Культ Ктулху (сборник) - Коллектив авторов
Телефон зазвонил сразу после того, как мы закончили трапезу. Подняв трубку, Колер узнал от оператора, что с ним желают связаться из Волверхэмптонского аэропорта – некий джентльмен, проживающий не где-нибудь, а в Аркхэме, штат Массачусетс! Уилмарт, наверняка уже забывший как Колера зовут, точно не мог питать к нам ни малейшего интереса… а учитывая репутацию моего друга как человека эксцентричного и не вполне нормального (не говоря уже о профессиональной зависти коллег), мы просто терялись в догадках, кто бы это мог быть. Впрочем, загадка разрешилась, стоило только американцу произнести пару слов.
– Мередит! – радостно воскликнул Колер в трубку. – Я пятнадцать лет вашего голоса не слыхал! Что, ради всего святого, вы делаете в Тьюксбери?.. Повидать меня? Но зачем?.. А, я понимаю… На самом деле да, но меня преследуют такие неудачи, что я с радостью отложу на время эту затею и займусь чем-нибудь новым… Мы скоро приедем. До встречи!
Повесив трубку, он вкратце пересказал мне суть беседы. Судя по всему, Джозеф Мередит, ныне глава кафедры археологии в Мискатонском университете, один из немногих друзей Колера, приехал в Англию исключительно для того, чтобы поделиться с ним интереснейшим древним иероглифическим текстом, недавно добытым во время университетской экспедиции в Египет. Его сотрудники не сумели расшифровать фрагмент многотысячелетней давности и решили обратиться к Колеру как одному из лучших в мире специалистов по древним языкам. Археолог только что прибыл в Волверхэмптонский аэропорт в Тьюксбери и просил друга приехать забрать его, чтобы мы могли как можно скорее приступить к работе над текстом. Разумеется, Колер сразу же согласился.
Когда мы встретили Мередита в аэропорту, при нем помимо багажа обнаружился еще и небольшой черный чемоданчик – профессиональный контейнер для старых пергаментов, способный защитить их от губительного воздействия времени и стихий. Уже в машине, по дороге к Колеру, Мередит рассказал нам, что он, собственно, нашел.
Этой зимой Мискатон организовал экспедицию на кое-какие египетские раскопки, где среди менее значительных археологических находок была сделана и эта – единственная среди них по-настоящему значительная. Откопали пергамент близ города Куркур, по каковой причине он и получил имя «Куркурского фрагмента». Самые компетентные лингвисты, археологи и антиквары сломали голову, пытаясь выяснить, на каком языке или диалекте он написан; версия современного или древнего варианта египетского языка была отвергнута почти сразу, а поскольку в Египет документ мог преспокойно попасть даже из таких отдаленных мест как, скажем, Индия, его тут же проверили на предмет арабского, санскрита и еще десятка живых и мертвых индийских языков. Все оказалось тщетно: пергамент был написан либо на языке невероятной древности, о котором на земле даже воспоминаний не осталось, либо вообще кодом – по совершенно необъяснимым причинам. Сам Мередит, памятуя о ланговской «Рукописи Войнич», выдвинул теорию, что язык манускрипта может быть гибридным: например, санскритские буквы (что, в общем-то, явствовало из текста) и хеттские или ассирийские слова.
Разработку этой гипотезы только начали, ибо ввиду неизвестного происхождения количество возможных комбинаций не поддавалось практически никакому исчислению. Тут Мередиту пришло в голову пустить по следу Колера – на тот случай если документ и вправду составлен на каком-нибудь редчайшем языке, известном только ему да паре других специалистов того же уровня во всем мире. Вот за этим-то он и приехал.
Колер решительно отказался везти Мередита в отель и предложил взамен собственное гостеприимство. Его многокомнатный каменный особняк, датируемый, вполне вероятно, веком XVI, использовался лишь частично и вполне мог послужить американцу временной резиденцией, а им обоим – научной лабораторией. Только ближе к вечеру мы прибыли в Севернфорд, и предложение Колера немедленно отужинать и освободить остаток дня для работы с рукописью было встречено и Мередитом, и мной с величайшим одобрением.
