День независимости - Форд Ричард

– Нет, – отвечаю я, собираясь с мыслями, – не там. Дом в Пеннс-Неке.

– Понятно. – Уголки его рта, такого дурацкого в обрамлении половинной бородки, приподнимаются в темноте. – Пеннс-Нек. Я живу в Пеннс-Неке, штат Нью-Джерси. И что это значит?

– Не знаю, – отвечаю я. – Ничего, по-моему, если вам этого не хочется.

(А вернее сказать, если того не хочет банк, или в вашем портфолио не затаилась зловещая глава 7 [17], или вас не ожидает приговор за тяжкое уголовное преступление, или вы не запаздывали множество раз с оплатой вашего «Тринитрона», или в вашем сердце не стоит искусственный клапан. Во всех этих случаях вам лучше вернуться в Вермонт.)

– Я показал вам кучу домов, Джо, – продолжаю я. – И все они вам не понравились. Не думаю, однако, что вы вправе сказать, будто я пытался навязать вам какой-то из них.

– То есть вы не лезете с советами, так? – Джо все еще сидит точно приклеенный к своему покойному креслу и явно чувствует себя в нем как на командном посту.

– Советы? Извольте, – говорю я. – Подыщите банк, который откроет вам ипотечный кредит. Проведите экспертизу фундамента. Не обещайте больше того, что сможете заплатить. Покупайте дешево, продавайте дорого. Остальное – не мое дело.

– Правильно. – И Джо ухмыляется. – Я знаю, у кого вы на жалованье.

– Вы всегда можете предложить на шесть процентов [18] меньше того, что у вас запрашивают. Это касается только вас. Мне все равно заплатят.

Джо производит еще одну основательную затяжку.

– Знаете, я люблю видеть все сверху, – говорит он. Совершенно загадочная фраза.

– И отлично, – соглашаюсь я. Воздух за моей спиной быстро остывает от ливня, холодя мне спину и шею. Грозовой фронт уже проходит над нами. Меня с головой накрывает сладкий запах дождя. Над шоссе 1 грохочет гром.

– Помните, что я сказал, когда в первый раз приехал сюда?

– Что-то о включении в реальность. Больше я ничего не помню.

Я нетерпеливо вглядываюсь сквозь сумрак в его «вьетнамки» и майларовые шорты. Не тот наряд, в каком принято осматривать дома. Украдкой бросаю взгляд на часы. Половина десятого.

– Я решил, что становиться ничем больше не буду, – сообщает Джо. – Я еще не вылетел на обочину жизни, туда, где новых открытий ждать не приходится.

– Думаю, вы слишком строги к себе, Джо. Вы же не исследованиями плазмы занимаетесь, просто пытаетесь обзавестись домом. Знаете, по моему опыту, когда начинаешь думать, что ты остановился в развитии, тут-то оно и происходит – большими скачками.

Я действительно верю в это, несмотря на Период Бытования, и собираюсь передать мою веру сыну, если, конечно, смогу до него добраться, а сейчас это представляется мне маловероятным.

– Когда я развелся, Фрэнк, и начал лепить горшки в Ист-Берке, штат Вермонт, – Джо перекрещивает короткие ножки и с видом знающего, о чем он говорит, человека поудобнее устраивается в кресле, – то и самого туманного представления о том, что делаю, не имел. Понимаете? В сущности, от меня ничего не зависело. Хотя толк из моей затеи все же вышел. То же самое случилось, когда мы сошлись с Филлис, – в какой-то день мы просто наткнулись друг на друга. А теперь от меня кое-что зависит.

– Может быть, меньше, чем вам кажется, Джо.

– He-а. На самом деле от меня зависит слишком многое. В том-то и беда.

– Я думаю, Джо, ваша уверенность в этом ошибочна. Вы слишком перенапрягались в последнее время.

– И все же, по-моему, я подошел здесь к самой грани чего-то нового. И это главное.

– Главное для чего? – спрашиваю я. – Знаете, мне кажется, дом Хаулайхена сможет заинтересовать вас.

Хаулайхен – владелец той самой недвижимости в Пеннс-Неке.

– Я же не об этом.

