Ганнибал - Лиловый (Ii)
-- Как это... благородно с вашей стороны, Орсо, -- только и нашелся тот.
Кажется, только появление очередного гостя несколько отвлекло всеобщее внимания от Мераза; Кандиано видел этого человека впервые, но с ним вместе по ступенькам поднялся Теодато Дандоло, и он сразу понял, кто перед ним.
-- Добрый вечер, господин Кандиано, -- поприветствовал его Дандоло, коротко склонив голову в знаке уважения. -- Разрешите представить вам моего кузена, Виченте Моро.
Виченте Моро был темноволосый человек с просто-таки каменным лицом, тяжелым взглядом и квадратной челюстью. На своего брата он походил крайне мало; особенно привлекала к себе эта его угрюмость, и Кандиано быстро понял, отчего разговоры о нем не утихают вот уже неделю: никто не мог взять в толк, отчего этот нелюдимый молчун вдруг приехал налаживать родственные отношения.
Поначалу, впрочем, получше изучить этого Моро у него не вышло, поскольку они немедленно оказались окружены людьми, и разговор быстро скатился в светскую бессмыслицу, так что Кандиано и ушел опять в тень, как почти всегда делал на своих званых вечерах (он и не устраивал бы их, если б не привычка).
Раскосые глаза Мераза продолжали безмолвно следить за рослой фигурой Моро; тот перемещался от одной кучки людей к другой, хоть и разговаривал будто неохотно, чаще односложно отвечая на вопросы, с ним вместе двигался и его брат, на тонком скуластом лице которого было написано что-то вроде "надо перетерпеть, скоро это все закончится".
Но вот люди более или менее успокоились, и братья направились к хозяину вечера, очевидно, считая необходимым почтить его своим вниманием.
-- Присаживайтесь, молодые люди, -- пригласил их Кандиано, кивнув на кресла напротив себя. -- Вижу, этот вечер несколько притомил вас.
Дандоло смутился немного, поднял было руку, но кузен перебил его и коротко ответил:
-- Как и вас, смею заметить, господин Кандиано.
Тот беззвучно рассмеялся.
-- Да, по правде, я предпочитаю тихие философские беседы, а не светские сплетни. Но вы оба молоды, возможно, вас философия не увлечет?..
-- Отчего же, -- пробасил Моро.
-- Я слышал, вы в последнее время увлеклись новой книгой господина Контарини, -- добавил его брат, коротко взглянув на закованного за спиной хозяина дома.
-- Увлекся?.. Пожалуй, это не совсем верное слово. Но его идеи действительно потрясли меня, изменили мое мировоззрение. Мне кажется, мы стали забывать, чем мы обязаны бездушным. Следовало бы больше внимания обращать на них, помнить о том, что, как люди, они нам во всем равны: ведь на свете нет ничего ценнее человеческой жизни. Аристократы считают, что бездушные тупы и малоразвиты, но я вам скажу, что многие присутствующие здесь сегодня не чета Меразу. Закованные необразованны, это верно, однако мы должны исправить это, потому что это наша ошибка и наша вина.
-- Эти идеи... гуманны, -- осторожно высказался Дандоло, -- только, боюсь, не все сумеют так просто принять их. Вековые традиции нелегко изжить.
-- И это верно, -- добродушно согласился Кандиано. -- Но даже великие реки начинаются с крохотных ручейков.
-- Супруги Камбьянико здесь тоже много говорят о закованных, -- заметил Моро, оглянувшись в зал. -- Однако, полагаю, у вас с ними мало общего.
-- Есть люди, которые только говорят и ничего не делают, -- отозвался хозяин. -- ...Что же вы думаете по этому поводу, господин Моро? Мне только кажется, или вы интересуетесь философией?
-- Как любой аристократ, я вожу с ней знакомство, -- сказал тот. Кандиано заметил краем глаза, как Дандоло ухмыльнулся. -- Не могу не согласиться с вами насчет отношения к закованным. Они такие же люди, как мы, но они живут в нищете и вынуждены работать с машинами. Ведь они ненавидят машины, вы знаете об этом?
Выражение лица Мераза впервые за вечер изменилось. Кандиано не видел этого, однако зеленоватые глаза Моро немедленно оказались привлечены к закованному. Кандиано спросил, несколько озадаченный:
-- Это так, Мераз?
-- Значит ли, что рабы должны любить свое клеймо, благородные господа? -- не сразу ответил тот, раздув плоские ноздри.
-- Удивительно, -- протянул Кандиано. -- Я никогда не задумывался об этом. Спасибо вам, господин Моро, за то, что вы так вовремя подметили это.
...Позже той ночью, когда гости разошлись, Орсо Кандиано остался в своем тихом кабинете вдвоем с Меразом, которого угощал кофе из своей турки. Закованный кофе не пробовал никогда в жизни и забавно наморщился, сделав первый глоток.
