Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.
Затем нам показывали ферму. Второй дом, оказывается, - для детей: как бы квартира в том же подъезде. Для нашей знакомой зубастенькой и ее старшего брата, вечно болтающегося в городе, на регби.
В конюшне стояли лошади. Было предложено на них сесть и продолжить осмотр верхами. Поскольку Геннадий свое отвоевал, он отказался. Из солидарности хозяева тоже не попрыгали в седла. Я же соблазнился. Уточнив, какая из кобыл самая смирная, сел на нее.
В теплой дружеской обстановке компания двинулась пешком, я ступал рядом, в седле, как бы буденновец.
Произведя своей мускулистой рукой плавный охватный жест и обращая, таким образом, наши взоры на приволье зеленых холмов, хозяин произнес:
- Это все земля моя.
Так скромно и естественно произнес, что мне на коне вдруг живо вспомнилась сцена из давнего мхатовского спектакля "Мертвые души" по Гоголю. Там Ноздрев-Ливанов своим неповторимым ликующим баритоном сообщал Чичикову-Топоркову: "Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое".
- А все, что за холмами? - как бы на проверку подступился я.
- И там мое. Отсюда не видно, надо подняться, хотите?
- Зачем, - сказали мы, - и так уже хорошо. А вот те барашки, что по склонам рассыпаны, чьи?
- Чьи же здесь могут быть?! Мои, конечно.
- А сколько их у вас?
- Вообще мы много не держим, - признался режиссер-постановщик, - капитал не наращиваем. Только чтобы на жизнь хватало.
- Ну, понятно. Но все-таки...
- Да... - он помялся, видимо, огорчаясь, что вынужден огласить цифру скромнее, чем полагалось бы ему по рангу. - Шестьдесят две тысячи.
Я умышленно написал эту сумму прописью, как в платежной ведомости, дабы читатель не предположил, что тут вкралась опечатка.
- Шестьдесят две тысячи?! Но их же выгуливать надо, пасти, стричь!..
- Зачем выгуливать? Они сами гуляют, самостоятельно. Два раза в году сгоняем их и стрижем. Беру тогда помощника. Вдвоем управляемся. - Он ловко изобразил руками, как запускают машинку под баранью шерсть.
На холмах Новой Зеландии прекрасной меня вдруг озарило шальное допущение: вот если бы у другого рыцаря Чехова, тоже режиссера, у Олега Ефремова в годы его расцвета было 62 тыс. баранов?! Или у Галины Волчек?!
Я медленно сполз с лошади.
На обратной дороге с фермы в город наша делегация пребывала в задумчивости. Полученные впечатления подавляли. Не знаю, о чем размышлял Геннадий, может быть, о провокативном бассейне, а у меня в глазах роились стриженые бараны и наплывом возникало лицо зубастой девушки, впервые увидевшей живых русских. И тут я обратил, наконец, внимание на едущую перед нами странную кавалькаду: легковое авто изысканного дизайна влекло за собою прицеп на четырех колесиках, а на нем под выгнутой крышей стояла лошадь: мордой вперед, хвостом к нам.
- Легковой машиной лошадь перевозят? - удивился я, в те времена еще не приобретший и свои первые "Жигули".
- Человек отдыхает, - пояснил Крэйг, сидящий за нашим рулем. - Едет-едет, выберет место, где понравится, остановится, сядет верхом и поскачет. Потом лошадь заведет в прицеп и - домой.
Мы окончательно поняли, что со страной, где бегуны стаптывают в неделею три пары кроссовок, где театральные режиссеры сами стригут баранов, а лошадей возят с собой, как зубные щетки, дело иметь можно.
При большом стечении журналистов был подписан договор о намерении создать совместный новозеландско-советский фильм. По этому случаю состоялась пресс-конференция, мы дали интервью для разных программ телевидения.
Оставалось добраться до дома.
Добираться было далеко и, как оказалось, небезопасно.
Чудеса в Сингапуре
В Сингапур прилетели к ночи. К ночи, естественно, тропической.
Поскольку две недели назад, когда мы пускались в путь, в Москве был еще март ("март?к - надевай двое порток" - рус. пословица), то на мне была меховая ушанка, а на Геннадии хоть и кепка, зато еще и толстое пальто, которое он не снимал, чтобы не забыть. Однако в помещении аэропорта действовали кондиционеры.
Геннадий, оставаясь в пальто, ринулся выяснять, где мы будем жить и как туда попасть. Надо было торопиться - рабочий день заканчивался.
Я остался у вещей. Крутя на пальце шапку, неподалеку обнаружил скворешню с курсами валют на фасаде - обменный пункт. А нас предупреждали, что завтра здесь какой-то праздник и банки будут закрыты. Сразу пришло решение воспользоваться паузой и обменять наши немногочисленные новозеландские доллары на местные, сингапурские. Благо, деньги Геннадия тоже были при мне.
