Брендон Сандерсон - Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей
— Могу я ее взять? — спросил парень.
Старик нахмурился.
— Всегда держи в кармане заряженную сферу, — пояснил Каладин. — На удачу.
— Любовное зелье точно не хочешь?
— Если окажешься во тьме, у тебя будет свет, — твердым голосом продолжил Каладин. — И, как ты сам сказал, большинство людей не столь доверчивы, как ты.
Аптекарь с неохотой обменял заряженную сферу на мертвую, не забыв поглядеть на нее через лупу. Тусклая сфера стоила столько же, сколько заряженная; ее просто надо было оставить снаружи на время Великой бури, и она, снова наполнившись буресветом, светила где-то неделю.
Каладин сунул в карман заряженную сферу и забрал свои покупки. Кивнул аптекарю на прощание, и они с Сил вышли на лагерную улицу.
Юноша провел часть дня, прислушиваясь к разговорам солдат в столовой, и кое-что узнал о военном лагере. То, что должен был узнать много недель назад, если бы не был таким безучастным. Например, про куколок на плато, про светсердца и про соперничество между великими князьями. Он понимал, отчего Садеас был столь требователен к своим людям, и начал также догадываться, почему тот разворачивался, если они добирались до плато позднее другого войска. Подобное случалось нечасто. Обычно Садеас прибывал первым, а другие алетийские армии, добравшиеся позже, вынуждены были разворачиваться и уходить.
Военные лагеря были огромными. По слухам, во всех алетийских лагерях жило больше ста тысяч солдат — это во много раз превышало население Пода. И это не считая гражданских. Передвижной военный лагерь привлекал множество разнообразных искателей приключений; постоянный, вроде этих, на Расколотых равнинах, манил их еще больше.
Каждый из десяти военных лагерей располагался в отдельном кратере и состоял из разнородной смеси духозаклятых зданий, хибар и шатров. Некоторым торговцам, вроде аптекаря, хватало денег на дом из дерева. Живущие в шатрах разбирали их на время бурь и платили кому-нибудь за убежище. Даже внутри кратеров Великие бури ощущались весьма сильно, особенно там, где наружная стена была низкой или осыпалась. Некоторые места — вроде лесного склада — оставались полностью беззащитны.
На улицах было полным-полно народа. Женщины в юбках и блузах — жены, сестры или дочери солдат, торговцев или ремесленников. Рабочие в штанах или робах. Множество воинов в кожаных доспехах, с копьями и щитами. Все — люди Садеаса. Солдаты из одного лагеря не смешивались с другими, и следовало держаться подальше от кратера другого светлорда, если у тебя там не было особых дел.
Расстроенный Каладин покачал головой.
— Что? — спросила Сил, опускаясь ему на плечо.
— Я не ожидал увидеть здесь такой разлад. Я думал, королевская армия будет единой.
— Где люди, там и разлад, — сказала Сил.
— В каком смысле?
— Вы действуете по-разному и думаете по-разному. Никто другой так не поступает — животные действуют одинаково, а все спрены, если можно так выразиться, представляют собой одно и то же существо. Это и есть гармония. Но в вас ее нет... такое ощущение, что вы даже вдвоем не можете ни о чем договориться. Весь мир делает то, для чего предназначен, кроме людей. Может, поэтому вы так часто убиваете друг друга.
— Но не все спрены ветра одинаковые, — заметил Каладин, открывая ящик и запихивая часть бинтов в карман, который пришил изнутри своего кожаного жилета. — Ты этому доказательство.
— Знаю, — тихонько проговорила она. — Может, теперь ты поймешь, отчего это меня так беспокоит.
Каладин не знал, что ответить. В конце концов он дошел до лесного склада. Несколько человек из Четвертого моста лежали в тени с восточной стороны казармы. Интересно бы посмотреть, как делают такие казармы, — духозаклинатели преобразовывали воздух в камень. К сожалению, духозаклятие совершалось по ночам и под строгой охраной, чтобы священный ритуал не видел никто, кроме ревнителей или светлоглазых очень высокого ранга.
Первый послеполуденный колокол прозвучал сразу же, как Каладин достиг барака. Он даже перехватил суровый взгляд Газа за то, что чуть не опоздал на мостовое дежурство. Большая часть «дежурства» проходила в безделье, ожидая, пока не зазвучат горны. Что ж, Каладин не собирался тратить время зря. Нельзя рисковать, утомляя себя ношением бруса, — не сейчас, когда могла случиться вылазка с мостом, но, возможно, будет шанс размяться или...
