Chinenkov - Po tu storonu
Положение спас въехавший во двор замка автобус, который сразу же привлёк внимание спорщиков, и они поспешили к окну.
– Как и обещал Боммер, привезли асов люфтваффе, – прошептал Мавлюдов.
– Какие красавцы! – хмыкнул дон Диего. – Неужели Мартину будет не жалко убивать их?
– Не знаю, как доктору Боммеру, а мне не жалко, – сказал Дмитрий. – Пока ещё я не принимал участия в экспериментах над людьми, а теперь попрошу включить меня в список ассистентов.
– Вот тебе раз! В тебе проснулся кровожадный ужасный зверь, молодой человек? – не упустил возможности поддеть его дон Диего. – С чего это вдруг ты решил замарать свою чистую душу убийствами других?
– Не могу объяснить, – буркнул Дмитрий угрюмо. – Вы только посмотрите на тех, кто выходит из автобуса. В новеньких мундирчиках, с наградами на груди! А я видел этих молодчиков в деле при отступлении! Как осы, они кружили над нашими головами и не щадили никого – ни солдат, ни беженцев. Не могу даже представить, сколько эти «крестоносцы» душ успели загубить.
– Им приказали, они сделали, – вздохнул Азат. – Они военные люди, и это стоит понимать.
– Понимать? – рассердился Дмитрий. – Кого, их? Как можно понять и объяснить бомбы, сбрасываемые ими на головы мирных людей? Как можно объяснить бомбёжку ими госпитальной колонны с тяжелоранеными людьми? Я видел, как умирали беспомощные раненые женщины, дети, старики… Нет, таких, как они, всех «под одну гребёнку»!
– А каково ваше мнение, профессор? – повернувшись в к Мавлюдову, спросил дон Диего.
– Я воздержусь от реплик и комментариев, – ответил Азат. – Я участвую в экспериментах не ради забавы, а ради науки, и не собираюсь отказываться от них!
– Так-так-так, впрочем, я и не сомневался, что ты такой же палач, как и садист Боммер! – ткнул его локтем в бок дон Диего. – И от брата я наслышан о твоих садистских наклонностях. Фразой «ради науки» ты, как и Боммер, прикрываешь своё гнилое нутро!
– Прикуси язык, Митрофан! – злобно рыкнул Азат, покосившись на него. – Я помню, какие ты, служа в контрразведке Семёнова, выкидывал штучки!
– Что-то я тебя не пойму, профессор, – едко улыбнулся дон Диего. – Недавно ты называл меня сыщиком, а теперь контрразведчиком?!
– Катись ты куда подальше, пройдоха, – буркнул Азат. – Лучше скажи, почему ты навязываешь нам своё присутствие?
– Я в ловушке, как и вы оба! – вздохнул дон Диего. – Мартин терпит нас до поры до времени, а когда его непонятный интерес к нам угаснет, то… В лучшем случае нас расстреляют или отравят, а в худшем… А в худшем случае нас умертвят «с пользой дела», как жертв экспериментов!
– Вас может быть, а меня нет! – сказал Азат уверенно. – Я нужен Мартину как воздух, и он крайне нуждается во мне!
– Интересно, откуда такая неподражаемая самоуверенность? – неподдельно удивился дон Диего. – Допустим, ты был ему нужен и он даже организовал твое дерзкое похищение! Но со временем его интерес к тебе пропадет! Например, когда доктору Боммеру придётся бросать всё и спешно спасать свою шкуру, думаешь, ему нужна будет тогда такая никчёмная обуза вроде тебя?
– Напрасно ты так думаешь о нём, – упрямо гнул свою линию Мавлюдов. – Мартин настолько умён и осторожен, что всегда держит про запас пути отхода. Можете мне поверить, что если запахнет жареным, он будет уже далеко отсюда.
– Хорошо, тебя не переубедить, – кивнул дон Диего, отходя от окна. – Твоя слепая вера в «порядочность» непорядочного человека просто восхитительна! – Он перевёл взгляд на Шмелёва: – А каково будет твоё мнение, молодой человек?
– У меня никакого, – ответил Дмитрий, оборачиваясь. – Я умираю от желания увидеться с отцом, но… Никак не решусь на это. Я не знаю, о чём говорить с ним, и… Я так же не знаю, как пробраться к нему незамеченным?
С минуту подумав, дон Диего расправил плечи, потянулся и сказал:
– Давай-ка я сам отведу тебя к нему, не возражаешь? Он тоже будет рад встрече со своим отпрыском.
– Ты и правда так считаешь? – уныло осведомился Дмитрий. – Он военнопленный, а я? Что мне ответить, если он задаст вопрос, как я оказался в этом дерьме?
– Расскажешь всё, как есть, – вздохнул дон Диего. – Он тебя поймёт, я знаю. А вот когда и в какое время я организую вашу встречу, сообщу отдельно, – он покосился на Мавлюдова и добавил: – Когда этого выродка не будет рядом.
