Неизвестно - Александр Поляков Великаны сумрака
А если это минутная слабость, и страх пройдет? К тому же, как выяснилось, Судейкин поручил штабс-капитану выманить Тигрыча из Франции на немецкую территорию, где идеолога «Народной Воли» должны были арестовать и доставить в Россию. Но жандарм мог сказать и так: не удастся выманить — тогда убить. Разве предатель все откроет?
Дегаеву нужен был лишь легкий толчок, чтобы сбросить Тихомирова с обрыва, схоронив вместе с ним тайну своей измены. Но и Тигрычу хватило бы такого же движения.
Теперь они шли, осторожно поглядывая друг на друга, зорко следя за каждым движением спутника, не приближаясь вплотную, но и не удаляясь слишком далеко. Главное — не допустить, чтобы кто-то очутился сзади, а еще лучше — держать собеседника в поле зрения.
В расщелинах начинала пробиваться яркая трава, и Лев узнал ее: это был душистый чобор, который он так любил рвать в детстве у себя дома. Тронул трепетными пальцами нежную зелень, на мгновение освобождаясь от напряжения. И тут же вздрогнул: Дегаев стоял за спиной.
— Этот мерзавец кругом обманул меня! — пустил фистулу штабс-капитан. — Государю так и не представил. Показал только Победоносцеву и фон Плеве. Уверен, Судейкин хочет сделать меня обыкновенным шпионом. Я. Я ему отомщу!
«Ясное дело: обыкновенным шпионом быть не желает. В необыкновенных мечтал состоять. Эх, столкнуть бы его, размозжить голову о камни. Вон они, рядом, внизу..»
Тигрыча трясло, точно в лихорадке. Ему стало страшно. Страшно, потому что он был совсем один. И нужно решать, искать выход. Нет надежных друзей, не на кого опереться. Но как же разнеживающе пахнет домом весенняя трава на чужих скалах! Почему, ну, почему нельзя просто жить? Ведь по такой же травке неслась к обрыву коляска с маленьким Сашей.
А что если это был какой-то знак — таинственный, еще невнятный для его блуждающего ума?
Нет, убивать иуду нельзя. Тогда Судейкин тотчас арестует всех, кто остался на свободе в России. Адреса и явки ему известны благодаря Дегаеву, главе нового Исполкома, «соломенного» — именно, именно! Вроде, есть комитет, да подставной, ненастоящий, из сена-соломы. А начнешь извещать товарищей, пройдет не один месяц. Слухи дойдут до полиции, и все одно — пересажают.
Мысли роились. Виски ломило от напряжения. Не хватало чего-то важного, чтобы развязать эти путаные узлы.
— Я должен. Нужно сказать. — мертвым голосом произнес штабс-капитан. — Многое из того, о чем я сообщил Судейкину, хранится не в его кабинете. А только. Только в его памяти. Он не вполне доверяет бумагам. А память у инспектора отменная.
Вот оно! Вот! Это многое меняет.
— Что ж, тогда. — Тихомиров сжал в кармане холодный ком револьвера; помолчал, наезжая вращающимися глазами на сникшего Дегаева, и сказал, словно шагнул с обрыва: — Ты должен убить Судейкина. Этим ты хоть как-то искупишь преступление. И не смертью своей, а спасением тех, кого предал.
Наступила тишина, глухая, как на дне пропасти. Над крышами Морнэ прозрачно поднимались каминные дымки. Деревня лежала внизу, словно на ладони. Тигрыч безотчетно нашел взглядом свой домик: наверное, Катюша кормит Сашу; дело жизни крошилось, рассыпалось, оставались только они — жена и сын. Так? Возможно, возможно. Не хотелось думать об этом.
— Хорошо, я согласен, — почти простонал штабс-капитан.
— И еще. Если ты этого не исполнишь, то знай: я немедленно опубликую о твоем предательстве. Надеюсь, ты понимаешь: поверят мне, Тигрычу, а не тебе. Ты будешь уничтожен. Судейкин выбросит тебя, как. Как вываренную тряпку.
— Я все сделаю. Только.
— Что — только? — раздраженно спросил Лев.
— Прошу, никому не говори. Ну, про все это, пока. Пока я не исполню, — пролепетал Дегаев.
— Договорились, буду молчать. Потом ты вернешься, и мы будем тебя судить. Состав революционного суда я определю сам, — отрезал Тихомиров. — Если тебе сохранят жизнь, поможем скрыться.
Через неделю штабс-капитан уехал в Россию. Никто из эмигрантов не посмел спросить о результатах этих тайных встреч. Ведь сам Тигрыч, а он уж дело знает.
Глава двадцать восьмая
Плеханов влез на крутую гору, и теперь не мог спуститься; звал на помощь. Но Тигрычу совсем не хотелось выручать марксиста. Накануне вечером тот вдруг заявился в Морнэ с вечно растрепанной Верой Засулич; гости переночевали у Тихомировых, а утром все вместе отправились на прогулку.
