Александр Баунов - Миф тесен
На последних в жизни выборах, в октябре 2012 года, смертельно больной Чавес провел избирательную кампанию явно в стадии ремиссии, бодрый и энергичный, как всякий раковый больной, резко прекративший химиотерапию. Возможно, этот отказ стоил ему жизни, но между выборами и лечением он отдал предпочтение выборам. Он получил 55%, его соперник на этих выборах, Энрике Каприлес, — 44%. У нас из оппонентов Путина в тот же год сильнее всех выступил фольклорный Зюганов — 17%.
Кроме выборов Чавес регулярно проводил референдумы о доверии по важным вопросам. Почин положили противники: в 2004 году они инициировали «отзывной референдум», чтобы досрочно прекратить его президентство. Тогда Чавес выиграл референдум, а в 2007 году поставил на референдуме вопрос о продлении своих полномочий и радикализации революционных реформ. И проиграл с результатом 49% против 51. Можно представить себе Путина, проигравшего референдум с таким счетом? Что, двух процентов бы не натянули? Правда, в 2009 году Чавес провел новый референдум о конституционной реформе, где добился-таки отмены ограничения на количество переизбраний для высших должностных лиц с результатом 54% за.
«Чавес регулярно подчеркивает, что он проводил те или иные национальные выборы почти ежегодно с момента избрания в 1998 году, размывая разницу между “быть демократически избранным” и “управлять демократически”», — пишет американский посол в Венесуэле (опубликовано благодаря WikiLeaks). Американский дипломат признает, что выбран он демократически, только это не означает либерального демократического правления. Конечно, не означает. Сами по себе честные выборы — это еще не демократия. В гарнизонных стоянках довольно примеров, когда дети похожи на господ офицеров. Честно избранные политики в разных странах тоже.
Странная революция
Одним из самых заметных шагов боливарианской революции, которую затеял Уго Чавес, придя к власти в 1998 году, стало разрешение торговать практически чем угодно и где угодно. С тех пор центральная часть Каракаса превратилась в один сплошной базар. «Социализм XXI века», который строил Чавес в Венесуэле, — это больше ларьков, больше рынка, по крайней мере мелкого и уличного. Это вообще очень странная революция. В революционном Каракасе работали фешенебельные шопинг-моллы и суши-бары, на двух самых высоких офисных башнях столицы каждую ночь зажигались гигантские рекламы американских газировок, а революционные лозунги и портреты Боливара пестрыми граффити и наивной живописью покрывали бетонные заборы и стены тоннелей — словно их ночью тайком намалевали подпольщики.
В сущности, боливарианская революция — это обширная конституционная и административная реформа с множеством переименований (сама страна переименована в Боливарианскую Республику Венесуэла), пара дюжин социальных проектов для бедных, основанных на доходах от нефти, много популистской риторики, митинги по каждому поводу и колоритная личность Чавеса, вокруг которой выстраивалась местная вертикаль власти. Этот коктейль дал поразительный результат. Уго Чавесу удалось убедить бедное большинство населения Венесуэлы, которое чувствовало себя брошенным собственной властью и средним классом, что государство за него и что бедные участники, а не бесправные наблюдатели политики, которую делают богатеи и умники. Власть Чавеса держалась не столько на благотворительных программах, — опираясь на нефтедоллары, оппозиция предлагала не меньше, — сколько на сильнейшем чувстве вовлеченности в жизнь страны, которое Чавес сумел дать народу и которому оппозиция сперва не умела ничего противопоставить, но потом научилась.
Конечно, боливарианская революция глазами ее лидеров — это одно, а глазами народа — несколько другое. «Чавесовский социализм XXI века, — объясняет американский посол Колфилд коллегам в Вашингтоне (телеграмма с WikiLeaks), — превозносит активную роль государства в экономике и поносит капитализм, но в умах большинства венесуэльцев он остается весьма смутным понятием государства, которое раздает помощь, льготы и пособия».
Чавес и бедные
У неказистого здания на границе обычного города и трущобного района — баррио по имени Петаре — выстроилась очередь, охранник запускает по десять человек. «“Меркаль” — это сеть народных супермаркетов, которые имеют право продавать специальные дешевые продукты серии “Каса” (“Дом”): маргарин, рис, муку в революционных упаковках с разъяснением статей боливарианской Конституции и политики правительства. В день приходит по 200—300 человек, — рассказывает совладелец лавки Педро Аджадж, — потому что цены у нас в среднем на 45% меньше, чем в обычных супермаркетах. Молоко в порошке — везде 8500 боливаров за килограмм, а у нас 4700. <...> Товар поступает с госсклада, поэтому даже так делаем прибыль», — признается Аджадж и выдает тайну: здешним «Меркалем» владеет кооператив из семи человек, а главный в нем — близкий к Чавесу высокопоставленный военный.
