Катасонов Юрьевич - О проценте: ссудном, подсудном, безрассудном. Хрестоматия проблем "денежной цивилизации". Том 1
Сегодня мы имеем дело с перевернутой финансовой пирамидой : стоимостной объем ПФИ (обязательств по контрактам в номинальном выражении) превышает стоимостной объем «инструментов» третьего уровня в десятки раз, второго уровня — в сотни раз, первого уровня — в тысячи раз. Можно себе представить, какой бешеный спрос рождает рынок ПФИ на «инструменты» третьего уровня, а в конечном счете — на деньги (депозитные и «настоящие»), образующие второй и первый уровни. А это как раз то, что нужно ростовщикам.
А кто же действует на новом, четвертом уровне? Прежде всего инвестиционные банки , которые в США, как мы уже отмечали, формально были «отлучены» от процесса «производства» денег (в том числе депозитных), и им была оставлена «экологическая ниша» спекулятивных операций на финансовых рынках. Игра инвестиционных банков на рынках ПФИ по своей «рентабельности» как минимум не уступала кредитно-депозитным операциям «классических» коммерческих банков. В 1990-е годы коммерческие банки стали даже выглядеть неуклюжими и старомодными на фоне динамично развивающихся инвестиционных банков. Появились также другие типы финансовых институтов, специально ориентированных на игру на рынках деривативов, — взаимные фонды, хеджевые фонды, специализированные инвестиционные фонды . Структурированные облигации инвестиционных фондов активно покупали пенсионные фонды. Игра крупнейших инвестиционных банков типа «Голдман Сакс», «Мерил Линч», «Джи-Пи Морган», «Морган Стэнли», «Леман Бразерз» была беспроигрышной: они, будучи всегда приближенными к ФРС, по определению имели доступ к «инсайду». Дерегулирование рынков в условиях «рейганомики» способствовало росту их волатильности (подверженности колебаниям), что было только на руку инвестиционным банкам. Через некоторое время они научились эффективно управлять рынками с помощью производных инструментов, формируя спрос на виртуальные товары (активы) и предложение таких же виртуальных товаров (активов) в нужном им направлении. Иначе говоря, они сами стали производителями и владельцами «инсайда», т.е. «хозяевами» рынков. Продавцы и покупатели реальных товаров (активов) попали в полную зависимость от спекулянтов, оперирующих на рынках производных инструментов, «привязанных» к этим реальным товарам (активам).
Еще раз напомним, рынок этих финансовых инструментов находился вне сферы государственного регулирования. Поэтому до поры до времени размах строительства четвертого этажа финансовой пирамиды многим был не виден. Большая вовлеченность отдельных компаний и банков в операции на рынке деривативов также скрывалась, поскольку эти операции рассматривались как забалансовые .
Вот что по этому поводу пишет А. Соломатин :
«На балансе предприятий США не отражаются срочные контракты. Фьючерсы появляются на балансе внезапно, в тот самый момент, когда по ним нужно платить. Фьючерсный контракт представляет собой намерение сторон в будущем купить/продать некоторый актив по определенной цене в определенном количестве. Понятно, что «намерение» не приводит к каким-либо проводкам в балансе. Если я заключил контракт на поставку 27.03.2008 10 тонн золота по цене $300 за унцию, до 27.03.2008 я живу спокойно: дыра в моем балансе появится именно 27.03.2008» [268] .
Именно эти «дыры» в балансах стали серьезными пробоинами в корпусах многих американских компаний и банков во время нынешнего кризиса.
Если после перехода мира от товарных денег к кредитным стали говорить: «деньги — это долги» , то в условиях расцвета деривативов есть все основания сказать: «долги — это деньги» . Все познается в сравнении: по отношению к четвертому уровню «инструменты» третьего уровня выступают в качестве вполне добротного обеспечения, для четвертого уровня это уже как бы «настоящие» деньги. Почти «настоящими» деньгами в условиях расцвета деривативных рынков стали обязательства инвестиционных банков, которые заполнили финансовые рынки своими облигациями. Резко повысился «рейтинг» казначейских облигаций, де-факто Министерство финансов США также стало эмитентом денежной массы. В специальной литературе их даже стали называть «финансовыми деньгами» .
