Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
Лестницы - деревянные и каменные в толще стен - кончились. Горм вышел на двор, не особенно заслуживший имя Южной площади как раз вовремя, чтобы услышать, как Беляна завершает короткую, но гневную речь:
- И дух их нечистый я нюхать не буду!
С этими словами, супруга конунга удалилась в направлении Ряда Медоваров, ведшего к воротам во внутренней стене и к замку, а за ней - старый знахарь Грубби, первый учитель Бреси, и повивальная бабка Гуннлауд. Горм не мог сделать никаких выводов по поводу повивальности последней, но до бабки она лет на семьдесят не дотягивала. Бреси двинулся было за ними, но Щеня что-то ему шепнул, остановив. Со второго яруса воротной башни донеслись лязг и стук - воины налегали на рычаги, опуская мост и поднимая решетку. Та была нарочно сделана без противовеса - в случае чего двое на втором ярусе могли выдернуть железные стержни, чтоб поднятая решетка грохнулась вниз под собственной тяжестью, перегородив проход и отвадив любых незваных гостей, излишне упорствующих в стремлении проникнуть в Скиллеборг.
По покрытым железными листами дубовым балкам моста зацокали копыта. Пятеро въехали под воротную башню. Дроттары остановились прямо под ней, пропустив ярла вперед. Только Горм успел заметить, что сапоги Сигвальда Эйнаррсона были почему-то привязаны к стременам, оливковый сук - к коленям, а его голова вяло опущена на грудь, как раздался нестройный и пренеприятный клич, ни дать ни взять воронье карканье из четырех глоток:
- О́дин оди́н!
Ни с того, ни с сего, Хан заскулил и потащил ярла Йеллинга за рукав. От неожиданности, тот сделал шаг вбок от ворот.
Описать то, что последовало за кличем, было бы довольно сложно, особенно учитывая, что те, кто лучше всего мог видеть, что именно произошло под воротной башней, покинули земной круг очень скоропостижно и крайне неряшливо. Из-под башни даже не прогрохотало - скорее, из прохода, ведшего к подъемному мосту, вылетел таран, сделанный из каким-то образом донельзя разогретого и сжатого воздуха, сшибая и плюща все на пути. Горма, оказавшегося чуть в стороне от основного удара, протащило шагов двадцать и впечатало в стену оружейни, на которой висели свитые из соломы мишени для лучников. Рядом с ним, Хана так же распластало по кирпичам и соломе.
Ярл потряс головой. Поле его зрения почему-то следовало за движением глаз с некоторой задержкой, и все видимое отчаянно двоилось. Сосредоточившись на не очень быстро двигавшемся блестящем предмете, находившимся в близости нескольких шагов, Горм совместил двоившееся. Предмет оказался ножницами в руках светловолосой девы, одной из трех, сидевших под деревом на зеленом лугу и возившихся с пряжей. В другой руке девы было несколько нитей. Она взглянула на Горма, состроила ему рожицу, отложила пару-тройку нитей в сторону, собрала остальные в пучок, и щелкнула ножницами. Все снова стало отчаянно двоиться, зелень посерела.
Ярл опять потряс головой, на этот раз поосторожнее. Его кругозор по-прежнему не до конца сочетался с движениями последней, но двоившийся вид с некоторым усилием теперь сложился в площадь у воротной башни. Прямо перед башней, на камнях почему-то стояли четыре лошадиных ноги. Лошадиное туловище с головой и послом, привязанным к седлу, то ли распылилось в прах, то ли улетело невесть куда. Ноги медленно и беззвучно упали, правая задняя слегка дрыгнула копытом. На том месте, где встречали Сигвальда Бейнир и пятеро отборных карлов с Торфи во главе, уцелело пять пустых пар сапог и один без пары. Их владельцы, судя по всему, стали частью кучи тел и частей тел перед внутренней стеной. Из бойниц воротной башни пошел дым. Местами обугленный кусок одной из балок перекрытия второго яруса беззвучно выкатился из прохода во двор.
В странной тишине, кирпичи оружейни начали осыпаться, и с ними Горм и Хан. Горм услышал, что где-то вдали жалобно скулит собачка. С изрядным усилием, ему удалось понять, что звук издавал его собственный пес. Спустя еще миг, ярл обнаружил, что у него темнеет в глазах, потом сообразил, что живым существам, к которым с некоторой натяжкой его еще можно было отнести, полагается время от времени дышать, и сделал вдох. Дышать почему-то вышло весьма больно, воздух пах пылью, кровью, паленой шерстью, и еще чем-то резким, но тьма слегка отступила. Не переставая скулить, Хан подобрал под себя лапы и попытался встать. На местах, не покрытых хауберком, на нем осталось сильно меньше шерсти, чем было положено. Горм выбрался из кучи кирпичей и, сам шатаясь, как вдрызг пьяный, помог псу подняться на ноги - у того вроде бы ничего не было сломано.
