User - i cf85044c3a33e6c4
— Он пришел рано утром и не выходил оттуда ни на минуту. Он там просто сидит, даже
кофе не просит. У вас есть очень уважительная причина зайти и… и вы мне должны. — О да, я
понимаю о чем она. Раньше у нее болела голова из-за меня. Краснею еще сильнее. Ладно, если
мне предначертано зайти и увидеть голую задницу Йол верхом на Картере, пусть оно и будет
так, может хоть от романтической чепухи избавлюсь.
— После этого, мисс Адамс, должны мне будете вы.
— Я согласна, только идите. — С готовностью кивает секретарша. — И вот, — протягивает
мне она целую кипу документов. — Если он все это не подпишет как можно быстрее,
пригрозите уволиться. Со мной такой номер не работает, ректор уверен, что я и умру за этим
столом, но вас он послушает обязательно.
А стопка впечатляет, я ее чудом не роняю. Главное — дойти до двери, а потом можно будет
этой кипой бумаг хлопнуть по голове Йол.
— Кто-нибудь мне дверь откроет? — рявкаю я на бестолково хихикающих студентов.
Разумеется, энтузиастов море, кому ж не хочется подсмотреть, чем это ректор занимается… Но
фигу вам, а не хлеба и зрелищ. Сидит Картер перед компьютером, а надрываются одни лишь
колонки.
— Мисс Адамс передала, что если ты это не подпишешь, то я должна уволиться, — сообщаю я,
скрывая облегчение. Пусть лучше смотрит порно, чем участвует.
— Дверь закрыли! — рявкает Картер на студентов. Ее захлопывают с таким энтузиазмом,
что меня чуть волной не сносит, а бумаги опасно накреняются. Однако, шушуканье за дверью
не прекращается. Впрочем, стоны тоже.
Документы, к счастью, Картер у меня забирает. Мудрое решение, еще парочка шагов, и они
бы разлетелись по всему кабинету.
— И вот коды, — протягиваю я флэшку, как только он кладет бумаги на стол. Последние
секунд двадцать, кстати, стонов не было, но как только я подхожу ближе, колонка начинает
чуть не подпрыгивать от новых воплей. Спорю, я красная, точно помидор. — Ты не мог бы
выключить? — даже не пытаюсь скрыть смущение. Мы же, вроде, на работе.
— А смысл? От того, что выключаешь телевизор, прямой эфир не прекращается, — смакуя
каждое слово, тянет Картер. И, главное, смотрит так на меня, будто я должна по-особенному
отреагировать.
— Какой прямой эфир? — тупо переспрашиваю я.
— Каждый раз поражаюсь тому, какое чудесное чувство юмора у нашего возраста.
Возмездие ждет каждого.
Я совершенно ничего не понимаю. О чем он вообще говорит? Бросаю взгляд в сторону
монитора, но вижу только странный серый угол. Дьявол, это же видео с одной из камер
университета!
— Конелл, уверяю, тебе безумно понравится. Присаживайся, не стесняйся.
Разумеется, я не сажусь, но любопытство побеждает, поэтому обхожу стол и заглядываю
прямо в экран. И… невозмутимость сохранить не удается.
— Охренеть! — выкрикиваю я быстрее, чем успеваю понять, что творю, и медленно
опускаюсь в кресло Картера. — Это же, это же…
— Тише… Или ты хочешь, чтобы каждый узнал этот крошечный секрет для двоих? —
хмыкает Шон.
— Уже как минимум для четверых! — отвечаю я потрясенно, не могу перестать ошалело
пялиться на Хелен Амберт, которая удивительно проворно скачет верхом на студенте в той
самой комнатке с суперкомпьютером, откуда, как я теперь понимаю, у Картера с наших с ним
времен остался не один десяток хоум-видео.
Хелен Амберт. Хелен, черт ее дери, Амберт! Девушка, которая чуть ли не на глазах у
всего университета переспала с Картером, заняв мое место, теперь сама стала «преподавать»
тем же способом. Это так гадко и мерзко. Я никогда не понимала, насколько нездоровыми
кажутся со стороны подобные отношения. Ничего удивительного, что у нас с Шоном ничего не
получилось, оно просто не могло получиться. Выглядит как бессознательный рефлекс
доминирования и им и является. Что-то вроде «я могу, и тебе нечего возразить».
Но хуже всего то, что в природе происходящего также лежит отчаяние. В наше время, когда
все пропадают в сети и на работе, найти того единственного, нужного как воздух, невероятно
сложно. Видимо, Хелен начала искать себе попутчиков, пользуясь моделью поведения Шона.
