JustStuff - Unknown
– Да, когда я о ней думаю.
Эдит расправила плечи:
– Если ты хочешь вначале сделать это, тоже согласна.
Я поглядел на нее, понимая, что явно что-то упускаю:
– «Сделать это»? Что именно?
Секунду-другую Эдит пристально смотрела на меня, во взгляде читалось сомнение. Внезапно она вскинула руки вверх:
– Знаешь, я и правда думала, что, когда твой разум станет больше походить на мой, я смогу слышать твои мысли. Наверное, этого никогда не произойдет.
– Извини.
Она рассмеялась, но в смехе ее слышалась какая-то грустная нотка:
– Ладно тебе, Бо.
– Можешь хотя бы дать подсказку, чтобы я понимал, о чем идет речь?
– Ты хотел побыть со мной наедине, – проговорила она так, словно это было объяснением.
– Э… да.
– Чтобы что-то сказать мне? – она снова встала прямо, напрягшись так, словно ожидала чего-то плохого.
– О… Ну да, наверное, мне много чего нужно сказать. Собственно, одну важную вещь, но я не думал об этом, – видя, насколько Эдит расстроена, чем бы ни было вызвано это недоразумение, я был абсолютно честным. – Мне надо было пойти с тобой вдвоем, потому что… ну, я не хотел грубить, но еще и не испытывал ни малейшего желания заниматься всеми этими охотничьими штуками на глазах у Элинор, – признался я. – Я же понимал, что с большой вероятностью в чем-нибудь облажаюсь, и, хотя пока не так хорошо знаю Элинор, но у меня такое чувство, что она нашла бы это очень забавным.
Глаза Эдит округлились:
– Ты боялся, что Элинор начнет над тобой смеяться? И всё, правда?
– Правда. Твоя очередь, Эдит. Что ты предполагала?
Она помедлила.
– Я подумала, что ты ведешь себя как джентльмен. И предпочитаешь орать на меня наедине, а не при всей моей семье.
Я снова застыл. И задумался, будет ли это происходить каждый раз, когда я удивляюсь. На то, чтобы «отмереть», мне понадобилась целая секунда.
– Орать на тебя? – повторил я. – Эдит… ох! Ты имеешь в виду то, о чем говорила в машине, да? Прошу прощения за это, я…
– Просишь прощения? И за что же, ради всего святого, ты извиняешься на сей раз, Бо Свон?
Она выглядела рассерженной. Рассерженной и очень красивой. Не в силах догадаться, почему она так взвинчена, я пожал плечами:
– Хотел сказать тебе еще тогда, но не мог. То есть не мог даже как следует собраться с мыслями…
– Разумеется, ты не мог собраться с мыслями…
– Эдит! – одним неуловимо быстрым движением я пересек разделяющее нас пространство и положил руки ей на плечи. – Ты никогда не узнаешь, о чем я думаю, если продолжишь перебивать меня.
Гнев на лице Эдит погас, словно она сознательно успокоила себя. Потом она кивнула.
– Хорошо, – сказал я. – В машине… я хотел сказать тебе, что ты не должна просить прощения, и ужасно чувствовал себя из-за того, что ты была такой печальной. Ты не виновата…
Она начала было что-то говорить, поэтому я приложил палец к ее губам.
– И это не так уж плохо, – продолжил я. – Я… ну, голова еще идет кругом, и я понимаю, что нужно обдумать миллион вещей, и мне грустно, конечно, но и хорошо, Эдит. Мне всегда хорошо, когда я с тобой.
Она долго смотрела на меня. Потом медленно подняла руку, чтобы убрать мой палец со своего рта. Я не останавливал ее.
– Ты не зол на меня за то, что я с тобой сделала? – тихо спросила она.
– Эдит, ты спасла мне жизнь! Снова. Из-за чего я должен злиться? Из-за способа, которым ты это сделала? А что еще можно было бы предпринять?
Она выдохнула, словно снова почти рассердилась.
– Как ты можешь?.. Бо, ты должен понимать, что это я виновата во всём. И я не спасла твою жизнь, я отняла ее у тебя. Чарли… Рене…
Я снова приложил палец к ее рту и глубоко вдохнул.
– Да. Это тяжело и будет тяжело еще долго. Возможно, всегда, верно? Но почему я должен винить тебя? Это ведь Джосс… ну, убила меня. А ты вернула меня к жизни.
Она оттолкнула мою руку:
– Если бы я не втянула тебя в свой мир…
Я засмеялся, а она поглядела на меня так, словно я сошел с ума.
– Эдит… если бы ты не втянула меня в свой мир, Чарли и Рене лишились бы меня на три месяца раньше.
Она хмуро уставилась на меня, явно не принимая никаких доводов.
– Помнишь, что я сказал, когда ты спасла мою жизнь в Порт-Анджелесе? Во второй раз или даже в третий. – Сам-то я почти не помнил. Хотя слова легче восстанавливались в памяти, чем образы, и я знал, что выразился тогда примерно так. – Что ты мешаешь судьбе, поскольку я обречен? Ну… а если уж мне суждено было умереть, Эдит… то разве это не самый потрясающий способ?
