Валентин Оскоцкий - Дела давно минувших дней (Киевская Русь в романах Павла Загребельного)
Обзор книги Валентин Оскоцкий - Дела давно минувших дней (Киевская Русь в романах Павла Загребельного)
Оскоцкий Валентин
Дела давно минувших дней (Киевская Русь в романах Павла Загребельного)
Валентин ОСКОЦКИЙ
ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ
(Киевская Русь в романах Павла Загребельного)
Вступительная статья
Обобщая идейно-эстетический опыт первых исторических повествований в советской литературе, М. Горький рассматривал его как принципиально новаторский, не имевший ранее прецедентов. "Подлинный и высокохудожественный исторический роман", считал он, создан советскими писателями и значителен тем, что представил "поучительные, искусно написанные картины прошлого", предпринял его "решительную переоценку". "Я не знаю в прошлом десятилетия, которое вызвало бы к жизни столько ценных книг. Повторяю еще раз: создан исторический роман, какого не было в литературе дореволюционной, и молодые наши художники получили хорошие образцы, на которых можно учиться писать о прошлом..."* - говорилось в статье "О литературе", датированной 1930 годом. Последующие десятилетия подтвердили своевременность и прозорливость высказанных М. Горьким оценок, добавили к высоко чтимым им именам Ольги Форш, Юрия Тынянова, Алексея Чапыгина, Георгия Шторма, Алексея Толстого имена многих других разнонациональных художников, чей творческий вклад в создание и развитие исторического романа особенно весом. Среди них немало имен писателей-современников, потому что интенсивное обновление и обогащение исторического романа не прервалось и в наши дни. Напротив, для большинства братских литератур народов СССР оно стало сегодня типологически общей закономерностью художественнных исканий.
_______________
* М. Г о р ь к и й. Собр. соч. в тридцати томах, т. 25, М.,
Гослитиздат, 1953, с. 254.
На магистрали их - творчество ведущего украинского прозаика Павла Загребельного. За три десятка лет напряженной и плодотворной работы в литературе он написал 17 романов, из них пять - исторических. Появившиеся одни за другим "Диво" (1968), "Первомост" (1972), "Смерть в Киеве" (1973), "Евпраксия" (1975) составили своеобразную тетралогию о далекой эпохе Киевской Руси, а последний роман "Роксолана" ведет нас в более поздний период истории, насыщенный трагедиями кровавых турецких нашествий на Украину.
Во всем своем творчестве Павло Загребельный выступает художником, который наделен обостренным чувством современности, чуткой восприимчивостью к ее духовным запросам, социальным, политическим, идеологическим, нравственным проблемам. Не представляет в этом отношении исключения и тетралогия о Киевской Руси. На ее остро современное звучание, внутреннюю перекличку прошлого с настоящим в идеях и образах повествования писатель указывает самой композицией первого романа "Диво", действие которого развивается в трех временных плоскостях: княжение Ярослава Мудрого, Великая Отечественная война, наши дни. Как ни неожиданно такое сопряжение разных эпох, оно имеет в романе, да и в тетралогии в целом, глубокий художественный и актуальный идеологический смысл. Не только о национальных святынях, разграбленных в войну "учеными" в эсэсовских мундирах, идет здесь речь, но о защите самобытных истоков государственности и культуры Киевской Руси - древней колыбели восточного славянства.
Есть от кого защищать их! Концепции А. Л. Шлецера, активно пропагандировавшего норманскую теорию происхождения древнерусского государства и в соответствии с нею видевшего Древнюю Русь "ужасно дикой и пустой"*, не остались в прошлом, хотя спор вокруг них, начатый еще Ломоносовым, продолжался в исторической науке более ста лет. Теоретики реакционного толка в своей националистической пропаганде охотно возрождают эти концепции и сегодня.
_______________
* Б. Д. Г р е к о в. Киевская Русь. М., Госполитиздат, 1953, с.
376.
