Вуди Аллен - Записки городского невротика
«Сначала я танцевала в Чикаго у Малыша Неда в клубе „Сокровище“. Нед был проницательным и предприимчивым бизнесменом, который все свои деньги сделал с помощью того, что сейчас называют воровством. Разумеется, в наше время это означало совсем другое.
Да, Нед был человеком огромного обаяния, нынче таких не встретишь. Если вы с ним не соглашались, он мог переломать вам ноги – это все знали. Он так и делал, мальчики. Сколько ног он ломал! В среднем пятнадцать-шестнадцать за неделю. Но со мной он был очень мил – видимо потому, что я всегда прямо говорила ему в лицо то, что я о нем думаю. «Нед, – сказала я ему как-то после обеда, – ты брехливый ворюга с моралью блудливого кота». Он только рассмеялся, но вечером я увидела, как он ищет в словаре значение слова «брехливый». В общем, танцевала я в Чикаго у Малыша Неда в клубе «Сокровище». Я была его лучшей исполнительницей – танцовщицей-актрисой. Другие девочки просто дрыгали ножками, а я в танце рассказывала историю. Например, про Венеру, рожденную из морской пены, – только на Бродвее и на 42-й улице, и она у меня шаталась по ночным клубам и плясала до рассвета, пока ее не хватил удар и не отнялась левая сторона лица. Печальное было зрелище, ребятки. Но я имела успех.
Однажды Малыш Нед вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Фло». (Он всегда называл меня Фло, если только не был страшно зол. Тогда он называл меня Альберт Шнейдерман – до сих пор не знаю почему. Воистину неисповедимы пути сердечные.) «Фло – сказал Нед, – выходи за меня замуж». Ну, тогда меня можно было перышком нокаутировать. Я расплакалась, как дитя. «Это серьезно, Фло, – сказал Нед. – Я очень люблю тебя. Мне трудно об этом говорить, но я хочу, чтобы ты стала матерью моих детей. А если откажешься, я тебе ноги переломаю». Ровно через два дня мы с Недом связали себя узами брака. А на третий день Нед нечаянно сплюнул вишневую косточку на шляпу Аль Капоне и после пулеметной очереди умер.
Я, разумеется, сразу разбогатела. Первым делом я купила папе с мамой ферму, о которой они мечтали всю жизнь. Они, правда, утверждали, что никогда не думали о ферме, а хотели машину и меха, но я решила это проверить. Сельская жизнь им тоже понравилась, хотя в начале сороковых отца ударило молнией и следующие шесть лет на вопрос, как его зовут, он отвечал «Подгузник». А я через три месяца разорилась. Неудачная инвестиция. По совету друзей я вложила деньги в китобойный промысел города Цинциннати.
И я стала танцевать у Большого Эда Колесо, который гнал самогон такой крепости, что его можно было пить только в противогазе. Эд платил мне три сотни в неделю за десять выступлений – по тем временам это были немалые деньги. С чаевыми я получала больше президента Гувера. А ведь он выступал по двенадцать раз в неделю. Я выходила в девять и в одиннадцать, а Гувер – в десять и в два. Гувер
был хорошим президентом, но всегда что-то мычал в уборной. Меня это приводило в бешенство. А затем как-то раз мое выступление увидел владелец клуба «Вершина» и предложил мне пять сотен в неделю. Я сразу пошла прямо к Эду. «Эд, Билл Хэллоран из „Вершины“ предложил мне пять сотен в неделю». «Фло, – ответил Эд, – если ты сумеешь выколотить из него пять сотен в неделю, я отойду в сторону». Мы пожали друг другу руки, и я побежала к Биллу Хэллорану с хорошей новостью, но несколько друзей Большого Эда успели раньше меня, и к моему приходу физическое состояние Билла резко изменилось – от него остался только пронзительный голос, доносившийся из коробки из-под сигар. Билл сказал, что решил бросить шоу-бизнес, уехать из Чикаго и обосноваться где-нибудь поближе к экватору. Так что я танцевала у Большого Эда Колесо, пока организация Аль Капоне не выкупила его дело. Я сказала «выкупила», ребята, но на самом деле Большой Аль предложил Большому Эду приличную сумму, а Эд отказался. Позже в тот же день, когда Эд ужинал в ресторане «Жаркое и отбивные», у него вдруг лопнула голова. Никто так и не узнал почему.