Горн запел чистым и четким голосом. Словно тот самый мифический горн, что должен был направлять души храбрецов на небесное поле битвы. Каладин застыл. Как обычно, он ждал второго сигнала, словно какая-то его неразумная часть нуждалась в подтверждении. И сигнал прозвучал, передавая сведения о том месте, где находился закуклившийся ущельный демон.
Солдаты бросились к площадке для построения рядом с лесным складом; кто-то побежал в лагерь за оружием.
— Построиться! — закричал Каладин, рванувшись к мостовикам. — Забери вас буря! Всем встать в строй!
Они не обратили на него внимания. Те, кто был без жилетов, побежали за ними в казарму, в итоге в дверях образовалась куча-мала. Одетые помчались к мосту. Расстроенный Каладин последовал туда же. Там они заняли места заранее предусмотренным образом. У каждого был шанс оказаться в лучшем положении: бежать в первом ряду до ущелья, а перед сближением с врагом перейти назад, где было относительно безопасно.
Существовало строгое чередование, ошибки были недопустимы и карались нещадно. В мостовых командах имелась жестокая система самоуправления: если кто-то пытался мошенничать, остальные вынуждали его во время сближения бежать впереди. Такое, вообще-то, запрещали, но Газ поворачивался к мошенникам слепым глазом. Он также не брал взяток за изменение мест. Возможно, знал, что стабильность — единственная надежда мостовиков — заключалась в чередовании. Жизнь несправедлива, быть мостовиком — несправедливо, но, по крайней мере, если ты бежал в ряду смертников и выжил, в следующий раз побежишь позади.
И только старшина перед штурмом плато всегда уходил назад. Самое выгодное положение в расчете. Хотя ни один мостовик не мог считать себя по-настоящему в безопасности. Каладин был заплесневелой едой на тарелке голодного человека — сразу такое не съешь, но пощады все равно ждать не приходится.
Он занял свое место. Как только все собрались, Каладин приказал поднимать. Он слегка удивился тому, что его послушались, но во время вылазки всегда был кто-то, отдающий команды. Голос менялся, однако сами простые приказы оставались прежними. Поднимай, беги, опускай.
С лесного склада к Расколотым равнинам понесли двадцать мостов. Каладин заметил, как за ними с облегчением следят несколько мостовиков из седьмого расчета. Они были на дежурстве до первых полуденных колоколов и разминулись с этой вылазкой на какие-то секунды.
Мостовики трудились усердно. Не только из-за угрозы побоев — они бежали со всех ног, потому что хотели достичь нужного плато раньше, чем туда прибудут паршенди. Если это удавалось, то не было ни стрел, ни смертей. И потому мостовики только во время вылазок с мостами не проявляли ни медлительности, ни лени. Многие ненавидели свою жизнь, но все равно за нее цеплялись — рьяно, до побелевших костяшек.
Они с грохотом миновали первый из постоянных мостов. Мышцы Каладина протестующе ныли, но он сопротивлялся усталости. После Великой бури, что прошла минувшей ночью, большинство растений еще были открыты, камнепочки выпустили лозы, цветущие бранза тянули из расщелин к небу ветви, похожие на когтистые лапы. Попадались также колючники: игольчатые кустики с каменными ветками, на которые Каладин обратил внимание, когда впервые попал в эти края. В многочисленных трещинах и углублениях на неровной поверхности плато собралась вода.
Газ руководил их продвижением, выкрикивая, в какую сторону поворачивать. На многих ближайших плато стояло по три-четыре моста, в результате чего на Равнинах появлялось множество развилок. Бег сделался механическим. Он выматывал, но был вполне привычным, и бежать впереди, видя дорогу, куда приятнее. Каладин принялся читать обычную мантру, считая шаги, как советовал безымянный мостовик, чьи сандалии он носил до сих пор.
В конце концов они достигли последнего постоянного моста. Пересекли небольшое плато, миновав закопченные остатки моста, который паршенди уничтожили ночью. Как им удалось это сделать во время Великой бури? Ранее, прислушиваясь к разговорам солдат, Каладин понял, что те испытывали к врагам ненависть, гнев, но вместе с тем и уважение. Эти паршенди ничуть не напоминали медлительных, почти немых паршунов, что трудились по всему Рошару. Они были умелыми воинами. Каладин по-прежнему удивлялся такой несообразности. Паршуны — и вдруг воюют? Очень, очень странно.
Четвертый и остальные расчеты опустили свою ношу в самой узкой части расщелины. Его люди рухнули на землю рядом с мостом, отдыхая, пока армия переходила с одного плато на другое. Каладин едва не присоединился к ним — у него колени подгибались от изнеможения.
