Александр Янов - Россия и Европа- т.2
Глава седьмая Национальная идея
и интересы Я не знаю, почему Александр
Блок назвал девятнадцатый век «железным».2 Может быть потому, что гимназические преподаватели истории неизменно ставили ему неуд, когда он пытался объяснить какой-нибудь поступок исторического деятеля сердечным порывом или идейным убеждением. Так или иначе, в конце «железного века» уже как-то само собою разумелось, что исторические события объясняются не эфемерными идеями, но жесткими материальными интересами — будь то классов или государств. Одним из тех, кто нес ответственность за эту безусловную победу «материалистического объяснения истории» был Г.В. Плеханов. Он жестоко высмеял бесконечно наивный, как ему казалось, взгляд философов Просвещения, что c'est opinion qui gouverne le mond, то бишь что миром управляют мнения.
Постулат, что сами «мнения людей определяются их интересами», казался Плеханову неопровержимым.3То простое соображение, что эти интересы могут быть действительными или мнимыми и что различие между ними определяется именно идеями («мнениями»), никогда не приходило ему в голову. В 1930-е другой марксист Антонио Грамши попытался исправить эту ставшую со времен Плеханова ортодоксальной ошибку, предложив учение об «идеях-гегемонах», управляющих судьбами обществ.4 Но мнение Грамши осталось достоянием лишь немногих марксистских сектантов.
Александр Блок. Полное собрание стихотворений в двух томах, М., 1945, т. 1, с. 535.
Г.В. Плеханов. Сочинения, М.-Л., 1925л. 7, с. 65.
Идеи
«
Георгии Валентинович I Плеханов I
* «Selections from the Prison Notebooks of Antonio Gramsci», NY, 1995.
Материалистическое объяснение истории продолжало свое победоносное шествие по миру.
Противоположное мнение встречается в наши дни преимущественно как случайные обмолвки. Вот говорят люди о чем-то, не имеющем ни малейшего отношения к старому спору, и вдруг неожиданно для самих себя и обмолвятся о своих предпочтениях. Замечательно при этом, что одни и те же предпочтения высказывают люди совершенно различных убеждений. Вот лишь несколько примеров.
Александр Адамский, либерал из либералов, комментируя в газете «Время МН» проблемы современного образования, заметил вдруг между делом, что «именно идеалы равенства и братства, стремление дать народу России, прежде всего рабочему классу и трудовому крестьянству, равные права и разделить все богатства, нажитые буржуазией и дворянством, между всеми поровну — именно эта идеология позволила большевикам развязать невиданный в истории террор».[29]
Отвечала ли идея «разделить все богатства поровну» интересам рабочего класса и трудового крестьянства? На первый взгляд, бесспорно. При ближайшем рассмотрении, однако, оказалось, что отвечала она лишь мнимым их интересам. Ибо в результате кончилось дело не только «невиданным террором», но и тем, что террористическое правительство стало «морить голодом тех же рабочих и крестьян, ради которых делалась революция». Мало того, оно «уничтожило большую часть интеллигенции», единственной социальной группы, способной растолковать рабочим и крестьянам различие между их действительными и мнимыми интересами.6 Вот вам пример обмолвки, сделавшей материалистическое объяснение истории вполне иллюзорным.
Между прочим, одно из самых важных изменений, потрясших Россию за 74 советских и 16 постсоветских лет, состоит, похоже, именно в том, что соблазнительная идея «разделить все богатства поровну» понемногу утрачивает свое очарование. Больше того, масштабы этого изменения можно, оказывается, довольно точно измерить. Во всяком случае, согласно опросу фонда «Общественное мнение» в сентябре 2003 года сторонников нового передела собственности оказалось в России лишь 12 %, тогда как 49 % опрошенных сочли, что такой передел принес бы стране больше вреда, чем пользы/ Конечно, это всего лишь один опрос. Но если он верен, то история всё-таки учит — вопреки распространенному клише. На опыте предшествующих поколений рабочие и крестьяне сегодняшней России, похоже, действительно усвоили простую идею, что удовлетворение мнимых интересов неминуемо ведет к результату, противоположному тому, какого от него ожидали.
