Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
- Ярл, ярл! - крикнул сверху Гирд. - Корабль к пристани идет!
- Что, опять Йормунреков? - Хёрдакнут состроил кислую рожу.
- Незнамо откуда, ярл!
- А ну, глянем! Гирд, вели камнеметчикам быть наготове! Снари, оставайся пока внизу!
- Но ярл...
- Нокать будешь, пиво с собой заберу!
Угроза подействовала. Снари нацедил себе кружку, взял ее в руку, просунул другую в кольцо колбасы, и приготовился таким образом коротать время. Прочие участники собрания поднялись в кухню по пристенной лестнице, Рагнхильд и Нидбьорг последними, чтоб кто ненароком не заглянул под юбки.
- Слушай, а чего это ты Снари в погребе спрятал? - несколько запоздало справилась Рагнхильд. - Он здесь вроде с конунгова ведома...
- И правда, а чего это я? Он там теперь всю колбасу сожрет. Откуда напасть принесла в круг земной этого Йормунрека с его дроттарами, из-за них от собственной тени шарахаюсь...
- А заврался-то как... Никак не меньше пол-аршина снега нам на зиму приврал. Как нашим бедным капелькам на чужбине должно икаться от такого вранья, - жена с укором посмотрела на ярла.
Хёрдакнут вполголоса возмутился:
- Наоборот, я Фьольниру не загнул ни слова. Что он не те выводы сделал, вина не моя.
- «Не те выводы?» Ты ему только в красках не нарисовал, как бедный Хельги собственную сестру увозом свез! - на глаза Рагнхильд навернулись слезы. - Иди сам смотри на свой корабль. Пошли отсюда, Нидбьорг.
Рагнхильд решительно развернулась, зашелестев густо расшитым серебряными нитями подолом темно-красного платья из тонкой шерсти, и отправилась обратно к замку, мельничихина дочка в поводу. Хёрдакнут опять засопел. Жёнины слезы неизменно побуждали его к немедленному действию, чтоб устранить их поводы, несмотря на то, что это не всегда оказывалось возможным. Сейчас, например, один повод, по крайней мере с точки зрения ярла, существовал только в воображении Рагнхильд, а со вторым - долгим отсутствием вестей от младших детей - ничего нельзя было поделать. Разве что отправиться на их поиски? Куда лучше, чем сидеть дома да поджимать мотню от каждого вороньего карканья...
Вслед за Хёрдакнутом, карлы поднялись на воротную башню внешней стены с видом на Слиен. Корабль выглядел не совсем так, словно пришел незнамо откуда. Найдись бухта, до которой от незнамо откуда идти еще примерно на тысячу рёст на восток от солнца и затем столько же на запад от луны, вот из этой бухты он, похоже, и вышел. Парус, не сотканный из шерсти, и даже не спряденный из льна по южному образцу, судя по пятнам и швам, был сшит из лошадиных шкур и расписан в три краски. Черным, красным, и белым по его пегому и вспученному ветром пузу плясали медведь, бочонок с лапками (пришельцы вряд ли встречали Ньолла, так что это, наверное, была черепаха), то ли лайка, то ли волк, длинноносая птица, полностью неопределимый зверь на задних лапах, и хитровыгнутое морское животное. Еще чуднее, обшивка самого корабля серебрилась коротким и густым тюленьим мехом наружу, а за каждый борт на двух поперечинах был вынесен поплавок, напоминавший тюленя и очертаниями. Впрочем, на относительно понятном резном форштевне под добротно вырезанными и броско раскрашенными выпученными глазами и оскалом медвежьей морды висел белый щит.
- Что камнеметчикам говорить? - спросил Гирд.
Ярл так и сяк пытался разглядеть гребцов и кормчего в зрительную трубу, но перевернутый вверх тормашками мутный вид дергался, показывая полную несуразицу - оскаленные морды, разноцветные лица, железные колеса с тонкими, как проволока, спицами, меха несуществующих в природе животных... Наконец, он сунул трубу Гирду и попытался уже невооруженным глазом взять в толк происходившее. Гнутый зверь на парусе что-то напоминал. Будь он не черно-белым, а серо-блестящим... Хёрдакнут поднес к носу болтавшегося у него на шее Сигвартова змея с телом из платины двергов, зубами из кусочков мамонтового клыка, и тироновыми130 глазами. Игрушка была непомерно тяжелой для своего крошечного размера. Ярл сравнил родовое животное с тварью, нарисованной на конских шкурах, и решил:
- Камнеметчикам отбой. Вот уж не знаю, как, но это родня.
- Сыщется ли в круге земном остров, где ты удом не потряс? - восхитился Раскульф, наблюдая за подходом обтянутого серо-пятнистыми шкурами драккара (или, в честь тюленей, сельяра?) к пристани.
