Юрий Семецкий - Душа в тротиловом эквиваленте
Взяв удочки, дед пошел на причал. Серьезные рыбаки с него ловить даже не пытались. Мы тоже пришли туда лишь потому, что это место было не слишком далеко от дома, ну и еще по одной причине.
Я же вытащил саперную лопатку и вернулся к тропинке, по которой мы спустились на берег моря. Рядом с ней из глинистого склона торчала изъеденная ветром глыба ракушечника. Она нависала над берегом так, что создавалось впечатление, что вот-вот упадет и покатится к морю. Обманчивое, кстати, впечатление. Этому камню было суждено так простоять еще не одно десятилетие.
На берегу было пусто. Вода уже остыла, да и не ходили сюда любители купания - песка на берегу почти не было - все уносило в море штормами в межсезонье. Рыбаки же предпочитали ловить не со старого причала, а с волнорезов примерно в километре от нас. К тому же, смеркалось, поэтому я принялся за работу без опасений быть замеченным.
Вы, конечно, не слышали о заначке анархистов, найденной при берегоукрепительных работах. Теперь уже и не услышите. Причина в том, что ее утащили мы с дедом.
Почему пара мешков с дорогостоящим добром оказалась зарыта совсем рядом с берегом и так неглубоко? Да все просто. В Городе в очередной раз менялась власть, и идейный анархист товарищ Чернявский принял решение делать ноги за кордон. Громыхала Гражданская, не было ни береговой охраны, ни пограничников, потому он договорился с греками на рейс до Румынии. Но не сложилось. То ли сами адепты "безмотивного террора" не поделили чего меж собой, то ли попали на французский патруль, но на берег никто не вышел. Греки ушли без пассажиров.
Копал я минут двадцать. Наконец, лопата сначала провалилась в пустоту, а потом глухо ткнулась в обтянутый тканью металл. От возбуждения меня начало знобить. Побежал к деду.
-Дедуль, хватит рыбачить, -срывающимся голосом сказал я. - Помоги!
-Чего тебе, Юра?
-Мало времени и желательно, чтобы не увидел никто. Так что пошли - скомандовал я.
У камня дед спросил:
-Юра, а что там?
-Дед, там захоронка Чернявского.
-Анархиста из Союза моряков? - удивленно спросил дед.
-Нет, из "Черной гвардии", приятеля Мамонта-Дальского. Давай потом поговорим, а? Надо все вытащить, у меня силенок мало.
- Ох, Юрочка, - удивлено протянул дед. Но замолк и принялся вытаскивать просмоленный мешок. Я прорыл слишком узкую яму. Дед кривился, пыхтел, но тянул. Лицо его покраснело, со лба потек пот. Просмоленная ткань цеплялась за шершавый ракушечник. Наконец, первый мешок лег на землю.
- Тяжелый, килограмм сорок будет, - отдышавшись, сказал дед через некоторое время.
Подумав, мы решили разложить содержимое по рюкзакам, а за вторым мешком прийти позже. В итоге, нам пришлось, взяв велосипед, три раза ходить до дома и обратно, рискуя привлечь чье-то излишне бдительное внимание. Но обошлось. Да и то сказать, фонарями наш район не изобиловал и в более поздние времена.
Через тридцать минут хождений туда-сюда я почувствовал, как по спине, в самой ложбинке, течет. Лицо у меня горело. Да и дышали мы с дедом как загнанные лошади, часто и глубоко.
Наконец, все было сложено в мастерской и прикрыто хламом. Не спрятано, а так, чтобы случайно никто не наткнулся. Я умылся, и едва перебирая налившимися тяжестью ногами, побрел спать. Подошел дед, я пожелал ему спокойной ночи, закрыл глаза, и стал стремительно проваливаться в сон без сновидений.
- Деда, - напоследок пробормотал я. - Никому, даже родителям - ни слова!
- Да все я понимаю, Юра! Только и ты мне все это объяснить должен.
-Завтра - сказал я. И отключился.
До сих пор не понимаю, как дед не сорвался с работы, не дождавшись конца рабочего дня. Я бы не утерпел. Но то я. А вот он смог.
Мы снова пошли к морю. Дед закинул удочки. Я разжег костерок. Быстро опускались сумерки. Было тихо, волны накатывались на берег с легким шорохом. Пахло дымом, солью и гниющими на берегу водорослями. Время от времени над нами раздавались крики чаек. Самое время поговорить.
-Ну рассказывай, внук.
- Ну слушай, деда... В общем, я получил в подарок чужую память. И не от одного человека. Нет, в основном, от одного. Он был инженером, и по возрасту постарше тебя. Второй - мальчишка. Жил давно. Присутствие кого-то третьего я ощущаю, но пока оно никак не проявляется. Такие дела...