-- А мне понравился этот Моро, -- задумчиво произнес Кандиано, обращаясь скорее в пустоту, чем к Меразу. -- Он явно неглуп. Интересно, чем он занимается? Наверняка философией.
-- Он отличный боец, -- неожиданно сообщил Мераз. -- Я хотел бы попробовать схватиться с ним, мне любопытно, сумею ли одолеть его.
Кандиано лишь растерянно пожал плечами.
Два брата между тем возвращались к себе пешком, решив прогуляться, шагали по широкой ярко освещенной улице и громко смеялись.
-- ...И теперь она попросту не знает, кто ей понравился больше -- ты или этот закованный, -- хохотал Теодато, запрокидывая голову, -- как только у нее шея не отвалилась без конца оглядываться то на него, то на тебя!..
Моро тоже смеялся, но глаза его оставались холодными.
-- Этот Кандиано, -- позже заметил он, -- кажется, он эксцентричный чудак. Чего он добивается, взяв себе этого закованного? Он хоть понимает, что всех их к себе домой не притащишь?
Теодато немного посерьезнел.
-- Глупости все это. Я думаю, это скорее для привлечения внимания. Ты же видишь, как все на ушах стоят! Только и разговоров, что об этом черноглазом черте. А уж Камбьянико как раздувается, прямо как жаба, чтоб казаться побольше и позначительней. Все это их общество -- мыльный пузырь без особого смысла.
-- Да, -- неопределенно отозвался Виченте, извлек из нагрудного кармана сюртука портсигар.
-- Другой вопрос в том, что Кандиано -- человек упрямый, -- пробормотал Теодато, глядя себе под ноги. -- Не чета Камбьянико. Если уж он вобьет себе что-то в голову... А с него станется, а? Только, мне кажется, вся эта ерунда с бездушными ни к чему хорошему не приведет. Человеческой жизни не хватит на то, чтобы изменить сложившиеся устои. ...Да и не люблю я всякие там "великие идеи".
Виченте и вовсе промолчал.
***
Ночь была бесконечной.
Он вскинулся в постели, хрипло хватая воздух ртом, и тусклый лунный свет блестел на его львином лбу. Мягко завозилась сбоку от него женщина, он не обратил на нее внимания, соскользнул с кровати и, бесшумно ступая босыми ногами, подошел к белому квадрату окна. Постоял так, уперевшись рукой в стену и ничего не видя перед собою.
-- Опять?.. -- сонно спросила она, он не ответил. Она осталась лежать; нервная лихорадка охватила его, и он сорвался с места, почти выбежал из спальни.
Она пришла к нему в ванную, где он разъяренно хлестал ледяной водой себе в лицо, и брызги летели от него во все стороны. Она молча остановилась в дверном проеме и смотрела на него; наконец Леарза поднял на нее взгляд.
Ее лицо оставалось безупречно ровным, она просто стояла и смотрела.
Он сипло вздохнул и оперся о край раковины, опустил голову; под ногами был привычный коврик, никаких звезд, никакого...
-- Пойдем на кухню, -- предложила Волтайр. -- Попьем чаю. Успокоишься...
Пальцы его с силой сжали гладкую поверхность, так, что побелели костяшки. Он ничего не сказал ей.
-- Пойдем, -- повторила она. Он не знал этого, но она боялась дотрагиваться до него в те моменты, хоть ей и хотелось взять его за плечо и увлечь за собой.
Мгновенный приступ гнева сошел на нет; он выпрямился, не глядя на нее, и все-таки пошел следом.
На кухне зажегся теплый свет низко свисавшей лампы, Леарза отошел к окну, за которым видно было убеленный лежалым весенним снегом двор, прижался лбом к стеклу. Волтайр принялась наливать чай, хоть никто не хотел этого чая, просто ей казалось, что это может умиротворить его.
Она ни черта не понимала.
-- Я обречен, -- еле слышно произнес он, не оборачиваясь к ней.
-- Что?.. -- переспросила женщина; руки ее остановились над кружками. Она была так спокойна, так... она стояла возле стола, одетая в одну лишь светлую сорочку, ее волосы золотились в свете лампы, обрамляя круглое лицо, на котором ничего не отражалось.
Он промолчал, и она не стала повторно спрашивать. Смирно ждала, пока ему не надоест стоять так, со сведенными плечами, и смотреть в пустоту; наконец Леарза действительно повернулся к ней, и на его лице залегли жесткие тени.
-- Он настиг меня, -- сказал Леарза.
-- Кто?
-- Темный бог.
Волтайр выронила чайную ложечку, и та со звоном упала на столешницу.
-- Что ты такое говоришь, -- произнесла она. -- Темного бога не существует. Во всяком случае, уже не должно существовать.
