Лили и море - Пулэн Катрин

— У нее просто дебют в профессии, — сказал один.

Все рассказывают страшные истории об инфицированных ранах, рваных конечностях, о лицах, изуродованных стальными грейферами.

— Ее не такая уж ужасная… — сказал другой.

Женщины соглашаются. Я покраснела. Я горжусь собой.

— Пора идти на берег, — сказал молодой парень с рыжими бровями, — у нас уже три дня как кончились сигареты.

— У меня их осталось предостаточно!

И я притаскиваю свой скомканный пакет. Впервые он улыбнулся. Мы решаем закурить на палубе. Мужчина выходит с нами. Шквалы ветра прижимают нас под тент. Они курят длинными, глубокими затяжками. Рыжий матрос по имени Джейсон выкурил одну сигарету и тут же закурил следующую. Он с удовольствием вздыхает. Другой вернулся. Воздух холодный. Я думаю о лицах людей на борту «Мятежного», в это время они чувствуют пронизывающий холод. Неужели они уже забыли обо мне?

— Я хочу вернуться на «Мятежный», — говорю я Джейсону Ты думаешь они будут долго держать меня в больнице?

Они не могут держать тебя. Может быть, они только сделают тебе инъекцию, дадут кое-какие таблетки, а завтра уже снова вернешься назад. «Азартный» даже может тебя доставить на «Мятежный», мы будем ловить рыбу в том же районе. И если ты останешься на земле на несколько дней, ты всегда можешь вернуться на «Млечном Пути». Это мой корабль, «Млечный Путь», я купил его прошлой зимой с моей зарплаты краболова.

Он оскалился, говоря это.

Двадцать восемь футов… Все из дерева. Скоро я пойду на рыбалку, возможно, буду ловить крабов этим летом. Брайан должен передать мне клетки.

Его голос прерывист, глаза сияют, он смотрит на море, потом поворачивается ко мне.

— Знаешь ли ты, что я, также как и ты, не отсюда. Я вырос в восточном штате Теннесси. Я решил что-то изменить в своей жизни. Однажды я собрал свою сумку и сказал: «Привет всем, я уезжаю». Я приехал сюда из-за медведей, самых больших в мире, мне понравилось. Брайан меня пригласил ловить крабов. Теперь я ничего не хочу делать, кроме как ловить рыбу.

Его глаза загораются снова, он испускает небольшое рычание — как у маленького львенка.

— Холод, ветер, волны в горле — и так в течение нескольких дней и ночей… Сражаться! Убивать рыбу!

Убивать рыбу… Я не отвечаю. Я не знаю, что сказать. Мы возвращаемся в тепло. Мужчины пошли спать. Жена шкипера ест. Наблюдатель молчит. Красивая девушка пьет чай. Они заставляют меня рассказать им о Франции.

— Мы говорим, что американцы — это большие дети, — говорю я.

Глаза Джейсона снова вспыхивают под прозрачными ресницами.

— Хотя те, кто с Аляски, самые дикие дети! — И он засмеялся, клацнув зубами, как будто собирался укусить. «Азартный» должен прибыть очень поздно ночью, — сказал он. — Я отвезу тебя в больницу. Я возьму тебе выпить Белого русского коктейля, он так хорош «У Тони»… в другой раз, мой друг. Я обещаю.

По прибытии в порт мы берем такси. Водитель филиппинец. Его черные глаза блестят в темноте.

— Рыбалка была хорошая? — спрашивает он.

Радио потрескивает в фоновом режиме: это называется для другого мира.

— Не так уж плохо, — отвечает Джейсон, — больше чем двадцать тысяч фунтов на этот раз. Но моя подруга была ранена. Она должна поехать в больницу. Там ее быстро вылечат, в ней нуждаются на борту судна.

Я улыбнулась в темноте. Мы путешествуем по городу среди огней — бары светятся. Такси въезжает между рядами высоких деревьев. Небо над нашими головами. Я сжимаю свой спальный мешок между ногами, мой бумажнику меня в руках. Я узнаю грунтовую дорогу, ведущую в помещение, туда, где мы работали на линии. Такси замедляется, поворачивает налево, мы видим белое деревянное здание на краю леса, освещенное двумя фонарями. Джейсон не против, чтобы я заплатила.

— До свидания, мой друг, — говорит он шоферу.

— Вот и вы наконец. Мы начали беспокоиться.

— Когда я смогу вернуться рыбачить?

