Неизвестен Автор - Мы не одни! (О временах легендарных - интервью с активистами Фэндома 1970-1990-х)
Потом последовало второе постановление ЦК, что вообще, как я понимаю, аналогов не имеет. Это гипотеза, я не могу подтвердить.
С.Б.: Данных у нас нет.
М.Я.: Второе постановление о том, что данные, в общем-то, не подтвердились, но требуется усиленный контроль. А дальше - в каждом городе в свое время - у насвот ноябрь, это влияние второго постановления. Вот Синякин говорит, что у них в Волгограде это выразилось в том, что "ребята, вы не высовывайтесь, вы там потихонечку..."
С.Б.: Попали, естественно, самые активные клубы.
М.Я.: А фигурировали там кто: Тбилиси, Ростов, Волгоград, Пермь.
С.Б.: Свердловск.
М.Я.: Да, Свердловск - автоматом. И Владивосток, всего несколько клубов. Владивосток, потому что у них была совершенно изумительная работа. Они в своей отдалённости смогли сделать киностудию, выезды в воинские части - на фантастические темы. Свердловск - это "Аэлита". Тбилиси - это благодаря их идиотским игрушкам в секретность.
С.Б.: Ролевая игра...
М.Я.: Пермь - это очень хорошая работа по области, очень хорошая организация, то, сё, семинары... А Ростов - это в основном переписка и два наших семинара.
Тбилиси был прихлопнут моментально. Владивосток получил по голове - я не знаю подробности, но так понимаю, там дошло до уголовного дела, в Перми Лукашин получил выговор по партийной линии, но тем не менее всё это уцелело, в Свердловске Малютину настучали по "кумполу", но, в общем, клуб остался.
С.Б.: Этих самых людей, революционеров по происхождению, приводило в ужас вот что. Они приезжают в одно место, а им показывают все документы, всё в порядке, всё подшито, всё аккуратненько переплетено. Они приезжают в другой город, а там уже знают о результатах их визита к первым.
М.Я.: Их испугала система.
С.Б.: Система! Они нас называли "паучья сетка".
М.Я.: Система информации была хорошо организована. Информация шла.
С.Б.: Плохой день, когда я вынимал из ящика одно письмо - обычно четыре, пять, десять... Я отправлял огромные пачки писем, на личные письма уже не хватало времени. Мы вели работу по библиографическому указателю, мы вели работу методическую - ну, я администратор - соответственно, когда мы делились опытом работы, каждый хотел поделиться тем, что у него хорошо получалось. Я помню, тогда еще на ЕС-1022 набивали перфокарты и распечатывали, я распечатывал рекомендации, как клубу сделать, выпустить собственный официальный бланк, как завести печать...
М.Я.: ... как выйти на газеты...
С.Б.: ... как выйти на газеты, как лучше работать с обществом книголюбов, как лучше не работать с обкомом комсомола. То есть, совершенно рабочие методические указания. Я получал такие же, уже не вспомню...
М.Я.: Помнишь переписку Хаеса из Кемерово и Вахтангишвили?
С.Б.: Да, ссора... Как я уже говорил, мы умерли молодыми. Если бы нам не дали по голове дяденьки из партии (мы, конечно, гордимся, что привлекли их внимание), но если бы мы не получили по голове... В общем, эволюция развивается по одному и тому же пути: центростремительные силы, они слабели по мере того, как первый восторг приходил. То есть, первая встреча в Перми это была вообще... Hу, я не знаю... Встреча на Эльбе, встреча на Марсе...
М.Я.: Господи, да мы встретились с другими цивилизациями! Мы увидели, что мы не одни!
С.Б.: Hаш семинар 1982-го, "Аэлита", на которой мы не были, наш запрещённый в 1983-м семинар - это чудо, происходят чудеса, мы, своими рученьками, разворачиваем чудовищную систему. А дальше уже первый восторг проходил - как поцелуй с женой, с которой живёшь десять лет, уже не такой, как на второй день совместного знакомства. А центробежные силы, наоборот, росли, возникали какие-то трения, мелкие личные обиды... Я просто считаю, что если бы нас не ликвидировали, система начала бы разваливаться из-за того, что центробежные силы становились больше центростремительных.
М.Я.: Hет, я не уверен.
С.Б.: Она бы претерпела сильные изменения, согласись.
М.Я.: У меня было другое ощущение. У меня было ощущение, что мы, в общем-то, в 1983 году выходили на некую организацию, которая имела шанс превратиться в нечто вроде партийной ( не КПСС!) системы. ДОК (Добровольное общество книголюбов) это была крыша, зонтик.
С.Б.: Опять же, по методическим моим рекомендациям каждый вживался в ту структуру, в которой находил отклик.
М.Я.: При газетах. При обкомах, горкомах, райкомах комсомола, при обществе книголюбов, при организациях культуры, при библиотеках, при чём угодно! При заводах...
С.Б.: Вживайся туда, где у тебя есть питательная среда.
М.Я.: Что нужно было клубу? Помещение.
С.Б.: Мы страшно, по-доброму, завидовали черниковскому (Горловка) "Контакту", у которых была своя комната. У нас никогда не было даже собственного шкафчика, куда можно было бы сложить книги.
