Эрнст Сетон-Томпсон - Моя Жизнь
Я был страшно одинок в этом большом незнакомом городе.
Мне говорили, что один из моих школьных товарищей, Чарлз Броутон, поселился в Нью-Йорке несколько лет назад и неплохо устроился. Но где именно он жил - на какой улице, в каком доме, - я не знал, а узнать его адрес мне так и не удалось.
На следующий день я захватил с собой папку с рисунками и направился по издательствам в надежде найти себе работу художника-иллюстратора. Но мои мечты не осуществились. Была суббота - последний день недели, и почти все предприятия работали до двенадцати часов дня, а некоторые и вовсе не открывались.
Под вечер, когда я переходил через площадь Вашингтона, я встретил человека, который по внешнему виду - длинные волосы, борода, как у Ван-Дейка, - и по манере держаться показался мне художником.
Я остановил его и спросил:
- Простите, сэр, если я не ошибаюсь, вы художник?
- Да. Во всяком случае стараюсь быть таковым.
- Тогда скажите мне, пожалуйста, как бы вы поступили, если бы у вас был товарищ художник в Нью-Йорке и вам нужно было бы узнать, где он живет.
Незнакомец ответил:
- Все зависит от того, какой он художник, - с именем или же это еще неизвестный, начинающий.
- Да, это молодой художник, он еще учится, но в то же время уже и работает.
- В таком случае я попробовал бы узнать его адрес через Лигу молодых художников. Она находится на Двадцать третьей улице, недалеко от Шестой авеню.
- Открыто ли там по вечерам?
- Кажется, да.
Мы распрощались и разошлись в разные стороны. Несколько лет спустя я узнал, что это был один из самых знаменитых художников Нью-Йорка.
Итак, вечером я отправился по указанному адресу и нашел школу живописи. Ни одного студента я там не увидел. Сидел только швейцар у дверей. На мои расспросы о товарище он ответил:
- Броутон? Имя знакомое. Кажется, есть у нас такой молодой художник. Дайте-ка по адресной книге проверю. Так, так, вот и он - Чарлз Броутон.
- А где он живет? - с нетерпением спросил я.
- Бог его знает, где он живет. У нас только его служебный адрес: «Литографское дело Хатч и К0», это будет на Везей-стрит, в деловой части Нью-Йорка. Там много всяких предприятий. Спросите у кого-нибудь, найдете.
Мне положительно не везло. Нужно было выждать целых два дня, прежде чем идти к товарищу, - впереди было два праздника. Если бы у меня был его домашний адрес, все было бы хорошо и просто. Но что тут было делать? Я поблагодарил швейцара и пошел домой.
На обратном пути на последние тринадцать центов я купил две булки. Вернувшись в свою маленькую комнатку, я отложил одну булку на воскресенье, а другую, которую должен был съесть в понедельник, спрятал в сундук, чтобы не соблазниться и не съесть ее раньше времени.
В воскресенье я встал рано, съел половину булки на завтрак и запил ее сырой водой из фонтана на Медисон-сквер - единственного места, где можно было бесплатно напиться.
Потом, несмотря на то, что было воскресенье, я отправился на Везей-стрит, как всегда пешком.
Пройдя больше мили, я, наконец, нашел это предприятие. Но все было крепко-накрепко закрыто. Наконец, мне удалось разыскать швейцара. Он сказал мне:
- Да, я знаю Броутона, это один из наших молодых художников.
- Могу ли я его видеть?
- Сегодня его здесь нет. А живет он где-то в Джердзее, но адреса у нас нет.
- А когда его можно будет застать?
- Не раньше понедельника. Нет, что я, ведь в понедельник у нас праздник! Он будет здесь во вторник, точно.
Ничего не оставалось делать, как ждать.
В кармане у меня была половина булки, оставшаяся после завтрака, и я решил отправиться в Центральный парк, чтобы там закусить.
Я спросил полисмена, как мне туда дойти.
- Идите по Третьей авеню, а там сядете на трамвай.
Не имея ни одного цента в кармане, я не мог себе позволить такую роскошь.
- Мне хотелось бы прогуляться туда, - сказал я со смущением.
- Хорошая прогулка! - засмеялся полисмен. - Ведь это несколько миль отсюда.
- Это не беда, я люблю ходить. Дойду.
- Дело ваше. Идите во всяком случае все время на север.
Не прошло и часа, как я уже бродил по парку и ждал, когда же наступит полдень и мне можно будет съесть половину булки.
В одном месте я увидел, как дети кормили белок печеньем и орехами. Как я завидовал тогда этим зверькам!
Я заметил, как белочка забралась на колючее дерево, сорвала шишку и стала выбирать зерна.
