Михаил Поляков - Нам бы день продержаться. Дилогия
– Товарищ лейтенант! Как же мы без системы? Словно голые на пляже! – говорит мне пулеметчик в кузове, обозревая километры «уложенной на лопатки» колючки. Мне смотреть на это безобразие просто больно, как будто наша «мыльница» по мне едет, вминая кожу своей тяжестью. Но я сам это придумал, а иначе большой риск нарваться на кого-то или на что-то. А мне риск на фиг не нужен. На мне двадцать моих пацанов, лошади, собаки и граница, приказ на охрану которой никто не отменял. И в моей погранзоне я есть хозяин, господь бог и воинский начальник. Потому как двух хозяев на территории ответственности быть не может. А тем более – в военное время, когда радиация – это еще не самый худший враг. Кстати, вчера я выяснил, что мой прибор – это обычный ДП-5А. И уровень приемлемой радиации фона – ноль целых и пять десятых рентген в час. Пока мы прем по нашему левому, то в зависимости от рельефа он то падает, то чуть превышает норму. Едем мы с опаской. Нас же не рота, чтобы выслать полноценный разведдозор справа, слева и вперед от головной группы. Нас одной очередью покрошить можно или двумя. Водитель думал недолго и повесил еще один бронежилет на решетку, закрывающую радиатор машины. Он справедливо рассудил, что если столкнемся с недружелюбным приемом, то первые пули получит машина прямо в лоб своего прямоугольного дизайна. А без нормального охлаждения двигателя далеко не уедем. То, что он сам может получить эти пули, Федю взволновало только до уровня каски, которую он надвинул себе на лоб и пристегнул ремешком.
– Что-то тихо тут очень, товарищ лейтенант! – заявляет мне водитель, когда мы останавливаемся на восьмом левом и я оставляю здесь двух своих солдат и радиостанцию. Мне нужна точка для ретрансляции сигнала на заставу. Дальше перед нами лежит самая опасная часть пути, это горбатый и извилистый спуск по чужому участку к Арчабилю. Но сначала надо добраться до стыка с Арчабильским участком. Почти до самого стыка ведет длинный и извилистый спуск. Чтоб не шуметь, впереди идет пулеметчик с моим автоматом и прибором. За ним, в пятидесяти метрах, бухает бахилами ОЗК снайпер. За снайпером тяжело дышу в респиратор я, удерживая расстояние между собой и моим «Павлюченко», все в тех же самых – полусотне метров. Уже восемь утра, и в общевойсковом защитном комплекте как-то не очень холодно. После меня с пулеметом едет наша груженая «мыльница», едет на нейтралке, практически не слышно. Мотор тихо гудит без нагрузки на холостых оборотах. Перед стыком убийственно вертикальный подъем, закрученный в хитрый изгиб поворота вокруг вершины очередной горки. Я оставляю Федю с машиной внизу. А мы втроем, тем же порядком, бухаем резиной и хлюпаем влагой внутри комплекта дальше. У водителя остается радиостанция. Нам надо проверить три участка, добраться до окопа на стыке. И только после этого я вызываю Федю и даю «добро» на то, чтоб он с разгона попытался зареветь своим движком, выбираясь на пониженной передаче на вершину нашего фланга. Демаскирует нас наша шишига по полной программе, поэтому и идем гусеницей.
Стык встречает нас как-то не очень радостно. Режет глаз отсутствие анкерного столба возле окопа. Столб, как и все его собратья, валяется внизу. Он опутан проводами линии связи, которые потянул в падении за собой. Тут, на стыке, наряд всегда останавливался. Полприказа выполнено. Фланг проверен. И отдыхали минут пять-десять. А потом возвращались домой на заставу. Сегодня нам надо идти дальше по незнакомому участку. Но идти дальше не приходится. Приходится занимать оборону. Потому что со стороны Арчабиля к нам начинают приближаться звуки перестрелки. Выстрелы то вспыхивают в ушах щедрыми, разъяренными и многоствольными голосами. То им в ответ отчаянно противостоят одиночные щелчки или скупые двухпатронные очереди. Мамедов остается в окопе со своим пулеметом. Файзуллин бежит от окопа вправо на соседнюю горку. Я спускаюсь вниз, влево к подножию сопки, на которой находится мой пулеметчик. Там горочка пониже образует дефиле с нашей сопкой. И этот распадок огибает нашу возвышенность. Тут, внизу, я и замираю за большой глыбой и кустиком, на котором нет ни одного листочка.