Это оказался поистине примечательный вечер – не столько даже нашей работой над Куркурским фрагментом, сколько неким происшествием, заставившим нас впервые осознать, что мы стали частью событий куда большего масштаба, чем вначале предполагали.
Мередит отправился спать рано, вполне оправданно сославшись на усталость после путешествия длиной в четыре тысячи миль. Конечно, мы до этого успели показать ему аномальный кристалл Колера – собственно, он сам об этом попросил, так как слышал о находке от одного из участников аравийской экспедиции, мискатонского выпускника по имени Крейг Филипс. Колер охотно сообщил коллеге все факты о своем открытии, о внезапном свечении и наших собственных неудачных попытках выяснить его происхождение и назначение. Колер среди прочего заметил, что свечение со вчерашнего дня стало явно сильнее: фосфоресцирующий шарик внутри уже приближался к диаметру в два с половиной дюйма. Мередит, совершенно естественным образом поглощенный своим собственным артефактом, уделил нашему ровно столько внимания, сколько требовала обычная вежливость, после чего немедленно попытался перевести разговор обратно на новую загадку, которую только что подал хозяину дома, можно сказать, на блюдечке. Задача оказалась не слишком сложной, учитывая, что полный отказ кристалла идти на сотрудничество уже изрядно нас обоих разозлил.
Было, наверное, уже около одиннадцати вечера, когда оно все и случилось. Колер было выдал мне Мередитов манускрипт, наказав составить ряд комбинаций из странных выцветших букв, которые позволили бы ему взломать шифр тысячелетней давности, но через некоторое время велел прекратить, заявив, что, кажется, понял основу и методику составления загадочного текста. Я в свою очередь выдвинул предложение поискать ответа на нашу собственную загадку – например, в сравнительно недавней «L’Histoire des Planetes» (1792) Лорана де Лоньеза, дабы выяснить, не разбирался ли этот современник маркиза де Сада и ла Бретона [55] еще и в древних зеленых кристаллах из Аравии. Язык де Лоньеза, полный раздражающих пунктуационных и лексических архаизмов, сильно затруднял чтение, так что через какое-то время я уже сидел над книжкой, вполовину согнувшись, непрестанно щурясь и водя головой вслед за скользящим по строчкам взглядом. Несколько часов в этом положении ввели меня в такой гипнотический транс, что я совершенно позабыл о Колере, сидящем за столом напротив. И только лишь заслышав некий шорох совсем близко от нас, я впервые за долгое время вынырнул из своей грезы и поднял глаза.
Первое, что я увидел, был другой человек – не Мередит и не Колер – чьи неопрятные одеяния и бессодержательная физиономия неоспоримо свидетельствовали о том, что род свой он ведет не откуда-нибудь, а из величайшего очага местного убожества под названием Нижний Бричестер. Как он сумел пробраться в дом – вот где была самая загадка, ибо цель его явствовала из всей манеры поведения: он направлялся прямиком к мерцающему кристаллу на столе у Колера, и в данный момент его отделяли от приза какие-то считанные ярды.
Сам Колер чудесным образом был так поглощен своими учеными штудиями, что не имел ни малейшего понятия о присутствии в библиотеке чужака, и оторвался от них с выражением досадливого раздражения, только когда я кинулся на злоумышленника и всей собственной тяжестью повалил его на пол. То ли я недооценил силы презренного негодяя, то ли переоценил собственные, но уже через несколько мгновений я лежал спиной на полу нос к носу с нападавшим, на лице которого, правда, теперь сияло выражение абсолютного ужаса. Сейчас он выглядел как человек, которым овладел внезапный приступ неконтролируемого безумия: вор вскочил на ноги и, презрев как цель своих странных поисков, так и возможность сильно пострадать физически, выбросился головой вперед из окна библиотеки. Рухнув на землю в водопаде битого стекла, он тут же взвился и прыжком скрылся в ночи. Слишком потрясенный этим спектаклем, чтобы вымолвить хоть слово, я стоял у окна и глядел на незадачливого voleur, [56] который уже успел заметить, что за ним никто не гонится, и перешел на спокойный шаг. Колер, однако, не дремал. Возникнув позади, он схватил меня за плечо.