- Изме-е-ена! - может быть, не совсем точно, но кратко и предположительно во всю разбойничью мощь своих легких (для оглушенного Горма, ненамного громче комариного писка), подытожил Родульф с угловой башни, соседствовавшей с воротной. - Камнеметы, бей!
Мало-помалу, слух продолжал возвращаться к ярлу. Гора костей и мяса у внутренней стены местами шевелилась и стонала.
- Как они это сделали? - прозвучал вопрос из скопления клочьев сена, обломков щитов, и обрывков веревок неподалеку от Горма.
Из-под щитов и сена выбрался Кнур. Его шлем куда-то запропастился, по правой стороне покрытого толстым слоем пыли лица текла кровь. Кузнец принялся ощупывать себя, чего-то хватился (хотя все его конечности вроде были на месте, выгодно отличая Кнура от многих других участников встречи посла), и полез обратно под сено и веревки.
- Что из того, что они сделали, как? - спросил Горм.
Звуки продолжали доноситься до него как будто издалека, но расстояние успело уменьшиться с пятидесяти саженей до пяти. Вытащив из мусора молоток и заправив его за пояс, кузнец сказал, странно меняя громкость своего голоса, словно не уверенный, что его слышно:
- Направили большую часть силы взрыва кверху...
- Кром! - даже в предварительно сплющенном йотунским воздушным тараном и затем шмякнутом о местами прикрытую соломой кирпичную кладку состоянии, голова ярла, увы, еще кое-что соображала. - Раненых за внутреннюю стену! Дружина, к проходу! К проходу!
Горм выхватил из ножен меч, подобрал чей-то валявшийся неподалеку щит (вернее, три четверти щита), и побежал к воротной башне. В перекрытие второго яруса, и точно, словно кто-то ударил исполинской кольчужной рукавицей снизу. В четырех кучах черной дымившейся дряни, видимо, останках дроттаров и их коней, вместе с более или менее понятными костями, внутренностями, копытами, и сапогами лежали пучки почерневших железных труб, цветами Йотунхейма раскрывшихся на концах. Решетку, опустившуюся где-то на полсажени с одной стороны, погнуло взрывом и намертво заклинило. Боевая площадка башенки на другом краю моста была безнадежно выведена из строя - лопнувшие трубки, торчавшие из еще двух горок недожаренной конины, смешанной с пережаренным и обугленным дроттарским мясом, подсказывали, чем именно.
Уже оставив позади подножие скиллеборгской горы, к подъемному мосту под развевавшимися знаменами скакала конница. Среди всадников выделялся один закованный в сталь с головы до пят, в красном плаще, на огромном - почти размером с Альсвартура - сером жеребце. Из-за неоднородного качества коней, верховые растянулись на добрую сотню саженей. Почти по пятам последних конных бежали пешие воины. Их строй сохранял порядок гораздо лучше. Камень, пущенный камнеметом с одной из угловых башен, скосил четверых или пятерых, остальные тут же сомкнулись и продолжили бег.
- Ссаживаем первых верховых и отступаем на площадь! - прокричал Горм. - Там лучники со стен помогут!
К нему подтянулось еще несколько дружинников, включая Торфи, босого, с длинными прорехами в плетении кольчуги, и утыканного щепками. Еще менее приемлемой странностью его вида был огромный грубо кованный гвоздь с болтавшимся на нем куском дерева, торчавший из левой глазницы. Несмотря на все эти раны, на Торфи не было ни капельки крови. Поудобнее перехватив длинное копье, Торфи направил его в сторону моста и приподнял щит, так что тот прикрывал его грудь и шею, с краем чуть выше подбородка. Некоторое время он смотрел на приближавшихся всадников, потом приоткрыл рот, зубами оторвал от верха щита небольшой кусок дерева вместе с двумя слоями турьей шкуры, и принялся медленно его пережевывать. Под закопченной кожей его щек ходили желваки, белок правого глаза краснел, наливаясь кровью.
Первые конники проскакали по мосту. Горм вынул из-за голенища сакс и метнул его в одну из теней, замаячивших в проеме, без ощутимых последствий. Бросок Сигура удался существенно лучше, и правый всадник откинулся назад в седле с топором, лезвием ровно разделившим его нос и лоб на две половинки. Двум другим верховым, впрочем, тоже мало не показалось - Торфи ударил коня того, что был слева, в бок копьем с такой силой, что наконечник прошел конское туловище насквозь, вонзился в бедро среднему всаднику и, наконец, в бок его лошади. Наколотые таким образом на копье, кони закричали от боли и страха и кучей рухнули в проходе. Горм ткнул левого воина, потерявшего при падении шлем, в висок. Ярла несколько озадачивало, что все движение вокруг происходило слегка невпопад, словно взрыв частично вытряхнул его из яви или повернул к ней под нелепым углом. Например, выпад меча целил в шею, а попал в висок.
