Канаев Владимирович - Петр 2. Петербург
Генерал-лейтенант Иван Ильич Дмитриев-Мамонов, пятидесятилетний обер-комендант Петропавловской крепости. Широкоплечий, с брутальной ямочкой на подбородке и шрамом на щеке, полученным в одном из сражений под Нарвой в начале Северной войны. Парик не носит. Вместо этого у него прическа Катоган, как у меня, с косичкой седоватых волос на затылке, перевязанной лентой. Своей бравой внешностью и голубыми глазами генерал сумел пленить сердце моей тётки Прасковьи Ивановны, на которой и женился восемь лет назад. Есть у них и сын, мой троюродный брат. Пока ещё младенец, но если в этом варианте истории он выживет - то станет одним из немногих взрослых мужских представителей дома Романовых, пусть и с другой фамилией.
Смотрит на меня Мамонов почтительно и внимательно. Дела у него в порядке. Солдаты выглядят хорошо, территория крепости прибрана, в большинстве мест замощена булыжником. Сам он на первые места в моём окружении не вылезает. Даже уступил роль главы ивановского клана потомков царя Ивана V брату умершей царицы Прасковьи Фёдоровны обер-шенку Василию Салтыкову. Кстати, нечасто я вижу Салтыкова. Может быть, стесняется или интриги плетёт?
Появился Ушаков. Его Тайная канцелярия, она же III отделение Собственной Е.И.В. Канцелярии тоже находится здесь. Давненько я у него не бывал. Где-то там в темнице сидит Меншиков и ждёт своей участи. Когда-то я практически пообещал его дочери, что участь её отца будет менее тяжкой. В итоге всё же отправил павшего временщика на дыбу. Возникла мысль пойти проведать бывшего генералиссимуса. Но нет, поберегу себе нервы. Вину его я знаю и опасность от него известна. Пусть судьба ведёт его, а я не стану менять свои решения.
После смотра обер-комендант повёл меня на экскурсию по крепости. Одна из самых мощных твердынь в мире представляла сердце комплекса цитаделей, надёжно защищавших северо-запад Российской империи и её морские ворота. На дальних подступах располагались укрепления Выборга и Кексгольма на севере, Ямбурга и Копорья на западе, Шлиссельбурга на востоке и Кронштадта в море. В самом городе защиту с юга дополняло Адмиралтейство. На севере за каналом находится обширная пустошь Кронверка. С запада и востока примыкают пока ещё деревоземляные Алексеевский и Иоанновский равелины. Многогранная форма самой крепости состояла из шести каменных бастионов, соединенных куртинами. Все они имеют собственные имена. Самыми примечательными являются два угловых, примыкающих к Большой Неве. Государев бастион располагается напротив Троицкой площади и старого центра города. Здесь с утра и до вечера поднимают кейзер-флаг, а ночью горит маяк. Обычая полуденного выстрела из орудия пока нет. Зато стреляют с утра, объявляя о начале дневных трудов и по вечерней заре. А в полдень обычно на другом берегу Невы на галерею Почтового двора выходят двенадцать духовых музыкантов и своей громкой игрой оповещают весь город о середине дня.
Трубецкой бастион находится на западном углу крепости у реки. Здесь располагаются помещения и казематы Тайной канцелярии, а также Монетный двор.
Вдоль длинной оси внутри крепости прорыт канал, похожий на тот, что есть в Адмиралтействе. Он служит для подвоза грузов. На его берегах построены казармы и прочие строения, а самое главное - Петропавловский собор. В храме почётная стража хранит вечный покой моего деда и отца.
- Иван Ильич, - обратился я к своему экскурсоводу. - Так сложилось, что сейчас в городе и окрестностях нет генерал-губернатора. Пока не произошло новое назначение, я хочу, чтобы ты, как обер-комендант Петропавловской крепости принял на себя обязанности генерал-губернатора Петербурга.
- Почту за честь, Ваше императорское величество.
- Дела ты знаешь. Уже не один месяц на этой должности, но я бы хотел, чтобы ты уделил особое внимание нескольким вещам. Камер-коллегия уже месяц пытается составить образцовый бюджет петербургской губернии. Мне бы хотелось, чтобы твои люди приняли в этом самое активное участие. Сроки поджимают, пора отсылать инструкции по составлению годового бюджета в другие провинции, а у меня нет готовых расчётов по Петербургской губернии.
- Я поговорю с князем Голицыным о том, чем мы друг другу сможем помочь в этом деле.
