Бумажные города - Грин Джон

— Я не знаю, — ответил я. — Честно.

— Парень, я думал об этой девчонке. О том, что она делает: в Диснейленд, например, пробралась ночью, так? В Миссисипи поехала, оставив буквы из лапши на тарелке. Эта ее грандиозная кампания, когда она туалетной бумагой дома украсила.

— А этовы откуда знаете?

Марго организовала эту акцию два года назад, за ночь целых двести домов были обклеены ТБ. Стоит ли упоминать, что тогда меня с собой не взяли?

— Говорю же, я уже с ней работал. Так вот, парень, мне твоя помощь нужна: кто все это планирует? Кто автор всех этих безумных идей? Марго — рупор, одного ненормального хватает, чтобы все это запустить. Но придумывает кто? Кто рисует в блокнотиках чертежи, высчитывая, сколько туалетной бумаги пойдет на такую кучу домов?

— Я думаю, что все она.

— У нее может быть партнер, кто-то, кто помогает ей разрабатывать все эти грандиозные и умные схемы, может, этот тайный помощник даже не на виду у всех, в смысле, не лучшая подружка и не жених. Кто-нибудь, на кого сходу и не подумаешь, — сказал детектив.

Он вдохнул, собираясь добавить что-то еще, но я его перебил:

— Я не знаю, где она. Богом клянусь.

— Я всего лишь проверяю, парень. Но что-то ты все же знаешь, да? Давай с этого и начнем.

И я рассказал ему все. Он вызвал у меня доверие. Детектив несколько раз по ходу моего рассказа делал какие-то пометки, но без подробностей. И почему-то — из-за того что я все ему рассказал, а он меня выслушал, записывая что-то в блокнот, из-за того что родители Марго так по-уродски отреагировали на ее исчезновение — почему-то меня впервые охватил страх, что ее не будет еще долго. Когда я подошел к концу рассказа, у меня от волнения уже дыхание сбилось. Детектив какое-то время молчал. Подавшись вперед, он смотрел куда-то мне за спину, пока не увидел то, что ожидал, и только тогда заговорил.

— Слушай, парень. Вот как бывает: кто-то — как правило, девчонка — настолько свободолюбив, что не слишком ладит с родителями. Такие дети — как наполненные гелием шарики, привязанные за ниточку. И ниточка эта постоянно натянута. А потом происходит нечто такое, что она рвется, и они могут улететь. Может статься, ты этого шарика больше никогда не увидишь. Приземлится где-нибудь в Канаде или типа того, устроится официанткой в ресторане — и моргнуть не успеет, как окажется, что она подает кофе все тем же угрюмым ублюдкам вот уже тридцать лет. А может, года через три-четыре, или дня через три-четыре, ветер принесет шарик обратно — деньги понадобятся, или просто протрезвеет, или по братишке заскучает. Но, парень, ниточка эта обязательно обрывается.

— Да, но…

— Погоди, парень, я еще не закончил. Проблема с этими шариками в том, что их слишком много. В небе от них уже тесно, они летают, трутся друг о друга, и все эти шарики в итоге так или иначе оказываются на моем столе, и со временем теряешь веру. Везде эти шары, и у каждого есть мама или папа, или, не дай бог, оба, а ты через какое-то время уже в этой массе отдельные шарики и не различаешь. Смотришь на небо и видишь множество, а каждый по отдельности разглядеть не можешь. — Он снова сделал паузу, потом тяжело вздохнул, словно понял что-то. — Но иногда встречаешь какого-нибудь подростка с большими глазами и огромной копной волос, и не хочется говорить ему правду, потому что он кажется хорошим человеком. Ты ему сочувствуешь, потому что хуже туч шаров, которые вижу я,может быть только то, что видит он: голубое, безоблачное небо всего с одним шариком. Но запомни, когда ниточку перерезают, обратно ее уже не прикрепить. Понимаешь меня?

Я кивнул, хотя и не был уверен, что действительнопонял.

Он встал:

— Я все же думаю, что она скоро вернется, парень. Если тебе от этого легче станет.

Мне понравилось сравнение Марго с шариком, но, по-моему, детектив был склонен драматизировать: подумал, наверное, что я жутко переживаю, а у меня был лишь короткий приступ волнения. Я знал, что она вернется. Чуть сдуется и снова спустится в Джефферсон-парк. Так всегда бывало.

Потом мы с детективом вернулись в столовую, и он сказал, что снова хочет зайти к Шпигельманам, заглянуть в ее комнату.

