Кен Кизи - Порою нестерпимо хочется...
(Потому что, если он понимает, что я могу, что мог убить его – мог бы убить его… убил бы! Точно убил бы, если бы он просто продолжал стоять на виду у Вив… как он стоял тогда на пляже в Хэллоуин… но на этот раз он не просто стоит, к моему неописуемому удивлению, Малыш дерется, пусть и после того, как она уже видела все, что было надо…)
– Ну? – спрашивает Хэнк. – Довольно? Я благодарен ему.
– По-моему, да.
– Чертовски не слабо. Пошли помоемся. (И на этот раз он дрался, зная, что его никто не спасет, зная, что его могут убить… и никто его не вытащит, кроме него самого.)
Мы возвращаемся к причалу, садимся на корточки и плещем воду себе на лица. Я лезу в лодку за альбомом с фотографией Вив и снова возвращаюсь на берег. Энди молча предлагает свой носовой платок, и мы, не говоря ни слова, по очереди вытираемся. Никто не кричит: ни с того берега, ни внутри головы, никто не топает, никто ничего не говорит… тишина.
(И когда я понял это, я отказался от своего намерения убивать его. Во-первых, потому что я уже порядком поостыл, сообразив, что отдает себе Ли в этом отчет или нет, но спровоцированная им драка вызвана не только присутствием Вив… а во-вторых, как бы ты ни был разъярен, человека не так-то легко прикончить, если этот человек намерен оказывать сопротивление.
Покончив с этим, мы моемся и идем к гаражу. У Малыша вид несколько ошарашенный от того, чем он занимался, да и у старины Энди тоже; впрочем, я думаю, и у меня не лучше; никто из нас и не подозревал, что Леланд – такой ловкий парень.
– Можешь взять джип, если хочешь, – говорю я ему. – Я останусь потолковать с Энди о пожаре на лесопилке…
– А как ты его получишь назад из города? – спрашивает Ли и тут же добавляет: – Я могу и пешком… У меня уже есть такой опыт.
– Не, – я похлопываю джип по капоту, – он еще не остыл. – Забирай. Я пошлю… кого-нибудь потом с Энди забрать его.
На это Ли ничего не отвечает – он довольно мрачно смотрит на окошко. И меня охватывает желание поерничать.
– Об одном тебя прошу – заботься о нем. Иногда он так капризничает.
– Кто? – Мне нравится так его доводить, всегда нравилось. – Ты о ком?
– О джипе. Береги его.
– Изо всех сил. – Ли смотрит на причал.
– Может, его накачать придется. – Я достаю бумажник. – Дать тебе денег?
– Нет. Все нормально. С моей зарплатой и полисом.
– Ты уверен? Напишешь, если тебе будут нужны деньги? Черкнешь?
– Обещаю.
– Энди, старик, ты не возражаешь, если мы прокатимся на другой берег, домой, – поможешь мне отмыться от крови Ли и обсудим ухмыляющихся черных котов, а?.. за бутылочкой «Джонни Уокера», что скажешь? Ну лады, Малыш; пока. Может, еще увидимся.
И мы оставляем его заводить джип, а сами возвращаемся к лодке. И я себя нормально чувствую; может, не совсем как у Христа за пазухой, потому что не так-то просто потерять жену, но явно лучше даже по сравнению со своим обычным хорошим настроением…)
Вив закрывает окно на чердаке. Несмотря на то что открыто оно было совсем недолго, рама так вымокла и разбухла, что захлопнуть его, оказывается, не так-то просто. Когда ей наконец удается это сделать, джип уже катится по дороге, а Хэнк и Энди возвращаются на лодке к дому. Когда Вив встречает их внизу, вид у Хэнка очень жизнерадостный. Она ничего не говорит о драке и не может понять, знает он, что она смотрела, или нет. Он бодро обсуждает с Энди пожар на лесопилке.
– Сильно горело? – спрашивает она Энди.
– Вполне достаточно, цыпка, вполне достаточно, – отвечает Хэнк за Энди. – Знаешь, что я собираюсь сделать?.. Я так думаю: раз уж я все равно пропустил футбол, делать нечего – танцевать не могу, пахать – слишком сыро, – скатаемся-ка мы с Энди туда.
– Хэнк! – Она обо всем догадывается, ей даже не надо спрашивать. – Ты собираешься сплавлять бревна «Ваконда Пасифик»? – Она почувствовала это сразу, как только увидела его после драки. – О, Хэнк, один?
– Хватит этих «О-Хэнк-ты-один»! Ты не догадываешься, что Энди тоже не будет сидеть сложа руки?
– Но направлять-то будешь ты один. Родной, ты же не можешь в одиночку справиться со всеми бревнами.
Она смотрит, как Хэнк раскачивает полувыбитый зуб указательным пальцем.
– Всю жизнь человек не перестает себе удивляться, в одиночку осваивая очередное дело. В общем, я бы хотел, чтобы ты… понимаешь, Ли взял джип, так что съезди за ним вместе с Энди. Зайди взглянуть на Ли в гостиницу и…
– Ли? – Она пытается поймать его взгляд, но он слишком занят своим зубом.
– Да… И скажи ему, что я послал тебя к…
– Но Ли?..
– Ты хочешь ехать или нет? А? Ну ладно. А пока тебя нет, Энди, я подготовлю нам хороший запас цепей и багров, сварю яиц… и налью большой термос кофе, потому что, я полагаю, время у нас будет горячее. Сможешь взять лодку у мамы Ольсон? Вряд ли она будет гореть желанием отдать ее на День Благодарения, особенно если пронюхает для чего…
– Ага, будет лодка…
– Молодец. Приведешь ее сам?
– Буду здесь. Учитывая скорость прилива, я буду здесь через час.
