Александр Горохов - Предназначение. Сын своего отца
город пришлось помочь конюху перековать и почистить коня. Гостиничные служанки под
присмотром одного из коридорных занимались штопкой и глажением одежды. Хозяйская
дочь взялась подновить герб на щите. Сам же рыцарь ещѐ раз проверял оружие, время от
времени выдавая всей многочисленной команде свои замечания и рекомендации. В конце
концов, сотник предстал перед взорами помощников в том виде, в каком он собирался
завтра выехать на ристалище.
Восторгам дам не было предела, и хозяин невольно подумал, что, к счастью, его
дочь ещѐ слишком молода, чтобы таскаться с такими молодцами. «Не то, что эти коровы,»
-усмехнулся он, косясь на очумевших от восторга служанок. Но и сам не удержался от
похвалы:
-Прекрасно! Прекрасно, господин Хорд! Думаю, Еѐ Высочеству принцессе Карине
будет приятно подарить свой поцелуй такому красивому победителю.
-Непременно, непременно! -застрекотали девицы, лопоча, что и они готовы не
отставать от принцессы.
«Интересно, кто из этих дурочек горничных первая потащит его в постель?» -
усмехнулся про себя Дядюшка.
-Ах, папочка, ты позволишь мне сегодня просить господина Хорда отужинать в
моей комнате? -захлопала в ладоши дочь, девятнадцатилетняя любимица старика Билла, усиленно вздыхая всей грудью.
-Не велите казнить, дорогая Лиза, но я, к несчастью, уже успел пригласить к себе в
номер гостей, которые вот-вот придут, -горько пожалел рыцарь, глотая набежавшую при
виде вздымающейся груди хозяйской дочки слюну.
-Но Лиза права, господин Хорд. Вы непременно должны поужинать в кругу моей
семьи. Хотя бы завтра или послезавтра, -засуетился обескураженный неприкрытым
призывом дочери хозяин. «Ещѐ до обеда твоей ноги в городе не будет, мерзавка!» -твѐрдо
решил он для себя.
-Увы, господа! Завтра вечером я приглашѐн на бал в замок, и милой Лизе я могу
пообещать совместный ужин лишь послезавтра, -сокрушѐнно развѐл руками герой,
плотоядно добавив про себя: «И не только ужин!»
«Обещай, сколько влезет!» -торжествовал в мыслях отец,. -»И если ты про гостей
не врѐшь, я двадцать монет нищим раздам!»
181
-Что, так и не сумели разыскать? -вызывающе бросил король.
-Никак нет, Ваше Величество! -браво отрапортовал начальник караула. -Мои люди
привезли хорошую весть...
-Я приказал привести этих него... людей, а не хорошую весть.
-Разрешите доложить по порядку, Ваше Величество?
Нерль поморщился, поняв, что не следовало показывать своѐ раздражение. По мере
рассказа его лицо так и не смягчилось, не смотря на согласие с тем, что арестанты должны
остаться в выделенной им камере до утра.
-Но утром - немедленно доставить их к Лорду-администратору. И пусть палач
готовится к пытке калѐным железом.
Званым гостем оказался не кто иной, как Барц. Хорд, которого несколько
беспокоил вопрос: куда девать Бена и Сэмми, после прощания с семейством владельца
заведения ловко направил на них любовь горничных, чуть было не захлестнувшую их
кумира своим напором. Разгоревшиеся глаза девушек, которых рыцарь, поглаживая по
округлостям, скрытым юбками, попросил составить компанию его друзьям, говорили, что
в ближайшие три часа беседе с Барцем не помешает никто.
-Итак, господин Хорд, счастье опять улыбнулось нам, в очередной раз посылая
наших врагов на смерть? Не так ли?
-К чему такой скепсис, Рихард? Там им некуда спрятаться. Они не могут толком
пошевелить ни рукой, ни ногой. Как заверил меня Галушко, из этой камеры ещѐ ни один
узник не выходил живым.
Барц улыбался даже когда говорил гадости и устраивал разнос провинившимся
подчинѐнным.
-Я тоже навѐл справки. И знаю, что узники могут выйти живыми, если кто-нибудь
не покрутит один неприметный ворот, расположенный в подвале дома господина
Галушко.
-Именно за этим и уехал наш друг Отар.
-Но это не всѐ, Альберт. Меня интересует багаж этих людей.
Хорд скривил гримасу.
-Ты имеешь ввиду бумаги?
-Да, бумаги.
-Они сгорели. Сегодня ночью в Развилке.
Улыбка медленно сползла с лица нордийца.
-Ты лично видел это?
-Нет. При них бумаг не оказалось, и они сами подтвердили, что всѐ, что было с
ними, кроме одежды и оружия - сгорело.
Сладчайшая улыбка, которой Советник обнажил все свои белоснежные зубы,
говорила о том, что он взбешѐн.