Как он назвал это? Возмездие? Неужели мы и правда впитываем как губки все, что видели
годами, а потом используем полученные знания применительно к себе, потому что других
вариантов уже не видим? Не об этом ли говорил мне Лайонел? Я слишком долго играла по
правилам Шона, чтобы легко абстрагироваться от него и подстроиться под другого человека, я
предпочитаю прогибать людей удобным мне образом, но не все на это согласны…
Одна лишь мысль в конечном счете оказаться на столе вместе со студентом вроде Каддини
или МакКензи (который вполне себе счастлив сейчас наедине с Хелен), вызывает у меня
рвотный рефлекс, это определенно не мое, но есть и другие аспекты. За прошедшие годы я в
корне пересмотрела взгляды на многие вещи… и, в итоге, путем проб и ошибок поняла, что, как
ни странно, чувство комфорта мне дарит именно он — Шон Картер. Тот, у кого я пытаюсь
искать утешение, когда весь мой мир разваливается на части, когда умирает Керри, когда на
волоске висит будущее родителей, да и собственное — ведь уехала же я в Сидней по первому
зову.
Так когда это случилось? Как я ухитрилась так далеко впустить в свою душу человека,
который некогда выкорчевал и вытоптал все в ней? Не знаю, но, дьявол, какая разница? Не
думаю, что есть обратный путь. Вода обтачивает камень долго и безвозвратно, невозможно
взглянуть на него и не понять, насколько некогда они были близки. Я была подружкой ректора
безумно давно, но сегодня студенты подумали, что в кабинете с Шоном именно я… Это
означает, что мы очевидны.
Кажется, Картер мне что-то говорит, но я его не слышу, встаю из кресла и, не оборачиваясь,
выхожу из кабинета. Звоню на кафедру, прошу отменить все сегодняшние занятия и покидаю
кампус. Я еду домой. Собирать вещи.
Глава 21. Рекогносцировка
Я останавливаю машину около дома Шона, прямо напротив окон, чтобы ее было видно.
Дожидаюсь, когда откроется дверь. Картер выходит на крылечко с чашкой кофе в руках, как
есть, и прислоняется плечом к дверному косяку. Просто стоит и смотрит. Молчит, ждет моих
действий. По возможности невозмутимо вылезаю из машины, открываю багажник и достаю
оттуда чемодан. Заказывали? Получайте. Теперь ход за Картером. Он может меня отвергнуть
или унизить, но это лучше, чем даже на фасад не решиться. Медленно и неторопливо, так же
бесстрастно, как я, Картер спускается по ступенькам крыльца, приближается, молча вручает
чашку и подхватывает тяжелый чемодан. Чтобы скрыть облегчение, делаю глоток кофе. Он не
такой, как я люблю. Горький, чуть подслащенный эспрессо. Мы не говорим друг другу ни
слова, но нужно ли? Мой чемодан в его доме, а я на его кухне мою его чашку. Вторжение не
менее интимное, нежели повсеместно воспеваемый секс…
Однако спокойствие наэлектризованное, выжидательное. Внешне тихо-тихо, но сладкое
предвкушение уже завязывает все внутри узлом. И я не ошибаюсь. Руки Шона обхватывают
мою талию, разворачивают, запрокидывают голову для поцелуя. Я повисаю в них, точно
безвольная марионетка, в которую вдохнуть жизнь могут только его губы. Пытаюсь привстать
на цыпочки, чтобы дотянуться и стать еще ближе, но не выходит, вместо этого я оказываюсь
сидящей на разделочном столе и забираюсь руками под его одежду, ударяюсь головой о шкаф,
но даже не замечаю. В попытке разместить нас обоих удобнее, Картер опрокидывает на пол
кофемашину, но у меня даже жалости для нее не находится. Я занята тем, что стараюсь
расстегнуть ремень его брюк. Черт возьми, я не просто так надела юбку, чувствовала, что в
порыве безумия будет не до стриптиза… Он не нежен и не ласков, выдержки просто не
осталось, и между шкафами и холодильником так мало места, что голову не откинуть, не
разорвать зрительный контакт. Шон будто наказывает меня за все то время, что я упрямилась и
отказывалась сдаваться, не позволяет ничего придержать или спрятать. И даже вслух говорить
не нужно, правильные слова сквозят в каждом взгляде и жесте: не уйдешь, не отпущу;
возможно, никогда…
Лежа в неудобной позе на столешнице, пытаясь оправиться от ран, нанесенных
безжалостной откровенностью, я смотрю на пол, на пластиковые обломки кофемашины и
сожалею.
— Я ее любила, — хрипло говорю я. — Не представляю, как в твоем доме жить без кофе.