Неожиданно я буквально физически ощутил эмоции деда. Всю эту причудливую смесь любви, веры, сомнений, легшую на его плечи тяжелым грузом. Я встал, обошел костер, обнял деда за плечи и тихонько прошептал:
- Надеюсь, ты не начал думать, что и с твоей головой что-то не так.
- Чуть было не начал, Юра, - ответил он. Потом вздохнул, повернулся ко мне. И добавил:
- Тогда ответь еще на пару вопросов.
-Ладно, задавай.
Дед рассудил просто. Если любимый внук сказал, что ему досталась память инженера, то нет ничего проще, чем в этом убедиться. Минут двадцать мы говорили о матанализе, обработке металлов резанием, сварке, методах расчета прочности и тому подобных вещах. В конце концов, ему пришлось согласиться, что ничего подобного семилетний ребенок знать не может. В конце концов он произнес:
- Ладно. Факты - вещь упрямая. Верю, что ты действительно стал носителем чужой памяти. Как ты думаешь, почему это случилось?
- Тот человек прожил жизнь как все вокруг, не хуже и не лучше. А к концу, когда что-то изменить было сложно, оказался в полном дерьме. В итоге, он пожелал прожить еще раз, чтобы все исправить. И смог не только пожелать, а суметь расплатиться за переход. Типа, дал Харону не просто монетку, а мешок золота, потому его память не канула бесследно, а воплотилась во мне.
- А ты не знаешь, чем от расплатился?
- Знаю. В таких случаях принимается только одна валюта - смерть в бою. Чем больше врагов с собой заберешь, тем больше шансов воплотиться. Легенды о Валгалле, если отбросить художественные преувеличения, содержат в себе истину. Только вместо рая ты получаешь вторую попытку. Смерть врага, точнее, ее энергетический эквивалент, это и есть шанс на перерождение...
- При чем тут энергетика? - брови у деда возмущенно взлетели "домиком".
- Очень даже при том! Некие ученые проводили опыты с умирающими. Выяснилось, что тело при смерти неожиданно легчает на 7-10 граммов. Если вспомнить о принципе эквивалентности, то получится, что выделяется бездна энергии. Эйнштейн заявил, что энергия покоя E=mc^2. Если ему верить энергия, выделяемая в момент смерти равна так, навскидку, 4,5х15^14 джоулей. Если грубо принять, что душа имеет массу 10 грамм. Хватит, чтобы вскипятить 1 миллион тонн воды. Это же больше, чем выделилось при атомной бомбардировке Хиросимы! Там было всего-то около 6?10^13 Дж. Энергию 1 килотонны тротила помнишь?
- А как же, 4,18х10 ^12 джоулей. Любой подрывник в курсе.
-И чего тогда душа весит в тротиловом эквиваленте?
- Порядком, сто с лишним килотонн тротила! - подсчитав, удивленно протянул дед.
- -Теперь понимаешь, какая энергия уходит со смертью человека на тонкие планы? Взрывов и пожаров не наблюдается, море не кипит. Но люди-то умирают считай что непрерывно, при том, что закон сохранения никто не отменял. А эквивалентность массы и энергии - факт доказанный.
-Отчетливо. Получается, опасное это занятие, быть шаманом. Примерно, как заниматься взрывными работами или лезть в распределительный щит без резиновых перчаток и не ведая, что там не обесточено. А уж шарлатанам вообще не позавидуешь. Самозванцам технику безопасности при выполнении магических действий явно не доводят.
-Ладно. С энергетическим эквивалентом души мы разобрались. Фактически, это энергия функционирования потоков тонкой энергии. Твой опыт, память, чувства - все это энергия. Чтобы перетащить душу в новое тело, надо иметь солидный запас энергии и благоволение существа тонкого плана, способного это проделать. От тела при переносе положено избавляться. На данный момент наработано только два ритуала перехода - во время массового жертвоприношения и во время гибели в бою. Расстрел из пулемета тусовки слепоглухонемых не подходит. Нет ни боя, ни ритуала. Скажу больше, многие события военной истории, преподносимые нам как результат ошибок командования, по факту - в чистом виде жертвоприношения. Но это тебе сейчас не интересно.
- Да. Неинтересно - без выражения, каким-то тусклым голосом сказал дед. - Видел. Цепями, в рост - на пулеметы. Помню, потому как забыть не получится.
- А пойдем домой! - коснулся я его плеча. - А то мама беспокоиться будет, да и не переговорим мы сегодня на все темы. Много их.