«Дай- ка и я попробую этим полакомиться», -подумал я про себя и сорвал шишку. Это, по-видимому, было какое-то из локустовых деревьев или, быть может, кентуккское кофейное дерево. Зерна в шишках были твердые и совершенно безвкусные, есть их было невозможно.
Во вторник рано утром я снова отправился на место работы товарища. Мне сказали, что Броутон будет на раньше двенадцати часов.
Не зная, как убить время, я вышел и бродил по соседним улицам, пока не наступил полдень.
Наконец мы встретились. Я увидел перед собой высокого стройного юношу, так не похожего на нескладного подростка, которого я знал четыре года назад.
Чарлз сразу понял трудное положение, в котором я находился, и как будто невзначай сказал:
- А я как раз собирался идти позавтракать. Не пойдешь ли ты со мной?
Пойду ли я! Никогда еще в жизни еда не казалась мне такой вкусной, как тогда.
Чарлз не много говорил о себе. Он все расспрашивал меня о моих планах и намерениях. Я откровенно признался, что остался без единого цента в кармане, но что надеюсь, показав свои рисунки, убедить кого-нибудь из издателей пригласить меня на должность художника-иллюстратора.
Мы с Броутоном решили жить вместе. Сняли две соседние комнаты, приобрели кое-какое кухонное оборудование и начали вести свое незатейливое хозяйство.
К счастью, я получил в первые же дни денежный перевод от брата из Торонто.
Не теряя времени, я стал подыскивать себе работу. На одном из моих рисунков был изображен разбойник, врывающийся в подземелье. Он не обращает внимания на груды золота и серебра, а с жадностью набрасывается на коробку с сигарами. Этот рисунок произвел очень сильное впечатление на заведующего художественным отделом литографского издательства «Сакет, Вильгельм и Бециг». Мне заплатили пять долларов и просили принести еще.
Скоро Сакет, Вильгельм и Бециг спросили меня, какой оклад я хотел бы получить в должности художника-иллюстратора. Я сказал: «Сорок долларов в неделю». Они мне предложили пятнадцать. Пришлось принять эти условия.
Каждое утро в восемь часов я садился за письменный стол и рисовал, придумывая все новые и новые темы.
Как- то случайно я услышал разговор между Бецигом, заведующим художественным отделом, и коммерческим агентом фирмы.
- Если бы нам удалось раздобыть, - услышал я голос коммерческого агента, - рисунок этакого боевого ворона, приземлившегося на коробке сигар, мы заработали бы на этом деле верную тысячу, а то и больше.
Я подумал про себя:
«Лови момент, нельзя упускать такую прекрасную возможность, сама судьба дарит ее тебе».
Недолго думая, я вошел в кабинет начальника и сказал:
- Мистер Бециг, если вы разрешите мне пойти в зоологический парк и зарисовать с натуры ворона, я гарантирую вам этот заказ.
Начальник посмотрел на меня и снисходительно улыбнулся.
- Хорошо, я отпущу вас завтра утром. Когда рисунок будет готов, дайте мне знать.
В зоологическом саду я нашел красивого ворона, зарисовал его для рекламы, и скоро мы получили большой заказ.
Воспользовавшись удобным моментом, я сказал Бецигу:
- Когда мы договаривались с вами, я просил платить мне сорок долларов в неделю, вы дали мне пятнадцать, плату ученика. Не время ли теперь поговорить о повышении моей заработной платы?
- Хорошо, - ответил Бециг, - я буду платить вам двадцать долларов, пока вы не придумаете нам еще что-нибудь интересное.
Вот так и протекала моя новая жизнь - за столом в конторе весь день. А дома? С утра мы с Броутоном стряпали себе завтрак, вечером ужин. Общая сумма моих расходов не превышала пяти долларов. Я расплатился со своими долгами и начал откладывать деньги.
Вечерами я писал рассказы о животных и мечтал увидеть их напечатанными. Но писать, когда рядом с тобой живет разговорчивый товарищ, трудно.
Однажды, когда Броутон вернулся домой, после того как неделю отсутствовал, я сказал ему очень осторожно, боясь обидеть его, что мне нужно жить одному, чтобы иметь возможность писать. Хотя товарищу это и не понравилось, все же мы расстались друзьями.
В тиши вечеров я написал несколько рассказов: «Бенни и лисица», «Кролик на лыжах» и другие. Один за другим они стали появляться в разных журналах.
Наступила весна. Меня снова потянуло в прерию.
Я пошел к своему шефу и сказал, что собираюсь уехать из Нью-Йорка. Бециг был очень озадачен и спросил меня, не останусь ли я, если он будет платить мне двадцать пять долларов в неделю.
Дело было не в деньгах - прерия звала к себе, и никакие силы не могли остановить меня.