Мама Марго обняла меня и сказала:

— Ты всегда был таким милым мальчиком, извини, что пришлось впутать тебя в эту идиотскую историю.

Господин Шпигельман пожал мне руку, и они ушли. Как только дверь закрылась, мой папа выдохнул:

— Ух.

— Ух, — согласилась с ним мама.

Папа обнял меня за плечи:

— Неблагоприятная ситуация, да, дружище?

— Они придурки, — сказал я.

Мои предки всегда радуются, когда я ругаюсь при них. По лицам вижу. Потому что это означает, что я им доверяю, что я могу быть самим собой с ними. Но сейчас они все равно казались какими-то печальными.

— Родители Марго переживают жесточайшие приступы нарциссизма, когда она выкидывает подобные фокусы, — объяснил мне папа.

— И это мешает им быть хорошими родителями и успешно воспитывать детей, — добавила мама.

— Придурки, — повторил я.

— Честно говоря, — ответил папа, — ты, скорее всего, прав. Ей, наверное, нужно внимание. Видит бог, я бы от него тоже не отказался, если бы мне попались такие родители.

— Когда Марго вернется, — сказала мама, — она, наверное, жутко расстроится. Ведь они ее бросают! Отказываются от нее, когда ей особенно необходимо чувствовать себя любимой.

— Может, пусть она у нас поживет, когда вернется, — предложил я и, только сказав это, осознал, насколько крута эта идея.

У мамы тоже вспыхнул взгляд, но потом она что-то такое прочла на папином лице и ответила обычным сдержанным голосом:

— Ну, мы точно будем ей рады, хотя это и вызовет определенные трудности — ведь ее родители живут по соседству. Но когда она вернется в школу, скажи ей, что мы ее приглашаем конечно же, а если она не захочет жить именно здесь, у нас есть и другие возможности, чтобы ей помочь, все можно обсудить.

Тут вышел Бен — судя по его прическе, ученые явно что-то напутали с силой притяжения.

— Мистер и миссис Джейкобсен — рад вас видеть, как всегда.

— Доброе утро, Бен. Я даже не была уверена, что ты у нас ночуешь.

— Да я и сам не был уверен. Что-то случилось?

Я рассказал ему о визите детектива и Шпигельманов и о том, что Марго теперь формально считается пропавшим без вести взрослым. Когда я закончил свой рассказ, он кивнул и ответил:

— Наверное, стоит обсудить это дело за тарелочкой горяченького «Восстания».

Я улыбнулся, и мы пошли в мою комнату. Вскоре пришел Радар, и меня тут же выгнали из команды, потому что нам предстояла сложная миссия, а я, несмотря на то что был единственным владельцем этой игры, особого успеха в ней не достиг. Я наблюдал за тем, как они ходят по кишащей упырями космической станции.

Бен сказал:

— Гоблин, Радар. Гоблин.

— Вижу.

— Иди сюда, подонок маленький. — Бен резко крутанул контроллер. — Папочка отправит тебя через Стикс на паруснике.

— Что это ты в свою ругань греческую мифологию начал вплетать? — поинтересовался я.

Радар рассмеялся, а Бен заколотил по кнопкам, вопя:

— Жри, гоблин, жри! Как Зевс сожрал Метиду!

— Я склонен думать, что она вернется к понедельнику, — сказал я. — Школу никто особо не стремится пропускать, даже Марго Рот Шпигельман. Может, она у нас до конца учебного года поживет.

Радар ответил путано, как и полагается, когда ты играешь в «Восстание»:

— Я даже не понимаю, чего она сбежала, из-за того сзади чертяка, не, чувак, лучевой пушкой его,что с этим своим поссорилась? Я-то думал, что у нее к таким склеп где, слева, что ливещам иммунитет.

— Не, — сказал я, — дело не в этом, ну, я так думаю. По крайней мере, не только в этом. Марго Орландо просто ненавидит, она называет его бумажным городом. Ну, потому что он весь фальшивый и хлипкий. Думаю, она от него просто отдохнуть решила.

Я выглянул из окна и тут же заметил, что кто-то, наверное, детектив, опустил жалюзи в комнате Марго. Но смотрел я не на жалюзи. А на наклеенный на них черно-белый постер. На снимке был изображен чуть сгорбленный мужчина, смотрящий вперед. На губе висит сигарета. На плече — гитара, а на ней выведено краской: «ЭТОТ ИНСТРУМЕНТ УБИВАЕТ ФАШИСТОВ».