- Действуй. Второе поручение я дал секретарю Сената Маслову об организации волостей для государственных крестьян. Только человек он не знатный, а в Сенате всё медленно двигается. Возьмись ты, как руководитель Петербурга и окрестностей, за организацию волостных правлений и сельских общин в губернии. Опять же, как образец для других воевод и губернаторов.
Разговор наш во время неспешной прогулки затронул и другие мои планы, связанные с городом. Столичная площадка для начала реформ всё же проще, чем вся территория страны. Поговорили о дорогах, предотвращении наводнений, о работе полиции. Рассказал о своих планах расширения Петербургской Академии и Университета.
- Мне бы хотелось сделать из Васильевского острова кусочек Европы, где приезжие иностранцы не испытывали бы стеснения из-за чужих для них русских обычаев. Чтобы смогли жить по своему обыкновению и легко могли приехать и уехать обратно.
- Эдак немцы могут совсем распоясаться, Ваше императорское величество.
- Не страшно. Пусть за порядком на острове следят сами, а мост перейдут и попадут под действие уже наших законов. Думаю, торговцам и учёным это понравится.
Экстерриториальность великая вещь! Она, конечно будет вызывать раздражение властей, но если традицию европейских свобод закрепить на ограниченной территории Васильевского острова - со временем этот клочок земли превратится в некую Свободную Экономическую Зону вроде Гонконга или лондонского Сити, подлинные ворота России в Европу.
01/08/14
- Ну и какого лешего ты нас вызвал?
- Так эта, господин комиссар, пепелище же! А там косточки людские!
- Понятно, что кости не коровьи. Только мы думали, что здесь раскольники самосожжение устроили! Зачем мы уважаемого святого отца побеспокоили по простому уголовному делу?
- Так эта, извиняй батюшка, я в доношении не писал, что раскольники, токмо что люди сгоревшие.
- Не писал? Так выходит мне наврали мои начальники, деревенщина? - Земский комиссар, ведающий все полицейские дела на доброй половине кексгольмской провинции, был раздосадован долгой дорогой в это заброшенное место из самого Петербурга. Да еще и по противной осенней слякотной погоде. Спутник представителя власти, иеромонах Арсений тоже устал, но привыкший к тяготам монашеской жизни откинул намокший капюшон и покачал головой.
- Пустое, комиссар, давайте уже посмотрим, что здесь произошло.
Гора пепла и недогоревших брёвен осталась от большой заимки лесорубов в дебрях Карелии. Земский комиссар, убедившись, что поехавший с ним инквизитор Святейшего Синода не имеет претензий, вернулся к своим обязанностям. Спрыгнул с лошади, обошёл пепелище, внимательно его оглядывая, пнул обгорелое бревно и снова обратился к сопровождавшему их старосте ближайшего села, по доносу которого и был сюда отправлен следственный отряд.
- Так кто тут, говоришь, жил?
- Лесорубы, господин комиссар.
- Лесорубы говоришь? Где же они лес рубили? Что-то я не вижу нигде штабелей брёвен.
- Так Бог его знает, где они промышляли. Может где подальше в лесу.
- И сколько их было?
- Мужиков несколько, а сколько точно - никто не считал. К нам в деревню они не заходили.
- Так может тут и не сгорел никто?
- Как же не сгорел? Вот поглядите тут косточки и череп человечий!
- Эге! Мертвяк, точно! А ну-ка ребятки, помогите разгрести место.
В течении некоторого времени староста и пара мужиков - помощников земского комиссара освобождала от брёвен один из углов сгоревшего дома. Иеромонах Арсений, в миру носивший фамилию Мациевич, терпеливо ждал. Некоторое время назад он приехал из Москвы в Санкт-Петербург на суд Синода по прошлогоднему делу. Являясь инквизитором московской епархии, ему довелось допрашивать с пристрастием престарелого ярославского игумена Трифона, да на дыбе священник и умер. Такая неловкость вызвала долгое разбирательство в обеих столицах. И последние пару недель Арсений томился в ожидании приговора. Известие об очередном самосожжении еретиков-беспоповцев вызвало у церковного дознавателя интерес, и он воспользовался возможностью уехать из поднадоевшего Петербурга. Однако, судя по внешним признакам, к церкви это преступление касательства не имело.
Между тем, мужики смогли разгрести завал достаточно, чтобы стало возможным пересчитать количество тел. Насчитали шестерых, все взрослые мужчины.
- Похоже и правда лесорубы. Только чего они в куче лежат? - земской комиссар хмурился. Дело явно пахло убийством.
