Мелвин Эллис - Индеец с тротуара
— Правда как в раю, — взволнованно сказал Чарли.
— А главное, — продолжала она, — белые здесь почти никогда не появлялись, а если и появлялись, то очень редко. Резервация была не их землей. Им запрещалось охотиться или ловить рыбу в этих местах; они даже не имели права покупать у индейцев дичь или рыбу.
— Скорее бы взорвать эту плотину! — сказал Чарли.
— Если ее и взорвут, должны пройти годы, прежде чем солнце осушит землю и она снова оживет и будет давать людям такое изобилие.
— Но это же будет? — Чарли словно умолял ее сделать все, чтобы так оно и было.
— Может, и будет когда-нибудь, — сказала она с улыбкой, — и тогда индейцам не придется больше танцевать для туристов, не надо будет перекупать японские побрякушки, стирать с них клеймо «Сделано в Японии» и выдавать белым за индейские сувениры. Обочины дорог не будут завалены пустыми банками из-под пива, бутылками из-под виски — может, тогда у индейцев появится надежда.
Чарли закрыл глаза и откинулся на спину.
— Хотел бы я дожить до тех времен и поселиться здесь.
— Это было бы замечательно, — сказала она.
— И тогда мы могли бы завести себе корову, свинью и посадить огород.
Она перебила его.
— «Мы»?
Чарли и не заметил, как выпалил это. Он рассмеялся неожиданно, но без смущения.
— Ну, ты могла бы держать корову, и я бы мог держать корову, ты могла бы посадить огород, и я бы мог.
— Но на самом деле ничего этого нет, — сказала она и подняла руку, — поэтому можно говорить «мы», «у нас» — ведь это только мечта.
Они рассмеялись, тихо, естественно, как шелестели вверху листья, как журчала бегущая по камням вода.
Помолчали немного, и Чарли спросил:
— Послушай, как ты, девушка, так глубоко понимаешь все это?
— Очень просто, — сказала Бетти. — когда я жила в Сейуарде, я печатала на машинке. Надо же было кому-то делать это — печатать петиции, письма штатным властям, конгрессу, бюро по делам индейцев, в газету… Никто, кроме меня, не умел печатать. Постепенно я стала вникать во все индейские дела, и в конце концов поняла; если наши не сделают решительного шага, электрическая компания продлит договор на аренду плотины еще на пятьдесят лет, и тогда я предложила взорвать ее.
— Это предложила ты?
— А что тут удивительного?
— Но ты вовсе не похожа на жестокого человека.
— А я не жестокая. Ты когда-нибудь видел, как кошка защищает своих котят? Так вот, у меня будут дети, и я должна защищать их сегодня, чтобы они могли жить в раю земном.
— Но если здесь так тяжело, почему бы тебе не уехать из резервации? Ты умеешь печатать на машинке, у тебя есть образование, ты умная, могла бы найти работу в Милуоки.
Бетти повернулась, посмотрела ему прямо в глаза.
— А ты был счастлив в Милуоки?
— Нет, — сказал Чарли, — не был.
— И думаешь, я могла бы быть счастлива там?
— Пожалуй, нет. Ты мечтаешь о другой жизни здесь, в этой долине. Теперь я тоже могу представить себе эту кукурузу, эти высокие стебли в полях. Расскажи мне обо всем еще раз. Расскажи, как погиб мой дед. За что он боролся? Почему они убили его? Расскажи мне все сначала.
И она снова стала рассказывать тихим голосом о маленьких сладких золотистых дынях, созревавших под теплым солнцем на черной земле, об оленях, которые спускались зимой по низким, поросшим лесом холмам, чтобы полакомиться сеном из стогов, припасенных для домашней скотины; о диком рисе, склонившемся над бортами каноэ под тяжестью метелок, — стоило дотронуться до них, и крупные зерна сыпались прямо на брезент, расстеленный на дне лодки.
Она рассказывала об утках и гусях, которые плыли следом за наполненными рисом каноэ и подбирали остатки; о репе, которую, если у тебя была с собой соль, можно есть, вытащив прямо из земли, и заедать куском черного хлеба, а потом запивать прохладной чистой водой из ручья, — вот тебе и завтрак! — и о том, что в каждом погребе будут храниться впрок банки консервированной рыбы и бутылки со сладким янтарным кленовым сиропом, и мешки с мукой, и связки лука и перца, ящики с картофелем, маленькие тыквы и морковь, зарытая в песок, и свиные туши, которые надо разделать пополам, потом еще раз пополам, а потом — разрезать на маленькие кусочки и жарить. И вокруг будут царить мир, любовь и тепло.