Он ударяет волосатыми кулаками по пластмассовым подлокотникам. Возможно, Джо подошел к самой грани большого заблуждения – к стараниям увидеть в нужде добродетель. Это уже описано в наших руководствах: клиент вдруг начинает видеть все совершенно в новом свете и полагает, что если бы это случилось с ним немного раньше, он смог бы найти путь к превеликому счастью. Впрочем (и это, разумеется, самое нелепое), его невесть почему обуревает чувство, что путь этот еще открыт для него, что прошлое именно сейчас лишилось своего всегдашнего свойства. А именно необратимости. Как ни странно, подобные иллюзии обуревают лишь тех, кто пытается купить дом в диапазоне цен от низкой до средней, и как раз от этих людей остается ждать лишь одного – неприятностей.

Джо вдруг выскакивает из кресла и, шлепая «вьетнамками», попыхивая сигаретой, пересекает темный номер мотеля, заглядывает в ванную комнату, а затем возвращается к окну, чтобы, чуть раздвинув занавески, посмотреть на ожидающую в моей машине Филлис. После чего разворачивается, точно карликовая горилла в клетке, проходит мимо телевизора в ванную комнату и выглядывает сквозь жалюзи ее мутного окошка в лежащий за убогим мотелем проулок, посреди которого торчит синий грузовой прицеп, доверху набитый белыми полихлорвиниловыми трубами, коим Джо, сдается мне, должен придавать символическое значение. Наш с ним разговор начинает отдавать беседой террориста с заложником.

– Так о чем же вы, Джо? – спрашиваю я, понимая: ему, как и всякому столкнувшемуся с необходимостью выбора человеку, требуется некая санкция, какое-нибудь одобрение извне. Симпатичный дом, который будет ему по карману и в который он влюбится с первого взгляда, мог бы стать идеальной санкцией, знаком, что сообщество соседей признает его – в единственном смысле, в каком любое сообщество признает человека, – в финансовом (хотя из соображений тактичности это именуется родством душ).

– Да о том, Баскомб, – отвечает Джо, прислонясь к дверной ручке и глядя через ванную комнату на синий прицеп (зеркало, в котором он увидел себя, когда сидел на толчке, висит, скорее всего, рядом с дверью), – что мы не смогли за целых четыре месяца купить никакого клятого дома по одной-единственной причине: я не хочу его покупать. А причина этого в том, что я не хочу завязнуть в каком-то дерьмовом существовании, выбраться из которого мне удастся только покойником.

Джо резко поворачивается ко мне – округлый, с волосатыми руками мясника и бородкой колдуна коротышка, слишком рано подошедший к краю пропасти, на дне которой лежит то, что осталось от его жизни, и потому не успевший понять, как ему жить дальше. Я рассчитывал отнюдь не на это, однако готов, как и каждый из нас, посочувствовать Джо, попавшему в положение столь неприятное.

– Это серьезное решение, Джо, – говорю я сочувственным, хочется верить, тоном. – Если вы покупаете дом, он становится вашим. Это уж наверняка.

– Собираетесь поставить на мне крест? Так, что ли? – спрашивает Джо с подловатой ухмылкой, говорящей, что он понял теперь, кто я такой – убогий кусок риелторского дерьма, интересующийся только продажными тварями. Возможно, Джо тешится идиллическими представлениями о том, как вел бы себя он сам, если бы был риелтором, какие сверхгениальные стратегии применил бы, чтобы добиться своего от хитрого, гораздого на выдумки крепкого орешка наподобие Джо Маркэма. Это еще один хорошо документированный признак: когда клиент начинает ставить себя на место риелтора, считайте, что сражение с ним наполовину выиграно.

Я, разумеется, хочу, чтобы Джо начиная с завтрашнего дня провел значительную часть, если не каждую минуту своих закатных лет в Пеннс-Неке, штат Нью-Джерси, не исключено также, что и сам он верит в такое вероятие. А значит, моя задача – не позволять ему сойти с намеченного мной пути, подстегивать «санкциями» pro tempore [19], пока он не подпишет договор о купле-продаже, после чего я смогу навьючить на Джо остаток его жизни, обвязать груз ремнями и закрепить, как седло на брыкливой кобыле. Да только дело это непростое, потому что Джо сейчас одинок и испуган, хоть никто, кроме него, в том и не виноват. И стало быть, мне остается рассчитывать лишь на умение большинства людей не чувствовать, что их принуждают, если вы просто позволяете им отстаивать (как бы глупо они это ни делали) позицию прямо противоположную той, какую они занимают на самом деле. Еще один способ творить фикцию, гласящую, что все зависит от нас.