На центральной площади баррио Петаре в одном из старых колониальных домов — представительства разных «революционных миссий». Под плакатом о геноциде палестинского народа «миссионерша» заполняет бумаги, чтобы отправить сидящего рядом инвалида из трущоб лечиться на Кубу. Другой рассказывает, как написал Чавесу письмо и его отправили на Кубу оперировать глаза: «Теперь я вижу цвета!»
Мой визит в миссии Петаре не был согласован, не было даже предварительного звонка, так что все это не могло быть пропагандистской постановкой. Удалось увидеть и кубинского врача. Миссия медицинской программы «Баррио адентро» («На районе») сняла для него комнату на первом этаже самодельного кирпичного домика в самой глубине трущоб: шкаф с лекарствами, прибор для измерения давления, весы для новорожденных, стенгазета со скрещенными кубинским и венесуэльским флагами и заголовком «Народы-побратимы едины в медицине». Тесно, пахнет сырым бетоном, но раньше внутри баррио вообще не было врачей: венесуэльские медики не пойдут в опасные городские трущобы. Каракас соперничает с Йоханнесбургом за звание самого опасного города мира. Кубинский врач, молодой усатый красавец, в кабинет пустил, но предупредил: говорить не имеет права ни слова без разрешения кубинского посольства, умолял его не фотографировать — ведь это может погубить его карьеру. Теперь в Петаре ждут кубинских тренеров по бейсболу. Есть даже выписанные с Кубы учительницы музыки. Детей трущоб нынче учат игре на фортепиано. В Венесуэле, впрочем, знают, что кубинские врачи десятками бегут просить убежище в американское посольство.
Чавес и нефть
Кубинских специалистов Чавес завозит в Венесуэлу по известной на весь мир формуле «нефть в обмен на мозги». Но сначала ему нужно было взять под контроль саму нефть. Венесуэла национализировала свою нефть в 1976 году — не при левой диктатуре, а ровно посередине тридцатилетнего периода двухпартийной рыночной демократии. В Венесуэле нет углеводородных миллионеров: вся нефть принадлежит госкомпании «Петралео де Венесуэла», PDVSa, а ее менеджмент и большинство рабочих были против Чавеса. «Все началось с того, что в феврале 2002 года Чавес директивой прислал нам пять новых директоров в совет, — рассказывал мне Эдди Рамирес, один из семи членов старого совета директоров PDVSa. — Мы начали забастовку». Чавес отомстил, уволил недовольных, и государство окончательно подчинило компанию. «Мы были госкомпанией, но это был бизнес, — вспоминает лучшие времена бывший директор. — Мы никогда не продавали нефть в кредит и всегда только за доллары, а эти продают вперед и по бартеру. А Куба нашу нефть еще и реэкспортирует».
Он показывает внутренние имейлы PDVSa, которые ему передали еще не уволенные бывшие коллеги: «Друзья и товарищи! Завтра будет проходить митинг в поддержку президента республики. Как работники нефтяной отрасли мы должны принять в нем массовое участие. Каждое управление должно обеспечить максимальное число участников в этом мероприятии в обязательном порядке». И еще множество пунктов вроде: «Должны использовать предметы одежды красного цвета в течение всего дня. Идентифицировать работников, которые отказываются носить красные предметы одежды, и сообщать о них».
Теперь в бывшем главном офисе PDVSa — главный корпус Боливарианского университета, в зеркальных лифтах ездят левые студенты. Впрочем, вот еще одна странность венесуэльской революции. Ненависть Чавеса и США взаимна, но PDVSa исправно поставляет огромные объемы нефти в США, а американцы за них исправно расплачиваются.
Чавес и журналисты
Чавес не любил журналистов гораздо больше Путина. Журналисты в Латинской Америке принадлежат к среднему классу, который был Чавесу врагом. Путин в значительной степени победил благодаря кампании в прессе, Чавес шел против шквального медийного огня. Он похож на Путина в том, что постепенно прибирал к рукам ТВ, но в стране почти до конца его жизни не было ни одной серьезной прочавесовской газеты.