На сэкономленные деньги я купила бар «Три двойки»[35], и он сразу же стал самым популярным заведением в городе. Там бывали все: Бэйб Рут, Джек Демпси, Джолсон[36], Командор. Командор приходил каждый вечер. Бог ты мой, ну и пила эта лошадь! Бэйб Рут, помню, втюрился в хористочку по имени Келли Суэйн. Он настолько от нее шалел, что напрочь забывал о бейсболе и дважды обмазался маслом, вообразив себя знаменитым пловцом. «Фло, – говорил он мне, – я без ума от этой рыженькой. Но она ненавидит спорт. Я соврал, что посещаю лекции Витгенштейна, но, по-моему, она что-то заподозрила». – «Значит, ты без нее жить не можешь, Бэйб?» – спросила я. «Не могу, Фло. И это мешает сосредоточиться. Вчера я отбил четырежды и дважды сел на базу, но ведь сейчас январь, а в январе игр нет. Все это было в номере отеля. Ты можешь мне помочь?» Я обещала поговорить с Келли и на следующий день заглянула в «Золотую скотобойню», где она танцевала. «Келли, – сказала я, – наш бамбино втрескался в тебя по уши. Он знает, что ты девочка культурная, и если придешь на свидание, он бросит бейсбол и уйдет в труппу Марты Грэхэм» 37]. Келли посмотрела мне прямо в глаза. «Скажи этому недомерку, – ответила она, – что я выбралась сюда аж с водопада Чиппева вовсе не для того, чтобы завести шашни с ожиревшим правым крайним. У меня грандиозные планы». Через два года она вышла за лорда Осгуда Веллингтона Татла и стала леди Татл. Ее муж бросил дипломатическое поприще ради места стоппера в команде «Тигров». Скачущий Джо Татл. Сейчас работает учетчиком на уборке бобов во время первого урожая.
Мошенничество? Мальчики, я присутствовала при том, как Ник Грек получил свое прозвище. Был в те времена мелкий шулер по имени Джейк Грек. «Фло, – сказал Ник, подозвав меня, – я хочу быть греком». – «Извини, Ник, но ты не Грек, – ответила я. – И по законам жуликов штата Нью-Йорк это запрещено». – «Знаю, Фло, – сказал Ник, – но родители всегда хотели, чтобы меня называли Греком. Сможешь за ужином свести меня с Джейком?» – «Само собой, – говорю я, – но если он узнает, зачем ты его зовешь, то не придет». – «Постарайся, Фло, – сказал Ник. – Для меня это очень много значит».
Ну, встретились они в гриль-баре ресторана Монти, куда женщинам доступа не было, а меня пускали только потому, что Монти был моим старым другом и видел во мне не женщину или мужчину, а, как он сам выражался, «бесформенный сгусток протоплазмы». Мы заказали фирменное блюдо – ребрышки, которые Монти умел готовить так, что они по виду и по вкусу напоминали человеческие пальцы. Наконец Ник сказал: «Джейк, я хочу, чтобы меня звали Грек». Джейк побледнел. «Слушай, Ник, – ответил он, – если ты за этим меня позвал…» Да, ребятки, это был кошмар. Оба уже приняли боевую стойку.
– Вот что мы сделаем, – говорит Ник. – Сыграем. Старшая карта покажет, кого называть Греком.
– А если я выиграю? – спрашивает Джейк. – Меня ведь и так зовут Грек.
– Если выиграешь, Джейк, можешь взять телефонную книгу и выбрать себе любое имя. Плюс мои поздравления.
– Кроме шуток?
– Фло свидетель.
В зале повисло ощутимое напряжение. Принесли колоду карт, и началась игра. Нику выпала дама, и у Джейка затряслись руки. Но затем Джейк вытащил туза. Все закричали, зааплодировали, а Джейк взял телефонную книгу и выбрал себе имя Гровер Лембек. Все были счастливы, и с этого дня женщинам разрешили бывать в ресторане Монти при условии, что они умеют читать иероглифы.
Помню, как-то раз в «Уинтер-гарден» устраивали грандиозное музыкальное ревю «Звездно-полосатый сброд». В ведущие прочили Джолсона, но он отказался, потому что его хотели заставить петь «Кашу для двоих» 38], а он терпеть не мог эту песню. Там была такая строка: «Любовь – это всё, а кобыле – овес». Короче, в результате ее спел молодой и никому не известный Феликс Бромптон, которого позже арестовали в номере отеля с газетной вырезкой размером в один дюйм, изображавшей Хелен Морган. Это попало во все газеты. Ну вот, как раз вечерком заваливается ко мне в «Три двойки» Джолсон с Эдди Кантором.
– Фло, – говорит Джолсон, – я слышал, что Джордж Рафт[39] на прошлой неделе бил здесь чечетку.
– Джордж здесь никогда не был, – отвечаю я.
– Если ему можно тут плясать, – говорит Джолсон, – то я хочу тут петь.
– Ол, – говорю я, – не было здесь Джорджа.
– А ему кто-нибудь аккомпанировал на фортепиано?
– Ол, – говорю я, – если ты возьмешь хоть одну ноту, я тебя лично вышвырну.
И тут старина Джолли становится на одно колено и заводит «Ту-ту, милашка». Пока он пел, я продала заведение, и когда он закончил, там уже была китайская прачечная Уинг Хо. Джолсон мне этого так никогда и не простил, поскольку выходя споткнулся о тюк с грязным бельем.
Страничка Кугельмаса
Кугельмас, преподаватель классической словесности из Нью-Йоркского Сити-колледжа, был несчастлив уже во втором браке. Дафна просто чудовище, к тому же еще два сына-недоумка от Фло, первой жены, и он по уши в алиментах.
