснул в ее руке. Паника охватила ее, дыхание участилось, и скоро она начала задыхаться. Не желая слушать музыку, под которую заканчивалась передача, Элисон убрала звук, встала с дивана и принялась расхаживать по комнате в надежде выровнять дыхание. По экрану беззвучно ползли телефонные номера для голосования за то, чтобы удалить из шоу кого-либо их участников. Наконец Элисон остановилась перед телевизором, выключила его, схватилась руками за голову и произнесла вслух далеко не в первый раз:

— Ох, мама, зачем ты это сделала?

Ей показали, как ее мать подвергли испытанию, заставив положить в рот огромную зеленую тварь и держать, стиснув губы, пока все вокруг стояли и смеялись, — этого эпизода было бы достаточно, чтобы доконать Элисон. Она знала, как Вэл боится насекомых. Ужас и омерзение были написаны на ее лице, но в понимании создателей программы (и, надо полагать, зрителей) гримасы Вэл лишь добавляли передаче увлекательности. Но потом, уже после этого кошмара, в самом конце… разговор между ее матерью и Даниэль. Как такое могло случиться? Что, черт подери, там вообще происходит?

После ужина Вэл обратилась к Даниэль слегка взвинченным тоном. Она попросила модель помочь с мытьем посуды и заметила, что Даниэль не слишком утруждает себя хозяйственными делами. В ответ Даниэль с обиженным видом удалилась вместе с Питом на некоторое расстояние от лагеря, где оба улеглись под деревом. Не прошло и пяти минут, как Вэл нарушила их уединение — очевидно, с намерением продолжить кухонные разборки. Их разговор на экране протекал так.

Вэл: Надеюсь, я не испортила романтическое свидание?

Даниэль: Не волнуйся. О чем ты хотела поговорить?

Вэл: О мытье посуды.

Даниэль: Да? И что? Ты не очень-то уважительна со мной в присутствии других. Понимаю, я моложе тебя, но, видишь ли, по-моему, я заслуживаю, чтобы со мной обращались…

Вэл: Эй, ты, паршивка ленивая, давай-ка оторви свою задницу и помоги наконец с посудой!

Крупным планом лицо Даниэль, она шокирована.

Вэл: Ты на какой планете живешь?

Опять крупный план Даниэль, теперь она рыдает. Вэл поворачивается, чтобы уйти.

Вэл (оглядываясь со смешком): Мне такого добра не жалко.

Крупно глаза Даниэль, она смотрит ей вслед; лицо залито слезами.

Проверить тем вечером, что там в Твиттере, у Элисон не хватило духу. Она сразу отправилась в постель, но часа два пролежала без сна, размышляя, что за дьявол вселился в ее мать, спровоцировав на вспышку беспардонной грубости и надменной жесткости; наконец она заснула и спала беспокойно. Впрочем, недолго. В шесть утра она была уже на ногах и, налив себе растворимого кофе двойной крепости, врубила компьютер.

Новости были плохими. Страшными, на самом деле. Аккаунт матери терял фолловеров, как раненый — кровь, число снизилось до 3000, а бранные сообщения поступали со скоростью четырех-пяти в минуту. В большинстве своем с хэштегом #командаДаниэль, и фанатов модели можно было понять: то, что они увидели прошлым вечером по телевизору, не могло их не взбесить.

От этих комментариев Элисон стало физически плохо, она ринулась в ванную и склонилась над унитазом, ожидая, что ее сейчас вырвет. Все обошлось, однако, сухими спазмами. После чего она с большой неохотой, исключительно из чувства дочернего долга, заставила себя вернуться к компьютеру и кое-что погуглить наскоро. На Google Images, где обычно обнаруживалось лишь немного старых рекламных фотографий и стоп-кадров с Вэл из «Топа», вывалились сотни новых снимков. Откуда они взялись и кто их так шустро загрузил? По большей части вчерашнее испытание: жуткие, гротескные крупные планы материнского лица, видна каждая пора и каждая морщинка, глаза под выпуклыми пластиковыми очками зажмурены, на лице гримаса отвращения, когда Вэл сует в рот палочника. Снимки финальных мгновений испытания — Вэл, согнувшись пополам, блюет на стол, изо ее рта извергается зеленоватая жижа, — пользовались особой популярностью. И ни Элисон, ни ее мать, ни кто-либо другой уже ничего не мог изменить. Отныне Вэл запомнят именно такой.

Гнетущая мысль, невыносимая. Наспех просмотрев новости и узнав, что, согласно свежим подсчетам голосов, ее мать стала самым непопулярным участником шоу за всю его десятилетнюю историю, Элисон снова улеглась в постель.