МЭГ КЭБОТ - КОГДА СВЕРКНУЛА МОЛНИЯ
— Да так, ничего. Просто мы всегда слышим, как кто-то играет на флейте каждый вечер, примерно в восемь часов, но не знали, кто это.
Услышав это, я покраснела, а она сказала своим милым голоском:
— Нет, нет, всё не так плохо. Мне нравится. Словно бесплатный концерт каждый вечер.
Во всяком случае, услышав это, я начала репетировать усерднее. Сначала разогреваюсь немного и перехожу на джаз, так что музыка не звучит скучно. Потом ускоряюсь примерно в два раза, как мы делаем в оркестре. Затем играю небольшую средневековую партию, которую я откопала во время последнего похода в библиотеку. Потом, полностью войдя во вкус, играю немного Билли Джоэла[9], так как это нравится Дугласу, хотя, если спросить его, он будет отрицать сей факт. Затем играю немного Гершвина[10], для папы, который любит его музыку, и заканчиваю Бахом, потому что Баха любят все.
Иногда мы с Рут репетируем вместе: играем те несколько партий для флейты и виолончели, что мы нашли. Но во время таких репетиций мы не находимся в одном помещении. Мы делаем вот что: открываем окна своих спален и играем оттуда. Как маленький мини-концерт для соседей. Это очень здорово. Рут говорит, что если кто-то из дирижеров пройдет между нашими домами, он непременно скажет: «Кто эти невероятные музыканты? Желаю видеть их в своем оркестре немедленно!» Возможно, она права.
Дело в том, что дома я играю гораздо лучше, чем в школе. Мол, если бы я играла в школе так же хорошо, как и дома, то определенно была бы первой флейтой, а не третьей. Но моя репутация в школе сильно страдает, поэтому, честно говоря, я не хочу быть первой флейтой. На первую флейту оказывают слишком много давления. Я и так получаю достаточно вреда от людей, которые пытаются бросить мне вызов за третье место.
Карен Сью Хэнки, например. Она — четвертая флейта. И бросала мне вызов уже десять раз в этом году. Если вам не нравится ваше место в оркестре, вы можете бросить вызов другому музыканту, и продвинуться вверх в случае победы. Карен Сью начинала как девятая флейта и соревновалась вплоть до четвертого места. Но она торчит на уровне четвертой целый год, потому что я не позволяю ей победить. Мне нравится третье место. Я всегда третья. Третья флейта, третий ребенок. Понимаете? Мне комфортно быть третьей. Но никоим образом я не собираюсь быть четвертой. Поэтому, когда Карен Сью бросает мне вызов, я играю так, как я делаю это дома. Наш дирижер, мистер Вайн, после этого всегда читает мне нотации, когда Карен Сью в гневе уходит прочь, ведь я всегда выигрываю. А затем говорит:
— Знаете, Джессика, вы можете быть первой флейтой, если посоревнуетесь с Одри. Вы разорвете её на куски, если попытаетесь.
Но у меня нет желания разрывать кого-то на куски. Как и нет желания быть ни первой, ни второй. Но будь я проклята, если я позволю кому-то занять третье место.
Так вот, я прорепетировала, приняла душ, а затем легла спать. Прежде, чем выключить свет, я прикоснулась к месту на груди, где был шрам. Я не могла почувствовать его. Он не выделялся. Но я все ещё могла увидеть его, когда посмотрелась в зеркало, выходя из душа. Я надеялась, что он исчезнет на следующий день. Как тогда я смогу надеть футболку с глубоким вырезом?
Глава 5
Когда я проснулась на следующее утро, мне были известны два факта. Во-первых, я не умерла ночью из-за сердечного приступа. И во-вторых, Шон Патрик О'Ханахан находится в Паоли, в то время как Оливия Мария Д'Амато — в Нью-Джерси. Хотя, я полагаю, это уже три факта. Но последние два совершенно случайные. Кто, черт возьми, такой Шон Патрик О’Ханахан, и как я узнала, что он в Паоли? С Оливией Марией Д'Амато та же фигня.
Сумасшедший сон. У меня был сумасшедший сон, вот и всё. Я встала и снова приняла душ. Так как красный шрам все ещё был на месте, я не могла надеть ту футболку. Вместо этого я решила вымыть голову. Кто знает, может быть, Роб Уилкинс снова предложит меня подвезти, и, когда мы остановимся или что-нибудь ещё, то он повернет голову и понюхает меня. Вполне возможно.
Но только во время завтрака до меня дошло, кем были Шон Патрик О’Ханахан и Оливия Мария Д'Амато. Это дети с обратной стороны пакета молока. Ну, вы понимаете, те, которые пропали без вести. Только они, не пропавшие без вести. Больше нет. Потому что я знала их местонахождение.
— Ты, правда, думаешь, что можешь надеть эти джинсы в школу, да, Джессика?
Мама окончательно разрушила весь тот спектакль с Робом Уилкинсом, который я тщательно прокручивала в своей голове.
