Эрнст Сетон-Томпсон - Моя Жизнь
Вот раздался жалобный крик сойки. Где-то недалеко затрещал сучок. Неизвестность становилась все тягостнее. Ясно было, что кто-то движется впереди нас. Мы нашли отпечатки огромных копыт трех великанов-лосей, которые вскачь следовали друг за другом.
Не теряя надежды, мы побежали по этим следам. Нам приходилось делать два прыжка, чтобы покрыть расстояние между двумя отпечатками копыт.
Не прошло и нескольких минут, как мы услышали вдали - бэнг! бэнг! - два выстрела.
Мы остановились и посмотрели друг другу в глаза. Было до боли досадно даже подумать, что мы сами загнали лосей под пули других охотников. Судя по раскатистому выстрелу, это стреляли индейцы: ведь двуствольное ружье - обычное их оружие. Однако мы снова пустились бежать, утешая себя мыслью, что могли и ошибиться в своих предположениях.
Вдруг меня осенила мысль: может быть, услышав выстрел, лоси только отбежали в сторону, а потом снова побежали по своей тропе? Джим согласился со мной, и мы снова, насторожившись, продолжали свой путь.
Не прошло и двух минут, как я увидел в просеке зарослей, шагах в двухстах впереди себя, огромного красно-бурого зверя: лось проламывал себе путь через кусты, устремившись прямо на нас.
Я упал в снег как подкошенный. Мой товарищ, хотя и не заметил ничего, последовал моему примеру.
Огромный бурый великан, грациозно огибая деревья, с быстротой рысака мчался через кусты прямо на нас. Голова вверх, рога загнуты назад, грива взъерошена - он олицетворял собой грозную силу.
Тысячи мыслей роились у меня в голове, когда я полз по снегу прямо на тропу лося. «Как бы не промахнуться, как бы не упустить зверя!» - все думал я.
Когда лось был уже на расстоянии сорока шагов от нас, я вскочил на ноги и закричал:
- Пора, Джим!
Бэнг, бэнг! - загремели наши ружья.
Зверь круто повернулся и помчался назад, проламывая себе путь через заросли леса.
У меня защемило сердце. Неужели он опять уйдет?
И вдруг - я не верил своим глазам - лось остановился как вкопанный на расстоянии каких-нибудь двадцати шагов от нас.
- О Сетон, не промахнись на этот раз! - услышал я умоляющий голос Джона.
Я прицелился лосю в плечо и выстрелил.
А когда лось снова умчался с неистовой быстротой, я послал ему вслед третью пулю.
С робкой надеждой, не смея верить удаче, мы направились по его тропе. И там - о радость дикаря! - на каждом шагу были следы крови.
- Теперь он наш, Джим, все равно он наш, даже если бы нам пришлось бежать до Брендона.
И мы, словно хищные звери, мчались по тропе лося, залитой кровью.
Не раз мне приходилось читать, что лось, даже со смертельной раной, мчится прочь от охотника на огромные расстояния. Я думал, что нам придется бежать за раненым зверем по меньшей мере десять миль. Но не успели мы пробежать и четырехсот ярдов, как Джим закричал мне:
- Вон он!
И на самом деле, лось лежал перед нами, подогнув под себя ноги, словно бык на пастбище.
Когда мы подошли ближе, он спокойно посмотрел на нас, повернув голову, через плечо.
- Давай-ка спустим ему кровь, - сказал Джим.
- Лучше не будем рисковать, ведь это все равно, что подойти к раненому льву.
- Тогда угостим его еще парой пуль.
Мы оба выстрелили. Лось продолжал спокойно лежать, словно пули пролетели мимо.
Мы подошли к нему спереди, оставаясь на безопасном расстоянии.
Джим хотел выстрелить еще раз, но голова лося вдруг поникла, а потом плашмя упала на землю.
Я пустил ему пулю в лоб.
Лось вытянул ноги, задрожал и притих.
Он умер.
Мы не были уверены, что добыча будет нашей: ведь индейцы могли быть на той же тропе. С этими мыслями мы вернулись к тому месту, где впервые увидели лося. На снегу не было следов крови до того момента, когда мы выстрелили. Это нас успокоило.
- Давай потянем жребий, - сказал я Джиму, - кому из нас идти в Кербери за санями, а кому оставаться сторожить лося.
- Знаешь что, Сетон? Оставайся-ка ты с лосем: ты лучше меня договоришься с индейцами, если они вдруг появятся и станут предъявлять свои права, а я пойду за санями.
Итак, я остался сторожить лося.
Сначала я рассматривал его, измерял, изучал.
По моим подсчетам, он был ростом в плечах в шесть футов три дюйма, к этому еще нужно добавить высоту гривы, то есть больше шести дюймов. Вес его, должно быть, равнялся восьмистам фунтам.