– Молодец. Ну так… – Хэнк похлопывает по животу – от неожиданности этого гулкого звука Вив вздрагивает. – Думаю, пора пошевеливаться.
– Хэнк, – она дотрагивается до его руки, – я останусь и сделаю вам завтрак, если ты…
– Нет, поезжай. Несколько яиц я и сам могу сварить. Вот… – Он вынимает бумажник и достает деньги, деля их между Энди и Вив. – Это маме Ольсон, а это… на случай, если с джипом что-нибудь случится. Ну, разбежались. Слышите? Это еще что?
До них слабо доносятся четыре размеренные ноты музыкального автогудка. Энди подходит к окну.
– Автолавка из центрального магазина Стоукса, – замечает он. – Помнишь, Ли сказал, что они будут? Поднять флажок или как?
– Старый хрен, я бы ему солью всыпал. Нет, постой, Энди; подожди минутку. Я думаю, я… Собирайтесь оба, я разберусь. – Он ухмыляется и направляется к кухне. – Цыпка, где отцовская рука?
– В морозилке, куда ты ее положил. А что?
– Может, поджарю ее себе на завтрак. А теперь чтобы духу вашего здесь не было, а я займусь делами. Мне надо дело делать: рысек стрелять, яйцами бренчать, деревья валить, землю сверлить. Увидимся через час, Энди. До свидания, Вив, цыпка. Увидимся, когда увидимся. А теперь, Христа ради, шевелитесь! Неужто я один должен все волочь на своем хребте?
Индеанка Дженни бросает свои ракушки все медленнее и медленнее. Биг Ньютон громогласно рыгает в своей постели и, не просыпаясь, еще глубже погружается в сон. Ивенрайт ждет у телефона, надеясь, что и это предсказание Дрэгера сбудется, как и предыдущие. Вив в прихожей снова влезает в огромное пончо, а сверху спускается Хэнк, неся залатанную на локтях куртку Ли.
– Похоже, Малыш забыл свою куртку. Отвези ему; в Нью-Йорке в старом макинтоше Джоби ему будет не очень-то удобно. И закутайся как следует, там начинает задувать.
Надев галоши на свои тенниски, Вив сворачивает куртку в узелок и запихивает под пончо. Взявшись за дверную ручку, она замирает, чувствуя, как дрожит дверь под напором проливного дождя. Энди безмолвно ждет рядом. Вив стоит, надеясь, что Хэнк что-нибудь скажет.
– Хэнк… – начинает она.
– Пошевеливайся, копуша, – доносится из кухни вместе с шипением жарящихся сосисок.
Она толкает дверь и выходит; она хотела поговорить с ним, но горькое веселье, сквозящее в голосе Хэнка, избавляет от необходимости даже видеть его. Даже не оборачиваясь, она прекрасно представляет себе, как он сейчас выглядит.
Горы и обнаженные камни железнодорожной насыпи на другом берегу смутно виднеются в дымке, представляясь почти плоскими, двухмерными, как на фотографии. Сначала ей это кажется очень странным, хотя она и не может понять почему. Потом она понимает: полосы дождя пересекают картинку из верхнего правого угла в левый нижний, вместо того чтобы быть направленными слева направо, как обычно. Ветер дует с востока. Восточный Ветер. Оползни в верховьях, непрерывные столкновения туч и злобные дожди пробудили старый Восточный Ветер, дремавший в своем уединенном лежбище высоко в ущельях.
Вив поднимает капюшон и торопливо спускается за Энди к лодке. Перед тем как залезть в лодку, она пытается до конца застегнуть молнию, чтобы не вымочить голову, но в застежку попадают длинные пряди ее волос. Минуту она пытается выдернуть запутавшиеся пряди своими коченеющими пальцами, сдается и залезает в лодку, оставив все как есть. «Он уже видел меня, – с грустью вспоминает она, – со спутанными волосами…»
В «Пеньке» – Ли, он уже купил себе билет. В ожидании автобуса он потягивает пиво и копается в обувной коробке с полисами. Их целая куча – надо будет оставить Тедди те, что его не касаются. Он находит полис, где в качестве наследника значится его имя, и вкладывает в альбом, нащупав там выкранную на чердаке фотографию. Совсем забыл о ней…
Альбом, хоть и был во время драки в лодке, весь забрызган грязью и кровью, но фотография ничуть не пострадала и так же хороша, как была, ей даже удалось каким-то образом открепиться от остальных бумаг – то, чего не удалось сделать мне. Я начинаю запихивать все бумаги в коробку к полисам, когда вдруг почерк на одном из конвертов задерживает мое внимание. На мгновение Ли словно выпадает из времени, прошлое и настоящее скрещиваются в его сознании, как сверкающие в утреннем тумане мечи на поединке. Это письма моей матери со дня нашего отъезда до момента ее смерти. Шурша, письма дрожат в его руках; фотография незаметно выскальзывает и опускается на пол. В тусклом свете я почти ничего не различаю. Он склоняется над первым письмом и восстанавливает слова – «Любимый Хэнк» – губами, когда подносит к глазам бледные благоухающие листочки… Будь он проклят, он не имеет права, он не имеет никакого права. Тем не менее, мне удается разобрать просьбы прислать денег, пересказы разных случаев, сентиментальности… но что меня приводит в полное бешенство – духи? – это подборка моих стихов – «Белая Лилия»? – которую, по ее словам, она забыла в автомате на Сорок второй улице. Стихи, написанные и тщательно выведенные моей рукой к дню ее рождения, слабый запах духов, белая лилия сейчас, здесь, на этих дрожащих страницах, за тысячи миль, словно сморщенные лепестки доброй старой Сорок второй, опадающие с увядшей лилии… и все это в корреспонденции моего брата! Он не имеет права, он не имеет права! мои стихи!