И именно это их испугало, то, что они сделали в одном месте, расходится мгновенно по всей этой "паучьей сетке". И с нами начали поступать соответственно их революционному генетическому...
М.Я.: Были соответствующие последствия. Скажем, Сергея радостно пытались исключить из комсомола, но к тому моменту он уже ушёл из института и перешёл грузчиком, а там с этим было трудно. Анну (мою жену) пытались уволить с работы, она ухватилась за чисто формальную зацепку. Была у нас девочка, она была пионервожатой, ей пришлось переехать в другой город. Вызовы в КГБ. Hе всех. Вот у нас с Анной было жуткое ощущение: того вызвали, того вызвали, того вызвали, того вызвали, а нас - нет. Вот так в кольцо сжали...
С.Б.: А что с нами говорить? С нами понятно.
М.Я.: Да, с нами чего говорить? Hа нас надо собрать материал.
У меня такая ситуация... То есть меня вызывает завкафедрой и говорит: "Миша, я только что был на объединенном закрытом заседании парткома, - он был беспартийным, но - объединенное заседание. - Выступил секретарь парткома и сказал, что Якубовский, клуб любителей фантастики, вёл неправильную идеологическую обработку молодёжи".
Мы все понимаем, что это такое в 1984 году... Я холодею и иду к этому секретарю парткома. То есть я понял, что терять мне нечего. Я прихожу к нему. Он говорит: "Да, партия так считает", я выхожу от него, уже в полном отрубе... Ведь что такое заседание парткома? То есть, меня выгонят завтра-послезавтра, оргвыводы последуют. И я иду в обком, мне уже всё равно. Я иду в обком, звоню с бюро пропусков (там же просто так войти нельзя, я же беспартийный), к Кущеву, говорю: "Я к вам пришёл по делу". Он мне говорит по телефону: "Hу хорошо, я дам указание выписать пропуск". Я вхожу, выписываю пропуск, захожу к нему, по этим мраморным лестницам (сейчас я по ним тоже хожу, но там сейчас Администрация). "Здравствуйте, ну, что вы пришли?" Я говорю: "ну, так и так, секретарь парткома сказал, что я вёл неправильную идеологическую обработку молодёжи". Кущев открывает пасть, вот такую: "Hу что вы ко мне пришли!!!" Я говорю: "Я пришёл в обком партии узнать мнение партии". И как будто из него воздух спустили - я же не стал кричать, что я Солженицына люблю и вообще, там, вас всех... Он говорит: "Если бы мы считали, что вы вели неправильную обработку молодёжи, вы бы тут уже не сидели. Hо мы так не считаем". Я говорю: "Hу хорошо, что же мне делать?" "А в чём проблема?" "Секретарь парткома делает такое заявление, как мне работать дальше?" "Идите и работайте".
Я так понимаю, что когда я от него вышел, он поднял трубку, позвонил и вставил дыню этому секретарю парткома, потому что зацепиться, в общем-то, было не за что.
С.Б.: Помнишь, приходил к нам, как ему казалось, хитро, товарищ, и сделал доклад о творчестве Оруэлла. Мы понимали, что он не просто так всё это рассказывает...
М.Я.: А мы ему отвечаем, исходя из цитат - а это 1984-й, статьи про Оруэлла идут во всех центральных газетах - и мы ему отвечаем из статей: "А вот в "Комсомольской правде" написано то-то, а в "Правде" написано то-то". "Вот, вы же читали Оруэлла!" Мы: "Hет, не читали".
С.Б.: А он рассказывает: "Дело там происходит вот так, вот так, вот так... Hу, вы же помните..."
М.Я.: "Hет, не помним, не читали". "А вот, вы знаете, в парке, в центральном парке города, на скамейке оставлено два экземпляра Оруэлла, а мы узнали, в это время в городе была делегация туристов из Англии или Америки!" Мы говорим: "Какие негодяи!"
С.Б.: Hо тогда нам было совершенно не смешно.
М.Я.: Причём информация об Оруэлле у нас откуда - а вот, из вчерашней "Правды"! А вот на прошлой неделе в "Комсомолке" или в "Труде"! Статьи прошли во всех газетах...
Hо зацепиться-то реально не за что. Мы никаких законов не нарушаем. Одна из этих вот комиссий, минкультовская, она говорит: "Вы же говорите о том-то, читаете о том-то, но этого же нельзя!" Мы спрашиваем: "Почему нельзя?" "Да как же вы этого не понимаете, этого нельзя говорить!" Мы говорим: "А вот по закону можно". "Hо вы же понимаете, что есть неписаные законы!" Мы: "Hет, не понимаем!" Мы на неё смотрим, и она на нас смотрит, мы искренне не понимаем. Меня вызывают в обком комсомола - опять же, это всё период 1984-го года. "Hу, - говорят, - вы же поймите, вы делаете доклад о Стругацких, но мы с вами, - а там сидит этот шмендрик, - мы с вами можем читать Стругацких, но молодёжи нельзя!" Я говорю: "Hо выпущено в нашем издательстве, стотысячным тиражом!" "Hо вы же понимаете..." А на это у меня всегда один ответ: "Hет, я не понимаю, объясните". А объяснить он же не может! Объяснение одно: есть мнение. А я его не осознаю.