Актуальная идеологическая направленность романа "Диво", отчетливо проявившись в его внешнем композиционном построении, определила и внутреннюю логику сюжета, пронизала самый образный строй повествования. Она в принципиальном, подчас полемически подчеркнутом отказе писателя от какой бы то ни было идеализации исторических персонажей. В последовательном утверждении героев из народа подлинными творцами истории, создателями ее непреходящих культурных ценностей. В подтекстовой перекличке современных раздумий об искусстве и творчестве, их высоком общественном назначении, незамутненных народных истоках и возвышенных патриотических устремлениях с теми драматическими коллизиями, которые на материале прошлого раскрывают величие таланта и мастерства, обязанных своей жизнестойкостью неисчерпаемым творческим силам народа. "Ибо что такое искусство? Это могучий голос народа, звучащий из уст избранных умельцев. Я - сопелка в устах моего народа, и только ему подвластны песни, которые прозвучат, родившись во мне. А меня - нет..." Так думает о себе, о собственной своей судьбе - неотъемлемом звене в цепи судеб народных безвестный строитель Киевской Софии, самобытный художник и зодчий, легендарный образ которого психологически убедительно создан силой писательской фантазии. Не потому ли и возведенная им "тысячелетняя святыня славянского мира" становится в романе боевым рубежом нестихающей битвы? Вооруженной битвы с фашизмом в годы Великой Отечественной воины, современной борьбы идей, накал которой открывает одному из героев, как нужна людям его профессия историка древнего искусства, как необходима она всем - "не только отдельным любителям старины".
Ученые свидетельствуют, что уже в тот начальный период русской истории, когда утверждались "освященные христианской церковью нравственные и моральные устои феодализма", рождались и "зачатки того житейского критицизма, который всегда был живым родником народного свободомыслия"*. В главном, существенном этот научный взгляд совпадает со взглядом художественным, отвечает тем идейно-нравственным позициям писателя-современника, из которых исходит Павло Загребельный, выводя зодчего Сивоока носителем народного протеста. Социального и нравственного протеста против несвободы и бездуховности жизни, жестокости века и цинизма власти, воплотившей эту жестокость. Против лицемерия и ханжества религии, освятившей преступное насилие над человеком, житейской неприкаянности "людей без значения", которым многомудрый князь Ярослав отвел роль слепых исполнителей своей державной воли.
_______________
* Н. Е. Н о с о в. О книге и ее авторе. В кн.: Б. А.
Р о м а н о в. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки XI
- XII вв. М. - Л., "Наука", 1966, с. 3.
Превыше всего дорожа конкретно-историческим содержанием и социально-классовой направленностью художественной мысли, Павло Загребельный, не без внутренней, видимо, полемики с односторонней тенденцией идеализации древнерусской старины, проявившейся в ряде как давних, так и недавних произведений, счел необходимым особо указать на характер своего творческого поиска в истории, взяв эпиграфом к роману "Первомост" известные ленинские слова: "Землевладельцы кабалили смердов еще во времена "Русской правды"*. Этим конкретным историзмом, точностью классовых критериев, четкостью социальных ориентиров и следует выверять художественную концепцию личности и народа, народа и истории, развитую в тетралогии. Мысль писателя о народе как творце истории присутствует в ней не декларативно. Воплощаясь в материи образа, она последовательно направляет логику сюжета, развитие характеров, диктует нравственные оценки реальных и вымышленных героев. Даже признанную за ним честь создателя Софии писатель отнимает у Ярослава. "Заложи же Ярослав град великий, у него же града суть врата златые, заложи же и церковь святые Софии" - эти хрестоматийные, не однажды повторенные в романе строки Ярослав сам диктует своему летописцу. И повелевает при этом уничтожить пергамент с именем зодчего Сивоока, который убит при его княжеском попустительстве... Равным образом и "мужа многоумного" Владимира Мономаха романист лишает славы строителя первого на Руси моста, хотя на него прямо указывает та единственная строка Ипатьевской летописи - "того же лета (6628) устроил мост через Днепр Владимир", - от которой отталкивается повествование в романе "Первомост". Скупое свидетельство летописца высекает всего лишь первую искру. Оно только толчок к самостоятельному движению художественной мысли, начальный импульс к интенсивной работе творческого воображения, обостренного потребностью разглядеть в дали минувших веков живые лица "тех загадочно-безымянных предков", которые "воздвигли Первомост через Днепр возле Киева не столько во славу свою и княжью (записанную на пергаментах), сколько во славу земли своей". Летопись умолчала о них. "И не найдем мы нигде имен людей, которые пришли на берег днепровский" как первые мостотворцы...
_______________
* В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 3, с. 199.
В последовательном, убежденном утверждении народа подлинным творцом истории и состоит созвучный нашей современности внутренний пафос романов Павла Загребельного. В их идейно-нравственном полифонизме мотив суда над историей всегда органичен: суд этот вершит сам народ. Идеями и образами созданных им шедевров искусства - в романе "Диво". Неувядаемой в веках героикой ратного подвига - "Первомост". Высотой своей трудовой морали, питающей нравственную стойкость человека, его представления о добре и зле в мире - "Смерть в Киеве". И неистребимой, поэтически трепетной красотой патриотического чувства родной земли - в романе "Евпраксия".
