Владимир Поселягин - Истребитель. Трилогия
Присмотревшись, я узнал, кого держу в руках. Миронова, дочка комдива.
– Да бывает, – ответил я, и понял что держу ее на весу. Опустив девушку на крыльцо где мы, а вернее она столкнулась со мной, я спросил:
– Дарья, я не ошибаюсь?
– Да, это я, – расцвела она.
– Я помню, вы у нас были…
– Не задерживайтесь, вас ожидает генерал, – прервал меня капитан.
– Извините, – ослепительно улыбнувшись девушке, я обошел ее, и направился вслед за капитаном в сени, а потом уже в просторную избу, где за обеденным столом сидело несколько командиров.
– Товарищ генерал‑лейтенант, лейтенант Суворов по вашему приказу доставлен, – отрапортовал капитан, и сделал шаг в сторону перестав заслонять меня, и дав возможность обернувшемуся старшему комсоставу с интересом осмотреть меня.
– Лейтенант, пройдите сюда на свет, – велел плотный мужчина в генеральском френче.
«– Как на смотре при покупке лошади» – недовольно подумал я, но приказ выполнил незамедлительно.
«– А ведь это Жигарев, командующий ВВС СССР, не точно он!» – узнал я генерала.
– Так вот ты какой… – начал было генерал.
«– … северный олень!» – подумал я.
– …. Суворов. Мне так часто докладывали о твоих успехах лейтенант, что я волей‑неволей заинтересовался тобой, и решил устроить личную встречу. Хочешь, что сказать мне? Не верю я что тебе нечего сказать, читал я твою методичку, читал. Очень удивился, но приказал отпечатать и отправить по летным училищам… Ну что стоишь, садись, вот рядом с подполковником. Возьмем лейтенанта в свою компанию? – спросил он у присутствующих. Судя по его поведению и координации движений, он был выпивши, не сильно, но все‑таки.
– Возьмем, – прогудели они в разнобой.
Ага, попробуй откажи командующему. Командиры за столом с интересом разглядывали меня, пока я устраивался за столом.
Как только я сел, генерал сказал:
– Так. У нас всего два часа, лейтенант, до твоего вылета в Москву, так что поторопимся…
«– А ведь это Жигарев, командующий ВВС СССР, не точно он!» – узнал я генерала.
– Так вот ты какой… – начал было генерал.
«– … северный олень!» – подумал я.
– …. Суворов. Мне так часто докладывали о твоих успехах лейтенант, что я волей‑неволей заинтересовался тобой, и решил устроить личную встречу. Хочешь, что сказать мне? Не верю я что тебе нечего сказать, читал я твою методичку, читал. Очень удивился, но приказал отпечатать и отправить по летным училищам… Ну что стоишь, садись, вот рядом с подполковником. Возьмем лейтенанта в свою компанию? – спросил он у присутствующих. Судя по его поведению и координации движений, он был выпивши, не сильно, но все‑таки.
– Возьмем, – прогудели они в разнобой. Ага, попробуй откажи командующему. Командиры за столом с интересом разглядывали меня, пока я устраивался за столом. Как только я сел, генерал спросил:
– Слушай, а когда ты успел столько самолетов освоить?
Вот это влип! Мысли закрутились в голове с бешенной скоростью…
– Товарищ командующий, не знаю как это у меня получается. Вот сажусь в самолет и через некоторое время начинаю чувствовать, как и что у него, они ведь почти живые… – ляпнул я первое, что пришло в голову.
– Интересно, – взгляд генерала стал озорным – а на метле тоже сможешь?
– Тут, товарищ генерал, главное разбег взять побольше.
Окружающие дружно заржали.
«– Похоже пока пронесло», – подумал я, выдохнув с облегчением.
– Так, – Жигарев хлопнул ладонью по столу, – Пошутили и будя. У нас всего два часа до твоего вылета в Москву лейтенант, так что поторопимся…
Транспортный «Дуглас», на котором мы летели в Москву, монотонно‑усыпляющее гудел, но сон ко мне не шел. Я не один был такой бодрствующий, большинство спало, устроившись со всеми возможными удобствами, вроде Никифорова, который разлегся на мешках с почтой, и оглушающее храпел, не спасал даже рев моторов. Но кроме меня не спал еще один пассажир, полковник‑танкист, с зеленным лицом. Его изрядно укачало.
Прикрыв глаза, я стал вспоминать нашу встречу с генералом Жигаревым.