Целую минуту она молча смотрела на меня, а потом покачала головой:
– Бо, это ты потрясающий.
– Наверное, теперь да.
– И всегда был.
Я ничего не ответил, но мое лицо выдало меня. Или Эдит просто была такой проницательной. Она так хорошо изучила мою мимику, столько времени изо всех сил стараясь понять меня, что немедленно уловила недоговоренность.
– В чем дело, Бо?
– Просто… Джосс сказала кое-что, – я поморщился. Хотя старые воспоминания трудно было сделать отчетливыми, события в танцевальной студии были самыми недавними, самыми яркими.
Эдит стиснула зубы.
– Джосс много чего наговорила, – прошипела она.
– О… – внезапно мне захотелось ударить по чему-нибудь. Но я совершенно не желал ради этого отпускать Эдит. – Ты видела запись.
Ее лицо стало абсолютно белым. Яростным и страдальческим одновременно:
– Да, видела.
– Когда? Я не слышал…
– Наушники.
– Мне жаль, что ты…
Она покачала головой:
– Я должна была. Но забудь об этом сейчас. О каком из ее лживых утверждений ты думаешь? – процедила она сквозь зубы.
Мне понадобилась целая минута.
– Ты не хотела, чтобы я стал вампиром.
– Нет, совершенно не хотела.
– Значит, в этом она не солгала. И ты была так расстроена… Знаю, тебя мучает совесть из-за Чарли и моей мамы, но, наверное, меня больше тревожит то, что это частично из-за того… ну, ты ведь не рассчитывала, что я буду находиться рядом с тобой очень уж долго, не планировала этого… – Ее рот открылся так быстро, что я прикрыл его ладонью. – Потому что, если это так, не беспокойся. Раз ты хочешь, чтобы я через какое-то время ушел, я могу. Ты объяснишь мне, что делать, чтобы из-за меня ни у кого из нас не было неприятностей. Я не ожидаю, что ты будешь терпеть меня вечно. Это не твой выбор, как и не мой. Я хочу, чтобы ты знала, что я это понимаю.
Она ждала, пока я уберу руку от ее рта. Я медленно сделал это, не зная точно, хочу ли услышать то, что она скажет.
Эдит тихо зарычала и блеснула зубами, глядя на меня – и это не было улыбкой.
– Тебе повезло, что я тебя не укусила, – заявила она. – Когда в следующий раз закроешь мне рот ладонью, чтобы сказать что-нибудь настолько же идиотское… и оскорбительное… я сделаю это.
– Прости.
Она закрыла глаза. Обняла меня за талию и положила голову мне на грудь. Мои руки обхватили Эдит, словно действуя сами по себе. Она приподняла лицо, чтобы посмотреть на меня.
– Я хочу, чтобы ты очень внимательно меня выслушал, Бо. То, что ты теперь со мной, что я могу с тобой не расставаться, равносильно осуществлению всех эгоистических желаний, которые у меня когда-либо имелись. Но чтобы сбылось то, чего я хотела, нужно было отнять ровно столько же у тебя. Всю твою жизнь. Я в ярости на себя, разочарована в себе. И очень жалею, что не могу вернуть к жизни ту ищейку, чтобы убить ее собственноручно снова, и снова, и снова… Я не хотела, чтобы ты становился вампиром, вовсе не потому, что ты для меня недостаточно особенный – ты слишком особенный и достоин большего. Мне хотелось, чтобы у тебя было то, чего не хватает всем нам – человеческая жизнь. Но ты должен знать, что если бы это касалось только меня, если бы за это не пришлось расплачиваться тебе, то сегодняшняя ночь была бы для меня счастливейшей в жизни. Почти столетие я смотрела в лицо вечности, и сегодня она впервые кажется мне прекрасной. Из-за тебя. И никогда больше не смей думать, что ты мне не нужен. Ты всегда будешь нужен мне. Я не заслуживаю тебя, но вечно буду тебя любить. Ясно?
Не было сомнений, что она говорила совершенно искренне. В каждом слове звучала правда.
Мое новое лицо расплылось в широкой улыбке.
– Тогда всё в порядке.
Эдит улыбнулась в ответ:
– По-моему, тоже.
– Вот это и было то важное, что я хотел сказать – что я люблю тебя. И всегда буду любить. Я понял это почти сразу. Что ж, если дела обстоят так, с остальным мы, наверное, разберемся.
Я обхватил лицо Эдит ладонями и наклонился, чтобы поцеловать ее. Как и всё остальное, теперь это было так просто. Никакой тревоги, никаких колебаний.
Правда, казалось странным, что мое сердце не выдает безумного соло ударных, что кровь не обращается в паническое бегство по венам. Но что-то во мне звенело, словно под напряжением, каждый нерв моего тела ожил. И не просто ожил – все мои клетки как будто ликовали. Хотелось только вот так держать ее в объятиях – и в следующую сотню лет мне больше ничего не понадобилось бы.