Она говорила о стариках и старухах, о том, как молодежь снова будет сидеть у их ног и внимать их мудрым речам…
Бетти замолкла, и они долго — долго сидели, прижавшись друг к другу, возле маленького ручейка в глухом лесу, где светила луна. И тогда Чарли Ночной Ветер тихо сказал:
— Это больше, чем мечта. Это может стать правдой. Мы должны добиться этого.
Глава 11
Почти совсем рассвело, когда Чарли добрался до того места, где ручей уже не бушевал вокруг камней, а тихо струился, впадая в залив.
На коричневых листьях папоротника белела легкая изморозь, а на камнях, все еще отдававших остатки вчерашнего тепла, темнели пятна влаги. Чарли стянул сапоги, сунул их в большой бумажный пакет с остатками хлеба и мяса и вошел в воду. Вода была теплой, намного теплее воздуха.
Он пошел вдоль ручья, пока вода не стала ему по колено. Тогда он лег на спину и, держа в одной руке высоко над водой бумажный пакет, стал грести другой рукой и работать ногами. Так он доплыл до ближайшего острова, который возвышался над водой.
Ему пришлось долго плыть на спине, и он был рад немного передохнуть, прежде чем снова тронуться в путь.
Они расстались с Бетти после полуночи, он не хотел уходить — никогда в жизни он не испытывал еще такого чувства покоя. Перед уходом Бетти сказала:
— Утром они вернутся сюда с собаками. Чем старее след, тем труднее им будет отыскать тебя. Иди как можно дольше по ручью. Может, на какое-то время это собьет их с толку.
Она была права. Они вернулись с собаками. Он лежал на острове, стараясь унять дрожь. Когда клин света расколол небо на востоке, Чарли услышал лай. Он пополз к центру островка, чтобы укрыться. Взошло солнце, оно согрело мальчика, и он наконец заснул.
Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко. Время от времени до него по-прежнему доносился лай собак, пытавшихся взять его запутанный след. Он развернул бумажный пакет и доел остатки хлеба и мяса, потом раздвинул корни и, когда вода просочилась наверх, зачерпнул ее в пригоршню и сделал несколько глотков.
Потом он вдруг услышал, как дружно залаяли растянувшиеся цепочкой собаки; он догадался — они добрались до того места, где он проходил мимо последней стремнины по берегу ручья. Когда собаки залаяли снова, озадаченно и громко, он понял — теперь они находились на берегу озера, там, где он вошел в воду.
Он растянулся на земле и снова задремал под теплыми лучами солнца, пока рев моторов не заставил его подняться. Он увидел катера, приближающиеся к группе островов. Он смекнул — у них с собой переносные рации, раз им удалось так быстро вызвать подкрепление.
Теперь уже двигались почти все острова: маленькие — быстрее, большие — медленнее, едва заметно.
Остров, приютивший Чарли, по сравнению с другими островами был невелик — акра два трясины. Его окружали небольшие отнесенные ветром островки. Почти все они проплывали мимо, на другой конец озера, кроме тех, что зацепились за рифы или за другие подводные препятствия, словно ожидая, когда изменится направление ветра и им удастся отправиться в обратный путь.
Катера — он насчитал их пять штук — выплеснули людей сначала на один, а потом и на другой остров. Чарли видел, как мужчины стали прочесывать низкие заросли «кожаного листа».
Часам к четырем, обыскав более дюжины островов, преследователи направились к его острову. Чарли тут же отполз на животе в глубь острова, как можно дальше от того места, куда должны были причалить катера.
Рев моторов все усиливался, и вскоре он почувствовал, как остров задрожал, катера один за другим на полном ходу врезались в трясину, поднимая над водой свои алюминиевые и пластмассовые носы.
Когда заглох рев последнего мотора, он услышал голоса. Чарли дополз до противоположной кромки острова, распластался у самой воды и застыл в ожидании.
— Разойдись цепочкой, — услышал он приказ одного из мужчин. — Если он вооружен — стреляйте.
Люди молчали, но он чувствовал их приближение — колыхалась зелень, остров содрогался под тяжестью грубых сапог.
Наконец Чарли, не в силах вынести напряжение, поднял голову, но тут же опустил ее снова. Мужчины были совсем рядом. Один из них сказал:
— Снова промазали.
— Иди до самой кромки, — распорядился кто-то, — до самой воды.
Чарли перевернулся и бесшумно, как выдра, скользнул в воду, но не поплыл, что неминуемо вызвало бы залп выстрелов, а подтянулся к кромке острова так, что голова его находилась под листьями и камышами.