К звукам перестрелки, которая то вспыхивает, то затухает, присоединяется звук автомобильного мотора. Мотор ревет на самых высоких оборотах, водителю наплевать на машину и движок. Так насилуют автомобиль только в одном случае, когда жизнь зависит от скорости передвижения. Звуки становятся громче, и я понимаю, почему перестрелка то утихала, то разгоралась вновь, неизменно к нам приближаясь. Просто противники теряли друг друга из виду на поворотах, когда огибали сопки. До следующего поворота, за которым скрывается КСП, метров двести. Эти двести метров КСП вьется между нескольких сопок, приближаясь к нашему стыку. Если наш вероятный противник выскочит из-за поворота, то он окажется в западне. Потому что слева и справа голые склоны возвышенностей, впереди наш стык, на котором вверху окопался Мамедов с пулеметом. Спрятаться тем, кто выскочит из-за поворота, будет негде. Вот только бы мои необстрелянные бойцы не начали молотить из своего оружия в тех, кто выскочит без команды. А команда простая – стрельба из моего автомата. Я передаю по рации Феде, чтоб оставил машину внизу, но развернул ее по отношению к КСП так, чтоб мог вывернуть в любую сторону: или к нам на стык, или назад на восьмой и оттуда на заставу. Машину за сопкой стыка не видно.
– Федя, мля, а потом бегом пару коробок с лентами к пулемету на стык! И броник не забудь с каской. – Я прям как мама и переживаю за своего водителя. Мы ждем, передернув затворы. Млять, не могу удержаться и просто ору Мамедову, сорвав респиратор с лица.
– Мамед? – зову я. Эхо отсутствует, это хо-рошо.
– Что-о? – приподнимается Мамедов над стволом своей машинки. Вид у него со стороны – просто ужасный. Вестник ядерной смерти. Только косы не хватает. Как кошмар из моего сна.
– Ты затвор назад вернул? – беспокоюсь я за пулемет, который будет меня прикрывать.
– Вернул! – отвечает Мамед, и я чувствую, как он там под респиратором улыбается моему мандражу перед боем.
– Пока не выстрелю, огонь не открывать! – еще раз напоминаю я мстительно самому себе и солдату.
Файзуллу я не вижу, но его, я точно знаю, учили в учебке снайперов, и успокаиваюсь. Только я прикладываюсь щекой к автомату, как невидимая перестрелка и рев мотора слышатся рядом, а из-за поворота неуклюже выворачивает «уазик» в клубящейся туче пыли за ним. Машина ревет, едет как-то необычно, присев на заднюю часть корпуса. За рулем водитель, на заднем сиденье кто-то, кто смотрит назад, удерживая в руках автомат. На «уазике» нет тента. Он приближается. И я понимаю, почему он так странно едет. Задние колеса катятся на ободах, без резины, которая висит рваными лохмотьями и мелькает при вращении, загребая и выбрасывая вверх и назад пыль. Водитель грязен, лицо и шея черные, как вымазанные в саже, с потеками размазанных потных дорожек. Форма на нем рваная, погончики болтаются оторванными ушами. Руки на руле с красными полосами содранной кожи. Глаза, глаза у водителя безумные. Он заряжен, как автомат, на выполнение одной задачи – удрать от преследователей. И страх быть пойманным теми, кто за ним гонится, давит ногой на педаль газа, не жалея двигатель и трансмиссию. Лицо пассажира с автоматом мне не видно. Зато его спина, закрытая рваной курткой афганки, говорит мне о том, что это наши. А еще на бампере автомобиля, белым по черному, выписан военный номер автомашин нашего отряда. «Уазик», виляя по грунту, приближается к стыку, он почти доехал. Я пропускаю его, не выдавая своего присутствия, когда из-за поворота злобно, с криками выбегают шесть фигур, одетых в камуфляж. Камуфляж, но не наш. Я такой в магазине «Все для охоты» видел. Европейский, натовский, видно срок хранения истек или новый цифровой пришел, и они его сюда пхнули. По принципу: «На тебе, боже, что мне негоже». Сидящий сзади на «уазике» военный делает три выстрела, и автомат замолкает с характерным стуком утыкания затвора в горб подавателя опустошенного магазина. Писец, у него патроны закончились совсем. Это последнее, что думаю я, нажимая на спусковой крючок автомата. Моя очередь почти сливается с солидным басом ПКМ с горки и ударом хлыста СВД Файзуллы. Но выбежавшие охотники успевают открыть огонь по «УАЗу», который утыкается в подъем сопки и глохнет. Водитель, брошенный ударом пули вперед, безжизненно валится грудью на руль. Сидевший сзади стрелок вылетает вперед на капот и валится вбок, выпустив ненужный автомат из рук. Одновременно с происходящим под сопкой надо мной раздается знакомый грохот бьющего по ушам выстрела из РПГ. Фугасная надкалиберная граната вжикает в облако пыли и разрывается, разметав двоих преследователей в стороны. Одного из шести валит Файзулла. Второго заставляет упасть на спину пуля, выпущенная Мамедовым из пулемета. Я не попадаю ни в одного из нападавших. И это меня огорчает так, что оставшиеся в магазине патроны достаются пятому из камуфляжников, и я рву короткими очередями его одежду и пыль вокруг него, пока в магазине не заканчиваются патроны. Меняю магазин.