— Да, правда, — сказал Майк. — О чем ты вообще думаешь? Сейчас что, восьмидесятые?
— Как будто, ты разбираешься моде, ботаник. Где твой карманный помощник, а?
— Ты не можешь надеть эти джинсы в школу, Джессика, — сказала мама. — Ты опозоришь семью.
— А что не так с моими джинсами? — ответила я.
1-800-ГДЕ-ТЫ. По этому номеру необходимо позвонить, если что-то узнаешь о местонахождении Шона Патрика О’Ханахан или Оливии Марии Д'Амато. Я не шучу. 1-800-ГДЕ-ТЫ. Мило. Очень мило.
— Колени открыты, — продолжила мама, — дыры начинаются от промежности. Ты не можешь надеть эти джинсы. Они разваливаются.
Понимаете, в этом-то и причина, по которой я надела их. Я не могла открыть зону декольте, поэтому решила переместиться на колени. У меня довольно красивые колени, поэтому, когда я поеду сзади Роба Уилкинса на мотоцикле, он посмотрит вниз и увидит эти совершенные, сексуальные коленки, торчащие из джинсов. Я побрила ноги и всё такое прочее. Полностью готова. Единственное, о чем я не я не подумала, так это то, как мне добраться домой, если он не предложит подвезти. Наверно, позвоню Рут. Но она разозлится на меня, если я попрошу сначала не её. Она начнет:
— Почему? Кто отвезет тебя домой? Надеюсь, не тот Грит?
Тяжело иногда быть лучшим другом, такой девушки, как Рут.
— Иди наверх и переоденься, юная леди, — приказала мама.
— Ни за что, — мой рот был полон каши.
— Ты о чем? Ты не можешь идти в школу в чем-то вроде этого.
— Посмотрим, — сказала я.
Пришел папа.
— Джо, глянь, что она напялила, — сказала ему мама.
— Что? — сказала я. — Это всего лишь джинсы.
Папа сначала посмотрел на мои джинсы, а потом на маму.
— Это всего лишь джинсы, Тони, — сказал он.
Мою маму зовут Антонина, но все зовут её Тони.
— Это джинсы шлюхи, — сказала мама. — Она оделась как проститутка из-за того, что читает все эти журналы. — Так мама называет Cosmo. В принципе, она права, но всё же.
— Она не похожа на проститутку, — ответил папа. — Она так всегда выглядит. — Мы все вопросительно посмотрели на него, удивленные его замечанием. Но он продолжил: — Ну, понимаешь, как сорванец.
К счастью, в тот момент, снаружи загудела Рут.
— Ладно, — сказала я, вставая. — Мне пора.
— Только не в этих джинсах, — сказала мама.
Я схватила флейту и рюкзак.
— Пока, — сказала я, и закрыла дверь.
Я обежала дом, чтобы встретить Рут, которая ждала в кабриолете.
— Милые джинсы, — с сарказмом произнесла она, когда я садилась на пассажирское сиденье.
— Просто веди, — сказала я.
— Правда, — сказала она. — Ты не похожа на Дженнифер Рилс, или кого-то там. Эй, днем ты сварщик, а ночью стриптизерша, да?
— Да, — сказала я. — Но я экономлю деньги, чтобы оплатить обучение в балетной школе.
Мы были почти у школы, когда Рут спросила:
— Эй, что с тобой? Ты не была такой тихой с тех пор, как Дуглас пытался... ну ты поняла.
Я встряхнулась. Мне не известно, какими бывают видения, но именно они меня посетили. Дело в том, что я не могла выкинуть фотографию Шона Патрика О’Ханахана из головы. Во сне он был старше, чем на фотографии на пакете молока. Может быть, он — один из тех детей, которых похитили так давно, что он не помнит свою настоящую семью. С другой стороны, может быть, это был просто сон.
— Хм, — сказал я. — Не знаю. Я просто задумалась, вот и всё.
Рут подъехала к стоянке для учеников.
—Ты не хочешь пройтись пешком до дома сегодня? Я попрошу Скипа высадить меня снова в четыре, когда у тебя закончится задержание. Знаешь, я взвесилась этим утром и уже потеряла полкилограмма.
Я думаю, что она, вероятно, потеряла вес из-за того, что не ела ужин вчера: весь вечер подруга мечтательно пялилась на Майка, так что у нее не было времени на еду. Но я только сказала:
— Конечно. Кроме ...
— Кроме чего?
— Ну, ты знаешь, что я чувствую к мотоциклам.
Рут посмотрела на небо.
— Только не Роб Уилкинс.
— Да, снова он. Я ничего не могу с собой поделать, Рут. У него действительно огромный...
— Я не хочу это слышать, — сказала Рут, подняв руки вверх.
— Мотоцикл, — закончила я. — Что ты думала, я скажу?
— Не знаю, — Рут нажала на кнопку, и крыша автомобиля начала подниматься. — Некоторые из этих Гритов носят красивые узкие джинсы.
— Боже, — сказала я, как будто это никогда не приходило мне в голову. — Действительно, Рут.