В курсах валют я разбираюсь медленно. Вообще есть особая порода людей, которые не умеют считать деньги. Не только чужие, но и свои. Сколько раз пересчитывают, столько раз сумма не сходится. Я из таких.
Во мне, как в истинном представителе социализма, всегда жило простодушное, но твердое убеждение, что в капиталистической загранице не обманывают. Поэтому всю имеющуюся наличность я вручил смуглому рябому господину шулерского вида, а полученную взамен пачку местных банкнот сунул в карман не считая - все равно не знаю, сколько должно быть. Но только, довольный, вернулся к вещам, как рябой оказался рядом, что-то лопоча, он явно требовал пачку обратно. Дал, конечно: не хватало здесь конфликтовать!
Он выхватил несколько купюр, остальные вернул и уто?пал в свой скворечник.
- Что он тут бегает? - вскричал Геннадий, который увидел финал сцены, стремительно приблизившись в своем непродуваемом пальто, будучи при этом сопровождаем юной малайкой, которую он крепко держал за предплечье.
- Не знаю. Ошибся, наверное, передал лишку.
- Он нас ограбил!
- Спокойно... Он может быть из мафии! У нас осталось довольно много. - Я похлопал себя по карману. - Кого это ты привел?
- Сейчас она выпишет нам гостиницу и такси!
Твердо ставя свою простреленную на войне ногу, Геннадий, не выпуская спутницу, поспешил с нею дальше.
В душном мраке у выхода из аэропорта стояли такси.
Быстрый мужичок аккуратно уложил наши чемоданы в багажник, и мы поехали.
- Я так понял, - сообщал по дороге Геннадий, - что гостиницу и такси оплачивает авиакомпания... Приедем - позвоню ребятам, может, подойдут, поздновато, правда...
Про такси он понял с точностью до наоборот. В Москве мне перевели памятку, полученную Геннадием вместе с другими необходимыми бумагами. После любезных слов "Дорогой гость, добро пожаловать в Сингапур!" в ней четко излагалось, что полагается платить 80 центов за первую милю поездки и по 20 - за каждые следующие полмили. А за каждое место багажа - 10 центов. Но, как говорится, иди обо всем этом догадайся!
Не заплатив ничего, мы потащили чемоданы в отель мимо человека в форменном камзоле и в полусапожках на высоких каблуках. Он распахнул двери и явно остолбенел, обнаружив перед собой гостей, одетых так не по сезону.
Все наши бумаги мы выложили перед дежурной.
Но тут явился наш таксист, о котором мы уже и думать забыли. Он принялся что-то канючить на своем сингапурском, обращаясь преимущественно к Геннадию. Начальника видно сразу.
- Чего он хочет? - пугаясь, поинтересовался я, снова после обмена денег жалея о решении на сутки задержаться в этом бананово-лимонном. Сингапуром больше, Сингапуром меньше - что бы это в жизни меняло? А так - не имела баба хлопот!
- Может, ему за пользование багажником надо было заплатить?
- А кто его знает! - Геннадий тоже нервничал, но держал себя в руках.
Таксист не унимался. Мы отворачивались, всем своим видом показывали, что у нас тут важные дела, что отвлекать не хорошо, но он не уходил.
Дальше произошло чудо.
Геннадий Шолохов, ветеран, как нынче говорят, ВОВ, замечательный организатор советского кинопроизводства, повернулся к ненавистному частнику и рявкнул так, что было слышно на экваторе, благо он лежал недалеко:
- Иди на ...!
Но это еще не было чудом. В конце концов, какой русский не любит ясной словесной игры. Настоящим чудом стало то, что таксист понял и ушел.
Мы поднялись на лифте и разошлись по своим номерам. Но только я забросил шапку в шкаф, как ворвался Геннадий:
- Я не буду спать в том номере! Не буду! Там следят!
- Кто?!
-Только вошел - в другую дверь человек выскочил!..
Час от часу не легче.
- Точно? Может, показалось?
- Выскочил! В другую дверь! Я - за ним, а он захлопнул!
- Пойдем посмотрим.
Действительно, в номере, который достался Геннадию, кроме входной, была еще одна дверь, ведущая неизвестно куда. Она была заперта. Обстановка накалялась.
- Что ж, будем ночевать у меня. Кровать вон: как степь, хоть вчетвером.
Взяли вещи, вернулись в мой номер.
-Надо ребятам звонить, - к Геннадию возвращалось его прежнее деятельное состояние. - Может, подъедут. Тут вообще неизвестно чего - Сингапур, твою... Вхожу, а он выскакивает, черный, в лаковых ботинках...