Задувал небольшой нагонный ветер, так что корабль шел на Хейдабир фордевиндом. Парус из шкур был убран необычно (рея поползла вниз), но споро, когда до берега оставалось саженей с тридцать. Одновременно с кормы кто-то кинул плавучий якорь из очередной тюленьей шкуры, надутой воздухом. Поворот рулевого весла, и поплавок по правому борту заскользил вдоль причала. На него перескочили четверо, каждый в тонко выделанной лосиной ровдуге с выжженными узорами. Их черные волосы были заплетены в косы. Двое кинули в воду кранцы (на те была загублена еще пара тюленей), а их товарищи накинули на причальные сваи неприлично тонкие ремни кожаного плетения со стягивавшимися петлями на концах.
- Я сказал, камнеметчикам отбой! Лучники и копейщики, держитесь наготове!
Чуть потише, Хёрдакнут уточнил:
- Родня, она тоже разная бывает. Опускайте мост.
У пристани, через поплавок сельяра был перекинут сходень из двух жердей, соединенных гибким настилом из сплетенных крест-накрест полос вязовой коры. По нему гуськом спускались странные существа в оленьей замше, диковинных мехах, и коже. Лица первого и второго скрывали разноцветные кожаные личины, придавая им завидное сходство с морскими змеями, зачем-то отрастившими руки и ноги. За одним из змеедвуногих шел крупный, но очень миленький беленький щеночек недель пятнадцати от роду. Голову следующего чужеземца, на зависть широкоплечего, покрывал черненый бронзовый шлем наподобие медвежьей головы. К бронзе были приделаны настоящие медвежьи уши, но между ними гребнем шли перья. Из глубины оскаленной пасти с доподлинно медвежьими же клыками смотрели слегка раскосые темные глаза. За щеновладетельными морскими змеями и медведем шли двое ростом поменьше и с внешним намеком не то на тюленей, не то на северных птиц. Их широкие плоские лица покрывали разноцветные узоры. На плечах одного птицетюленя пушился воротник из чудовищных размеров выдры. Воротник неожиданно соскользнул на настил пристани, фыркнул, и прыгнул в Слиен.
За пятерыми диковинными гостями последовал непонятно как затесавшийся на сельяр дюжий малый в короткой тунике энгульсейского покроя поверх красно-белых шерстяных штанов, заправленных в юфтевые сапоги. Из мешка на спине шестого пришельца торчала голова кузнечного молота.
Когда ярл и карлы вышли с подъемного моста на причал, все шестеро любезно поклонились. Змей со щенком что-то шепнул энгульсейцу.
- Хёрдакнут ярл? - скорее для порядка осведомился кузнец. - Гости к тебе с дарами, из земли холмов на западе за морем, что Хельги Хёрдакнутссон назвал Винланд. Три вождя, два шамана, и ватага. А я Ульфберт из Глевагарда.
Несмотря на змеиные личины, двое из вождей, особенно тот, что со щенком, показались Хёрдакнуту очень, очень, очень знакомыми. Усиленно борясь с улыбкой, ярл степенно отмерил ответный поклон.
Застань вторжение Йормунрека Гуталанд полностью врасплох, вина за это уже почти совершившееся событие в значительной степени легла бы на любвеобильного и приторно чувствительного конунга гутанов. В юности тот довольно долго гостил во дворце Мено, епарха Адрамето (а для просто и ясно говорящих по-тански, ярла Драмбю), одного из двух этлавагрских поселений на южном материке, с целью усовершенствования в древнем языке. Посещение совпало по времени с не вполне приличествовавшей обычаю беременностью старшей дочери епарха. Дело скорее всего можно было разрешить вполне пристойно и даже со взаимной выгодой для Гуталанда и Этлавагра, но Реккаред по молодости настоял на менее чем очевидном объяснении событий, в силу чего оборот «Ничего не знаю, она сама забеременилась!» даже вошел в некоторые летописи. Забавно, что Мено поверил было гутанскому юнцу, списав странный случай на мелкие пакости диких богов дикого материка. Впрочем, вскоре по отбытии гутана через море на север, выяснилось, что и младшая дочь епарха беременна. Узнав об этой незадаче, старшая дочь, дотоле молчавшая, упомянула-таки Реккареда как своего соблазнителя, а за ней обо всем проговорилась и младшая дочь. После достаточно неприятных переговоров, гутан признал детей, Гуталанд выплатил Этлавагру и епарху довольно щедрое возмещение, но Мено понятным образом сохранил крайне прохладное отношение к конунгу и его способам заниматься древними языками.
Прохладой не преминул воспользоваться Йормунрек, тайно встретившийся с Мено в Акраге и таким образом разжившийся двумя десятками этлавагрских скеофоров - торговых кораблей, обычно возивших в Толаборг редкие породы дерева, орехи, и оливковое масло с юга и возвращавшихся обратно с зерном. В придачу к кораблям с гребцами, кормчими, и так далее, хитроумный сын Хакона получил самого Мено, двух его внуков, Стуго и Птуо, воспитанных в заочной нарочитой ненависти к отцу, и отряд васмулонов - этлавагрской морской пехоты смешанного происхождения. О том, кого именно этлавагрцы нашли для такого смешения на вроде бы необитаемом южном материке, ходили крайне нелестные слухи.