Засулич, как и положено первой русской террористке, скинула башмаки, веселилась, скакала полной оборванкой по склонам, пугая чинных прохожих. А у Льва ныло сердце от хитрости Георга. Нет, даже подлости.
В эти летние дни они вместе заканчивали подготовку первого номера «Вестника «Народной Воли». И тут Плеханов полез в бутылку: стал требовать слияния двух фракций — народовольческой и своей, социал-демократической; настаивал на публикации в журнале официального объявления об этом событии — с изложением принципов нового объединения. Старые народовольцы наотрез отказались: идей Маркса не разделяли, знали и о том, что автор «Капитала» не раз писал: его теория не вполне пригодна для России. К тому же сам Плеханов высмеивал соратников Тигрыча, называл их бланкистами, вечными заговорщиками.
И вдруг — объединиться. С чего бы это?
Причины Тихомиров понял на прогулке. Ведь ясно же: деньги будут давать под марку «Народной Воли», а не под плехановцев, неизвестных в европейской революционной среде. И это несмотря на кризис, переживаемый партией. Объединившись, фракция Георга станет на страницах журнала проводить свои принципы, бодаться с народовольцами. Славно получается: есть-пить на чужие деньги, да еще и в тарелку благодетелю плюнуть. Умно, изворотливо придумано — тут чувствовалась сметливая рука финансового пройдохи Левушки Дейча.
Тигрыч настаивал: «Вестник» должен быть органом объединения всех русских революционеров, а не полутора десятка эмигрантов. И здесь они тоже расходились с Георгом.
Плеханов вспылил и кинулся в гору, в густые колючие заросли — гнев развеять. И — попался. Подталкиваемый шумной Засулич, Тихомиров полез выручать оппонента.
Впрочем, все это мало занимало его. Из Петербурга приходили вести: инспектор секретной полиции Судейкин жив- здоров, Дегаев не решается, медлит с покушением.
Лето промелькнуло, затем осень. Следовало ускорить дело. В Россию послали бесстрашного Германа Лопатина, когда- то устроившего дерзкий побег Лаврову из северной ссылки. Кроме того, в Питер прибыли молодые горячие южане Николай Стародворский и Василий Конашевич — в поддержку заметавшемуся Дегаеву.
Подполковник ни о чем не подозревал. Он был доволен штабс-капитаном. Он был доволен также и своим новым сотрудником Петром Рачковским, так похожим на него самого в юные годы.
Для встреч с Дегаевым инспектор снял трехкомнатную квартиру в доме, выходящим одним фасом на Невский, другим на Гончарную. Отсюда в первых числах декабря провожали за границу жену штабс-капитана Любовь: с фальшивым паспортом она отправлялась в Париж — присматривать за эмигрантами, и в первую голову — за Тигрычем.
В тот вечер Георгий Порфирьевич был в ударе. Еще бы! Разгромлен нелегальный кружок офицеров-вольнодумцев, арестована новая динамитная мастерская, разоблачен невероятный заговор Сергея Нечаева, и где — в тюрьме, под замком! Соблазнил, висельник, беседами караульных солдат, вознамериваясь поднять восстание в Петропавловской крепости в момент приезда Государя. И помог Судейкину не кто иной, как вальяжный народоволец Леон Мирский (а ведь стрелял в шефа жандармов Дрентельна!), давно работающий на него. Также исправно действовало основанное инспектором «Общество борьбы против террора», куда он привлекал студенчество.
Что ж, усилия не пропали даром: бомбисты наголову разбиты. Коронация Александра III прошла в Москве без сучка и задоринки. Ни угроз, ни выстрелов, ни снарядов с гремучим студнем. Государь милостиво удостоил подполковника аудиенции и вручил при этом 15 тысяч рублей наградных.
Судейкин был на седьмом небе. Пил шампанское. Дегаев же сидел за столом темнее тучи.
— И чего вы боитесь, драгоценный Сергей Петрович? — теребил жандарм своего агента. — Думаете, соратники догадаются, кто их выдал? Знаете ли. — он весело забросил в рот виноградину. — А вы убейте шпиона Шкрябу. От него уж никакой мне пользы. Или этого. Поммера, а? Проследите, докажите перед революционерами его измену и — бах-бах! Тотчас вернете доверие. Все одно — выдохся он. Раз, и помер Поммер! Ха-ха! Правда, поговаривают, он женат на кузине самого Льва Тихомирова, Тигрыча. Слыхали?
Инспектор вдруг впился трезвым ледяным взглядом в ускользающие под брови глаза Дегаева. Но это длилось мгновение.
— Шучу, Сергей Петрович! Шучу! — снова расплылся в обворожительной хмельной улыбке. — Разве вы можете убить? Это, голубчик вы мой, прерогатива Господа Бога. Живить да мертвить.