Через некоторое время я вернулся на тропу лося и стал всматриваться в следы. Мне хотелось узнать результаты каждого из наших выстрелов.
Когда я прошел некоторое расстояние, мне показалось, что кто-то пробирается по лесным зарослям. Скоро я разглядел, что это был индеец. Он быстро шел навстречу мне. Я круто повернул, чтобы вернуться к тому месту, где лежал лось, но индеец опередил меня и был там прежде, чем я успел дойти.
Индеец приветствовал меня каким-то бормотанием. Я ответил ему тем же. Его запас английских слов был невелик. Мой запас индейских - еще меньше. Мы общались главным образом при помощи знаков.
Индеец сказал:
- Лось.
Я ответил:
- Ага.
Когда мы подошли к убитому зверю, он снова сказал:
- Лось.
И стал показывать пальцем на себя и на свое ружье, давая этим понять, что это его добыча.
Я оттолкнул его, выражая свой протест. Индеец пристально посмотрел на меня и через несколько секунд продолжал мне доказывать свое. Он дал понять, что дважды стрелял, он показывал на раны зверя и на дуло моего ружья и утверждал, что раны слишком велики.
Я не растерялся и ткнул пальцем в ружье Дуфа, которое стояло тут же, у дерева. Этим я опроверг утверждение индейца.
Раза два он пробовал приблизиться к лосю, но я загораживал ему путь ружьем.
Тогда индеец поднял руки и воскликнул:
- Ваа ничи сичи! - что означает: «Нет, брат, ты очень плохой!»
Я не хотел прибегать к грубой силе, но ясно дал индейцу понять, что за своего лося постою и ни за что ему не отдам.
Тогда индеец решил переменить свою тактику и знаками предложил поделить лося.
На это я ему ответил:
- Ваа! Кауаин! - Этим, мне кажется, я сказал: «Нет, ни за что».
В конце концов я трижды положил голову на руку, потом показал на лося, описал в воздухе мучительный путь, потрогал ружье и пять раз ударил в ладоши.
На языке слов это должно было означать: «В течение трех дней я преследовал лося. Я убил его после того, как пять раз выстрелил. Он мой. А ты можешь отправляться своей дорогой».
После этого индеец выпрямился во весь рост (он был дюймов на шесть выше меня) и заявил, что он из племени сиу и что недалеко в лагере у него четыре товарища таких же сильных, как он, и что они придут сюда все вместе. Бросив последний угрожающий взгляд, индеец удалился.
Я же остался на своем сторожевом посту, с нетерпением дожидаясь возвращения Дуфа.
У меня было твердое решение - ни за что не отдавать лося, хотя бы за ним пришло и целое племя индейцев. В течение пяти часов я ходил взад и вперед, охраняя лося и скрываясь в зарослях от посторонних взглядов.
Вдруг до меня донеслось бряцание ружей, потом лай собак, и через несколько минут появился Джим с Гордоном Райтом и еще двумя товарищами. Скоро мы погрузили лося и были готовы отправиться в обратный путь, веселые и торжествующие.
В Кербери мы прибыли около семи часов.
Слух о нашей удачной охоте уже разнесся по местечку, и соседи один за другим спешили к Гордону, чтобы взглянуть на лося и поздравить нас с удачной охотой.
***
Итак, после того как я прошел по снегу триста миль, после девятнадцати дней тяжелой походной жизни я наконец выполнил клятву и убил самого великолепного зверя, который бродит в американских лесах.
Я глядел на красавца лося, превратившегося в мясную тушу ради каприза охотника, и меня начинала мучить совесть. Тогда я дал себе клятву: никогда не поднимать своего ружья против великолепного и редкого зверя американских лесов. Эту клятву я не нарушил до сих пор.
Глава XIX
Когда зима начала вступать в свои права, я снова задумался над своей судьбой.
Да, я порвал с Лондоном и со всей его жизнью. Но мне не хотелось безвыездно жить в глуши, в деревянной хижине.
Я решил ехать на восток Америки - в Нью-Йорк.
Приехал я в этот огромный город 23 ноября 1883 года.
Я никогда здесь не был и никого не знал. В кармане у меня не было даже трех долларов.
В раздумье шел я от пристани, когда вдруг увидел на фонарном столбе надпись: «Бродвей». Так вот он, знаменитый шумный Бродвей! Здесь бьет ключом жизнь Нью-Йорка.
Но мое внимание было поглощено тем, что я следил за надписями на дверях: «Сдаются комнаты». Бродвей - дорогой район, и комнаты здесь были мне не по карману. Я пошел дальше, пока не попал на улицу, которая показалась мне второразрядной. Здесь я снял комнату за два доллара в неделю. Один доллар я заплатил хозяйке вперед. После того как я отдал восемьдесят центов за доставку сундучка с пристани, у меня осталось всего девяноста центов.
![Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Рисунки автора]](/uploads/posts/books/215315/215315.jpg)