Вопросы, которые он мне задавал, отнюдь не были праздными, его действительно интересовало, что я скажу, хотя он тщательно скрывал это. Отвечал я после обдумывания ответов, что генералу явно нравилось, так что наш разговор затянулся на все три часа. Вопросы задавал не только Жигарев, но и остальные. По вопросам я понял, что они командиры авиасоединений. Глупо было бы считать что они прислушаются к моему мнению, но думаю кое какие мысли я вложил им в головы. Я тоже понимал, что разница между нами очень велика, они опытные командиры, я же зеленый лейтенант которому неожиданно повезло, отчего, по их мнению, наверное от неожиданности, стал писать свои мысли о необходимых действиях авиации в этой войне. Но по мере дальнейшего разговора я менял их мнение о себе. В конце разговора мы уже общались вполне серьезно, они поняли что я держу тему вполне на уровне, и со многим были со мной согласны, так что я составил у них нужное о себе мнение. Думаю, оно стало достаточно высоким.
По мере нашего общения, генерал велел называть его Павлом Федоровичем, чтобы я постоянно не вскакивал на его обращение ко мне.
К концу выяснилось, почему я лечу в Москву, к моему удивлению не для получения наград в Кремле, раскатал губу как же, а по просьбе Политуправления Ставки. Я должен выступить завтра по центрально радио. Оказалось стране нужны герои, и именно я подходил на эту роль по всем параметрам. Двадцать восемь сбитых, считая Гейдриха. Угон немецких самолетов, уничтожение крупного аэродрома противника, новаторские идеи, так что по этой причине к Жигареву и обратились нужные товарищи. Дальше уже согласовали с политуправлением ВВС.
Речь моя уже готовиться, так что, по словам Жигарева, мне нужно было просто отбарабанить речь, и лететь обратно. Тогда я спросил:
– Товарищ гене… Павел Федорович, разрешите мне задержаться в Москве на несколько дней.
– Что? Почему? – нахмурившись, спросил он.
Я постарался объяснить что хочу.
– Товарищ генера…. Павел Федорович, вы наверное знает что я пишу песни, – и после кивка, продолжил, – вот я и хочу зарегистрироваться в авторстве, а то более пятидесяти моих песен уже расползлось по воинским частям.
– Слышал, как же. Мой ординарец, очень хорошо поет. Мне про истребителя понравилось, – чуть зажмурив от удовольствия глаза, сказал генерал.
– А ты думал тебя награждать будут? – с хитринкой спросил Жигарев.
Я молча кивнул, что тут было сказать.
– Интересовался я на эту тему. Они хотят тебе сразу две звезды вручить. Одновременно. Вот только не знают что с награждением за сбитого Гейдриха делать. Вроде как третья звезда, так на две уже представлен. Парадокс.
– Товарищ генер… Павел Федорович, а что если… – сделал я паузу, генерал попался на удочку и спросил с легкой улыбкой:
– Что?
– Сирота я, Павел Федорович, может квартиру в Москве? Чем не награда?
Просьба была наглая, я даже сказал бы сверх наглая, но нужно думать о будущем, тем более я коренной москвич, и другого места жительства не хотел. В общем, воспользовался ситуацией.
Несколько секунд Жигарев с интересом наблюдал за мной.
– А что? Я сообщу нужным товарищам, пусть думают. Молодец лейтенант, ловко ты меня под этот разговор подвел, ловко. Да не красней ты так, молодец одним словом, – хмыкнув, сказал генерал.
– Хорошо. Даю тебе пять дней отпуску. Делай свои дела. А сейчас спой нам что‑нибудь такое… Чтобы до нутра пробирало. Я знаю, у тебя такие есть, – велел генерал.
– Марков, инструмент, – крикнул наружу один из полковников.
В избу внесли гитару и дали ее мне. Сделав перебор, я проверил звучание. Настраивал ее мастер, фальши я не услышал, после чего на миг замерев, сказал:
– Эту песню я написал за три дня, она обо мне… Нет, она о всех летчиках кто болеет за небо, – поправился я, и стал перебирать струны, все наращивая темп.
Я – летчик!
Красивая форма, рант голубой
И даже завидует кто‑то порой.
Я – летчик!
И гул от винта мой любимый лучший звук,
А мой самолет – это мой верный друг!
Я – летчик!
Мне хочется в небе бездонном летать,
За это готов я полжизни отдать!
Я – летчик!
Не черту, а небу я душу продал,
Мне кажется я от рожденья летал.
Я – летчик!
Я так это небо безумно люблю,
И мне без него не прожить даже хмурый денечек.
Покойного Нестерова выгну петлю, сверну от души,
Там вираж, бочка, горка…
Я – летчик!
Пускай перегрузка придавит – стерплю,
Но небо родное предать я вовек не посмею!
И землю я тоже, конечно, люблю,
Но только когда не по ней, а над нею!
Я – летчик!
Темнеет в глазах на крутом вираже
И давит на сердце мне несколько «g»…
Я – летчик!
Комбез весь в поту, можно просто отжать.
И кто вам сказал, что несложно летать?