-Милый Альберт! Наверное, ты так навсегда и останешься наивным простаком...
Хорд, довольный, что ему опять удалось довести Барца до белого каления,
захохотал. Но уже через секунду его глаза снова глядели зло и холодно.
-Мне наплевать на твои бумаги, Рихард. Мне уже наплевать: попадут они к
королевским ищейкам или нет? Я сделал главное: убедил всех, что эти ублюдки изменили
королю. Теперь любые бумаги, которые вдруг обнаружатся после них, будут
восприниматься как подмѐтные фальшивки, призванные ввести в заблуждение слуг
короля.
-Но их можно проверить при помощи Исповедника...
-При наличии живого свидетеля их происхождения, -в тон Советнику закончил
сотник. -А сегодня ночью в живых останутся лишь свидетели, способные подтвердить
только то, что ими какое-то время владели враги Геммы.
182
По коридору затопали гулкие шаги. Через распахнувшуюся дверь откуда-то стали
слышны сладкие стоны и счастливый смех «отдыхающих» горничных.
-Эх, чѐрт! -выругался с досадой Хорд. -Какая у меня девочка сегодня была бы, если
б не дела. Ну, что расскажешь? -обратился он к десятнику, стягивающего с себя тяжести.
-Галушко при мне открыл задвижку. Он говорит, что через полчаса в камере
останется лишь куча окровавленных тряпок. А через час и их не останется.
Прикинув что-то в уме он поправился:
-Вернее, уже ничего не осталось...
Лампа практически не освещала нору, и о присутствии кого бы то ни было в ней
приходилось судить лишь по сопению, обычно издаваемому принюхивающимся к новым
запахам животным. А запахи, доносившиеся из камеры, явно пришлись по душе
незваному гостю. От трѐх людей, привязанных к стенам и полу, пахло потом, конями и
свежей кровью. Видимо последний запах понравился скрытому во тьме существу
особенно, и оно звучно облизнулось. Сзади, из норы, послышались отдалѐнные
взвизгивания сородичей, готовых также кинуться сквозь открывшийся пару минут назад
тоннель, но вечный голод ещѐ не переборол страха. Поэтому они ждали. Ждали, когда их
разведчик подаст сигнал опасности или кинется с радостным кличем на добрую еду.
Люди тоже ждали, всматриваясь во мрак. Звуки, доносящиеся оттуда, отнюдь не
успокаивали их. Особенно кровожадное чавканье голодной твари, всѐ ещѐ скрывающейся
в темноте. Им оставалось только ждать, сознавая всю унизительность своего состояния: трое сильных, крепких людей по чьей-то воле оказались беспомощнее трѐхлетнего
ребѐнка, не способные ни спрятаться, ни убежать, не говоря уж о возможности
защититься.
Сначала появилась тень, серая и уродливая. Потом в неверном свете лампы стало
возможно разглядеть принюхивающуюся бурую вытянутую морду. После этого животное
сделало несколько шагов и оказалось на свету целиком.
-О, Всевышний! -прошептала девушка в ужасе.
Ужасаться действительно было от чего. Тварь представляла из себя длинное, около
метра, приземистое существо с круглым телом, покрытым коричневой короткой шерстью.
Бесхвостое, как большинство туземных животных. Но отсутствие хвоста вовсю
компенсировалось шестью кривыми когтистыми лапами, расположенными по бокам,
отчего зверь выглядел косолапым. Узкая длинная морда, покрытая такой же бурой
шерстью, переходила в лысую морщинистую голову с крошечными злыми глазками
красного цвета. Ушей чудовище тоже не имело. Природа дала уродцу лишь кожистые
щели по бокам головы, полуприкрытые нависающей сверху шкурой. Нос походил на
свиной пятак, несколько меньший, но такой же плоский и розовый. Но, в отличие от
свиньи, тварь имела четыре пары мощных клыков, торчащих из сочащихся слюной
красных губ.
-Учитель, кто это? -со страхом и отвращением спросила Кор, и животное, словно
почувствовав еѐ страх, злобно хрюкнуло и повернулось к девушке. Завораживающий
взгляд голодных злых глаз заставил еѐ замереть с раскрытым ртом. А зверюга медленно
шагнула вперѐд.
-Это крыса, -брезгливо сморщился Хлодвиг и с ненавистью поглядел на существо
из подземелья.
Крыса тут же отреагировала на звук его голоса, негромко рыкнув и выставив
напоказ жѐлтые зубы, не менее острые, чем когти и клыки. Она даже пригнулась, как бы
ожидая от Старого Рыцаря удара, но, увидев, что то не может ей ничего сделать, довольно
хрюкнула и снова повернулась к Кор.
Девушка не издавала ни звука, но еѐ лицо и одеревеневшая фигура без всяких слов