Подтверждение этой мысли я нахожу в книге Д. Голубовского :
«Деньги и прочие первичные финансовые производные (обязательства второго и третьего уровней в перевернутой финансовой пирамиде, о которой сказано выше. — В. К.) стали играть для деривативов ту же, по сути, роль, что и обычные деньги для самих долгов — роль частичного покрытия. А обычные деньги, в свою очередь, для деривативов стали играть роль золота — архаичного финансового актива, роль которого неуклонно снижается. При этом в отношении кредитных инструментов к деривативам действовал примерно тот же принцип частичного резервирования, что и в отношении обычных денег к кредитным инструментам. Так, для плеча 1 / 10 сумма в $100 миллиардов помогла создать кредитных инструментов на $1 триллион и деривативов, соответственно, на $10 триллионов. Ликвидность получила свое новое выражение, деньги — новую суперэффективную форму мультипликации» [269] .
Если в условиях промышленного капитализма под денежной массой было принято понимать лишь наличные деньги, эмитируемые центральными банками, и депозитные (безналичные) деньги, эмитируемые коммерческими банками, то в условиях финансового капитализма понятие денежной массы расширилось. В нее стали включаться различные долговые ценные бумаги, которые некоторые специалисты стали называть «финансовыми деньгами».
Построение третьего этажа финансовой системы создало большое облегчение денежным властям: для ФРС США это означало, что к процессу создания денежной массы коммерческими банками подключаются также инвестиционные банки, казначейство США и другие эмитенты ценных долговых бумаг.
Как пишет Д. Голубовский , «инвестиционные банки, инвестиционные фонды и хедж-фонды стали, по сути дела, дополнительными теневыми эмиссионными центрами новой посткапиталистической экономики, неформально интегрированными с правительством США, выполнявшим ту же функцию, эмитируя собственную задолженность» [270] .
Для казначейства США это было также определенной гарантией того, что от него держатели облигаций не потребуют погашения долгов: выдергивание из второго этажа «пирамиды» «кирпичей» под названием «казначейские облигации» создавало бы мультипликационный эффект «обвала» конструкций третьего этажа «пирамиды» (рынков деривативов).
Можно ли бесконечно строить финансовую пирамиду?
В связи с построением четвертого этажа мировой финансовой системы произошел окончательный отрыв финансового сектора от нефинансового (реального), окончательное превращение капитализма в «финансовый» капитализм, «денежный капитализм», или «экономику казино». Реальный сектор в условиях финансового капитализма обречен на окончательную «смерть». Еще в 1980 г. мировые финансовые активы (акции, негосударственные долговые обязательства, государственные долговые обязательства, банковские депозиты) были примерно равны мировому ВВП (соответственно 12 и 10 трлн долл.). В 2007 г. финансовые активы (с учетом деривативов) уже превышали мировой ВВП в 12 раз [271] .
Имеются и другие оценки. По данным директора НИИ Росстата В. М. Симчеры , все авалированные [272] активы мира на конец 2008 г. оцениваются в 2,1-2,5 квадриллиона долларов (1 квадриллион — это единица с 15 нулями; 1 квадриллион равен 1000 триллионам). В то же время национальное богатство всех стран мира, по самым оптимистичным оценкам, едва ли больше 120-130 трлн долл., а ВВП мира — 70-75 трлн долл. [273] . Получается, что авалированные активы во всем мире примерно в 20 раз превышают национальное богатство.
По данным Э. Котляра , учтенных банками обязательств, не считая «мусорных», запущено в мировой оборот на 600 трлн долл., а реальные активы мира составляют чуть более 60 трлн долл. [274] . Опять-таки получается соотношение 1:20.
Применительно к США тот же Симчера дает такие оценки соотношения виртуальных и реальных активов: «Правительственные ценные бумаги США, деривативы, акции, облигации инвестбанков США, т.е. учтенные фиктивные ценности, оцениваются в 400 трлн долл. Реальных же ценностей в американской экономике — всего на 40 трлн долл.» [275] . Получается соотношение 1:10.
Неконтролируемое развитие рынка деривативов поначалу создавало ощущение, что он может расти бесконечно, также непрерывно порождая спрос на долги, т.е. на «продукцию» ростовщиков. Здесь, в отличие от банковского сектора, не было никаких ограничений типа «норм обязательного резервирования», торговля деривативами велась в основном за пределами биржи, никакого регулирования этого рынка не предусматривалось. Образно говоря, на 1 доллар обычных долговых обязательств можно было « наплодить» виртуальных активов в виде производных инструментов хоть на 10 долларов, хоть на 1 млн долларов. Среди финансистов возникла очередная эйфория, Гринспена за его «изобретение» называли «финансовым гением» всех времен и народов.