2
Кузьма Малов наблюдал за выходящими из автобуса немецкими лётчиками через открытую дверь кузницы. Глядя на них, он был готов взвыть, как побитая собака. В отчаянии он схватил руками железную маслёнку и так сжал её, что она тут же смялась и потрескалась, а из образовавшихся трещин змейками заструилось смазочное масло.
«Немцы, фашисты, будьте вы прокляты, гады! – со злобой думал он. – Зашёл бы сейчас ко мне этот гад Боммер хоть на минуту! Я бы, не мешкая, вот так раздавил не маслёнку, а его голову!»
Кузьма был вне себя. «Жизнь уже не бьёт меня, а как кувалдой по наковальне молотит, – думал он в отчаянии. – Везде и во всём не везёт фатально. Я даже убить себя не смог, растяпа… Явился кто-то из ниоткуда и вытащил меня из петли!
Кто бы мог подумать, что я превращусь в такое жалкое ничтожество, – вздохнул он, погружаясь в воспоминания. – Никто и никогда не смел помыкать мной раньше, когда-то давно, когда я жил не тужил и с гордостью носил мундир судебного пристава. А потом произошла революция, её сменила Гражданская война, и всё закрутилось кувырком… Жизнь уже тогда сломала и раздавила меня! Я не мог радоваться, когда радовались все вокруг, я не мог отстаивать свою правоту даже в тех случаях, когда был прав. Да, я ничего не мог… И почему я не уехал за границу с Митрофаном Бурматовым? А ведь он настойчиво звал меня с собой… А потом? Что меня дёрнуло вступать в партию? Перестал бояться или устал бояться? Понадеялся, что прошло много времени, и… Откуда-то выполз этот чёрт Мавлюдов, а затем… эти двое аферистов… Все черти из ада. Они как хотели вертели мной, а я… Каким-то чудом избежав лагерей, я ушёл на фронт. А потом плен и концлагеря. Из полымя да в пламя. И снова жизнь придавила меня, да так крепко, что и в страшных снах никогда не снилось. Кто я теперь? Трус и предатель! Хоть и не по своей воле, но сотрудничаю с фашистами, а почему? Боюсь умереть? Сам не знаю. Я сломлен морально, я вынужден терпеть палачей, ставящих чудовищные опыты на людях, я вынужден работать на них и даже униженно здороваться с ними. По-хорошему надо бы схватить этого ублюдка Боммера за горло, сдавить его, и…»
Поток его мыслей вдруг переключился на Митрофана Бурматова. Кузьма уже в который раз вспомнил их мимолётную встречу на заводе. «А вот Митрофану, видимо, всё равно, где жить и кому служить, – подумал он с горечью. – Он как был скользким человечишкой, таковым и остался. Кто бы мог подумать, что мы встретимся с ним спустя двадцать лет и где? А выглядел он прилично, как настоящий капиталист! Не окликнул бы он меня, я бы и не узнал его. Интересно, где он сейчас? Наверное, не бедствует. Не смог, видимо, промотать то огромное состояние, которое, как снежный ком, свалилось на его голову. И теперь…»
Кузьма предавался горьким размышлениям до позднего вечера. Из кузницы он никуда не выходил, подчиняясь существующему в стенах замка запрету. После гибели военнопленных барак закрыли. Продукты и воду раз в сутки приносила симпатичная мулатка, и он был вынужден…
Отчётливо услышав металлический щелчок, он встряхнулся и обернулся. Никого. Кузьма зажмурился и провёл по лицу ладонями. «Наверное, начинаю сходить с ума, – подумал он, массируя пальцами виски. – Если я сейчас открою глаза и увижу кого-нибудь перед собой, значит я…»
Металлический щелчок повторился. Кузьма открыл глаза, и мурашки поползли по телу. Он увидел двух мужчин, стоявших перед ним и далеко не похожих на привидения…
*
Мавлюдов в крайнем раздражении вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– Ну вот, мы остались вдвоём! – рассмеялся дон Диего и озорно подмигнул растерявшемуся Шмелёву. – Что ж, невелика потеря, – добавил он. – Кума с возу, кобыле легче!
– Вы не слишком-то вежливы с ним, – упрекнул его Дмитрий. – Профессор Мавлюдов посчитал себя униженным, вот и ушёл.
– Ну и пусть катится, скатертью дорога, – продолжал сыпать русскими пословицами дон Диего. – Видимо, с моим братцем они так же грызлись, как кошка с собакой. Зная Митрофана, я уверен, что тот не давал ему спуску!
– С вами всё ясно, – вздохнул Дмитрий. – Но что он про меня подумает? Мы ведь отлично ладили с ним, пока вы не появились.
Дон Диего развёл руками.
– Я не знаю, каким надо обладать терпением, чтобы находить общий язык с таким занудой, – сказал он. – Я ни разу не видел улыбки на его лице и тем более не слышал от него доброго слова! Это не человек, а сгусток негатива… Ничего ему не нравится и всё не по нём! Держался бы ты от него подальше, Дмитрий! Поверь, он предаст тебя при первом же удобном случае, и дружба с ним ни приведёт тебя ни к чему хорошему!