А вот пример из другого лагеря, из книги уже известной нам православной фундаменталистки Н.А. Нарочницкой. На сотнях страниц объясняет она читателям, почему интересы богопротивного англосаксонского мира требуют уничтожения православной России как оплота мирового традиционализма. Тут, правда, получается у нее некоторая неувязка. Другие фундаменталисты так же страстно уверяют своих читателей, что оплотом мирового традиционализма в XXI веке является полуторамиллиардный ислам, а Россию с её, можно сказать, почти незаметным на религиозной карте мира православием без колебаний относят к тому же враждебному им христианству. И поэтому именно ислам, они уверены, и пытаются разрушить коварные англосаксы.
Спор, согласитесь, вполне средневековый. Одно несомненно. В XX веке уничтожения России требовали интересы нацистской Германии, как сформулировал их в «Майн кампф» Гитлер. Помните, «очистить» для арийских фермеров жизненное пространство, занятое низшей расой? Тут уж позиция Нарочницкой была бы, казалось, неуязвимой. Но именно об этом она почему-то не упоминает. Почему? Оказывается, «недальновидность нацистской Германии можно объяснить лишь дурманом национал-социалистической идеологии».8 Иначе говоря, во имя ложной идеи Гитлер пошел против действительных интересов своей страны (которые, естественно, по мнению Нарочницкой, состояли в совместном с Россией разгроме англосаксонских «поджигателей войны»).
Неважно, что предпочла бы она союз двух тоталитарных монстров против свободы. В конце концов сталинский СССР, с её точки
Интерфакс, 5 сентября 2003.
Н.А. Нарочницкая. Россия и русские в мировой истории, М., 2002, с.259.
зрения, был не так уж и плох, поскольку оказался «неожиданным гибридом, который произвела Россия из семени западного марксизма, который, как и большевизм, на русской почве мутировал, возродив парадоксальный традиционализм».9 Неважно и то, что Нарочницкая вовсе не считает освобождение от нацизма действительным интересом немецкого народа. Важно другое. Объясняет она политику Гитлера не интересами Германии, но «дурманом идеологии». Иначе говоря, и у неё, как у Адамского, именно идеи неожиданно выступают в качестве арбитра между действительными и мнимыми интересами.
Последний пример ближе к нашей теме. Известно, что Россия была родоначальницей массового политического терроризма и что, допустим, между 1878-м и 1881 годами в стране шла своего рода мини-гражданская война. Тайный комитет «Народной воли» приговаривал к смертной казни особо жестоких чиновников и жандармов — и приводил свои приговоры в исполнение. В августе 1878 года был убит («казнен») шеф жандармов Мезенцев и приговорен к смерти сам царь. В1880 году террористы трижды пытались взорвать императорский поезд, 5 февраля взлетела на воздух царская столовая в Зимнем дворце.Чего только ни предпринимало правительство, чтобы прекратить террор! Учредили генерал-губернаторства с диктаторскими полномочиями, отдали начальные школы в ведение церкви, ограничили приём в университеты — не помогало. Как объясняли эту непобедимость политического террора сторонники самодержавия, мы знаем из «Бесов» Ф.М.Достоевского и воспоминаний князя В.П. Мещерского. Конечно же тем, что террористы находили поддержку «в глубоко деморализованной и развращенной до мозга костей интеллигентной среде русского общества».10 Ибо «среда высшей интеллигенции была так настроена, что за правительство и Государя никто не смел высказываться», поскольку была она «отравлена революционным либерализмом».11 Одним словом, либералы породили «бесов», и те устроили в России кровавую вакханалию.
Между тем русские «бесы», в отличие от современных ближневосточных террористов, вовсе не убивали детей и женщин, не требовали
9 Там же, с. 268.
Князь Мещерский. Воспоминания (далее В.П. Мещерский), М., 2003, с. 527.
Там же, сс. 519,520.
остановить модернизацию страны и повернуть её вспять к XII веку. Я бесконечно далек от защиты методов их политической борьбы. Но нельзя все-таки не сказать, что, в противоположность исламским экстремистам, добивались «бесы» именно модернизации России. И готовы были отказаться от террора, если верхние её классы отрекутся от архаической идеи неограниченной власти, т.е. от самодержавной диктатуры. В их представлении такая диктатура была обыкновенным деспотизмом, угрожающим интересам страны. В частности, во имя борьбы с деспотизмом протестовали они против террора в Америке.