Меня положили на стол. Две медицинские сестры долго рассматривают мою руку, ощупывают узлы в подмышках. Мне делают инъекцию антибиотиков.

— Вы полагаете, я смогу завтра отправиться в море?

Женщины улыбаются.

— Посмотрим… Давно было пора обратиться к нам. Действительно, надо было побеспокоиться. Заражение крови, от этого можно быстро умереть, вы знаете это?

— Да, я знаю. Но сколько времени вы меня собираетесь держать здесь?

— Возможно, два или три дня, — отвечает одна из медсестер.

— Скажите, это правда, что вас бросили в воду в спасательном жилете, чтобы вы добрались от одного корабля к другому? — спрашивает другая.

Включили радио. Рыбья кость хвостового плавника осталась воткнутой в кость на дюйм.

— Надо, чтобы прошла инфекция, прежде чем ее вытащить, — говорит врач.

В этот вечер я не пойду пить Белый русский. Джейсон ушел. Я одна в комнате, лежу под белыми и очень чистыми простынями. Медицинская сестра делает перфузию. Она милая и медлительная. Она приводит в порядок подушку, говорит мне, чтобы я не волновалась. Она собирается выйти.

— Когда я смогу уехать?

Она поворачивается ко мне, она не знает.

— Завтра?

— Возможно, — отвечает она.

Я засыпаю. Я думаю о «Мятежном», о людях, находящихся в его чреве, об оборотах двигателей, работающих как сердце, и о тех, кто там живет, в этом чреве и этом сердце, в бесконечном покачивании среди волн. О том, кто наблюдает. Мне холодно одной на земле. Меня оторвали от них, и вот я вдалеке от этого нереального времени, когда мы вместе ловили рыбу. Я думаю о шелесте волн, волнении, качающемся океане и о небе. Здесь все иначе, режим.

Уже наступил следующий день. Врач приходит осмотреть меня. Он пытается меня рассмешить и дает мне сигареты.

— Возьмите перфузию с собой и идите курить на улицу. Придется продержать вас немного дольше. Вы же не можете выйти отсюда с этим в руке.

— Я много не курю.

— Все же идите покурить, это вам на пользу. Это хорошо делать под черными соснами. Я предполагаю, что океан за деревьями.

Я закурила и вдруг увидела Джейсона. Как он выходит из такси, шофер которого не глушит двигатель. Джейсон держит книгу и кусок веревки, которые вручает мне.

— Вот, это для тебя… Чтобы разбираться в рыболовных узлах. У меня нет времени, чтобы подольше поговорить с тобой, «Азартный» оставляет порт в ближайшее время, и я уже опаздываю.

Однако он не отказывается от сигареты.

— Увидимся позже, я клянусь. В небольшом порту залива Собак, на третьем понтоне, на борту «Млечного Пути»… Мужайся, мой друг, твоих я предупрежу по радио. Я также скажу им, что ты скоро вернешься.

Джейсон уехал. Остались только голая дорога и высокие черные сосны. Я вернулась в свою комнату. Через окно я вижу чаек. Я легла в постель. Я жду.

Телефонный звонок нарушил тишину четырех стен. Я подняла трубку с сумасшедшей надеждой, что это будет высокий тощий парень, который проорет мне из рулевой рубки.

— Привет! — восклицаю я.

Это голос совершенно безучастного человека:

— Здравствуйте, с вами говорят из иммиграционной службы… Нам стало известно, что вы работали на борту рыболовного судна незаконно.

Я спрыгиваю с кровати, я обхожу кругом комнату, взгляд моих глаз останавливается на руке, перфузия приковывает меня к этим стенам.

— Нет, это не так, совсем не так, — пробормотала я.

Рыбак из Сиэтла смеется на другом конце.

— Не надо, никогда не надо говорить такие вещи. — Я заикаюсь, слезы душат меня, мой голос охрип.

Он извинился наконец, прежде чем повесить трубку. Я стою у окна, пока небо не потемнело. «Мятежный» не выходит на связь.

Он принес мне гамбургер, салат, небольшой сливочный торт красного цвета.

Я плачу в тишине на тортик. Меня больше не возьмут на борт «Мятежного». Я больше не спрашиваю об этом у медсестер. Я не надеюсь, что мне позволят это сделать. Они приносят мне только еду. Перфузии. Сигареты. Ночью мне холодно. Я начинаю стонать во сне.