Вячеслав Алексеев - Стрелочники истории — 2
Батый не вмешивался в спор ханов, но когда шум немного утих, поднял руку, призывая к молчанию.
— А что думает Субудай-багатур?
Полководец пожал плечами.
— Кабы весть о союзе Торжка и Рязани пришла пораньше, пока войска стояли на Воронеже, можно было бы вовсе не ввязываться в этот поход, а повернуть на Чернигов и Киев. Как поведет себя Торжокский князь после взятия Рязани — неизвестно, слишком мало мы о нем знаем. Впрочем, и сейчас повернуть своих коней на полуденное солнце еще не поздно.
— Почему мы ничего не знали об невиданном оружии этого князя?
— Никто из наших соглядатаев посланных в Торжок не вернулся. Некий уруский купец, перед самым ледоставом спускавшийся вниз по Итилю в Персию со стеклянными товарами, рассказывал, что какой-то гость из Византии пытался подкупить местных бродяг, чтобы те выкрали огнестрел, которым вооружена дружина Торжокского князя. Но купца быстро поймали, а на его подельников устроили настоящую облаву, обложив половину города и перебив много мирных жителей. Того византийца тоже, скорее всего, убили. С тех пор купцы с опаской относятся к любым предложениям добыть и привезти разновидности этого оружия.
Батый покивал головой, добавив, что если бы у его войска имелось аналогичное оружие, то и он, оберегая такую важную тайну, поступил бы точно также. А Субудай продолжил, сообщив, что по сведениям того же купца, дружина в Торжке небольшая, не более двух сотен. Скорее всего именно поэтому Афанасьев не может защитить большие территории, сосредоточив свои сотни на небольших клочках земли, оставляя все остальное без защиты. Было бы неплохо направить послов в Торжок с мирными предложениями. Даже если они не о чем не договорятся, то все равно получат хоть какие-то сведения о загадочном князе и его возможностях. А уже потом можно будет решать — стоит ли воевать уруский удел или оставить его в покое.
Хан Кюлькан, воодушевленный нежданной поддержкой полководцем своего мнения, опять завел речь о возвращении в степь.
— Здесь слишком высокие снега, наши лошади не могут его раскопать для пропитания. Урусы специально сушат прошлогоднюю траву, чтобы кормить своих лошадей зимой. Несколько стогов было найдено на берегах Оки, еще зерно, которое мы взяли в Ольгове. Но все уже съедено. Если мы пойдем дальше, наши кони падут от голода и нам не на чем будет возвращаться в степь!
— В Рязани много зерна. — возразил Бури.
— Тогда при штурме нам нельзя использовать катапульты с огненным боем! — ответил Кюлькан. — Иначе все сгорит, и в первую очередь — сухая трава и зерно! А без огня мы потеряем много воинов.
— В первых рядах пойдут половцы. — усмехнулся Берке. — Тысячей больше, тысячей меньше, какая разница?
— Сколько защитников в Рязани? — спросил Батый своего наставника.
— Немного. — ответил Субудай. — Мы имеем двадцатикратный перевес в людях. Стены деревянные, их можно сломать за два дня и без огня.
Батый на минуту задумался, потом тряхнул головой:
— Завтра начинаем штурм, готовь катапульты, но бить будем только камнями, без огня.
Бури и Берке радостно переглянулись, Кюлькан отвернулся, что-то пробормотав себе под нос.
— Слушаюсь, мой повелитель. — ответил Субудай, поднялся и покинул юрту.
* * *Задолго до рассвета Арсений Николаевич и Юрий Игоревич опять находились в самой высокой башне, наблюдая за действиями вражьего войска.
Их поднял Твердислав, рязанский воевода, оставленный ночью за старшего. Прибежал в терем растрепанный и всклоченный, разбудил рязанского князя, сообщив, что поганые затеяли непонятную возню на реке, как бы не устроили, нехристи, ночного штурма. Юрий Игоревич, едва открыв глаза, крикнул, чтоб заодно разбудили и его гостя. Пока одевал бронь да подпоясывался, воевода начал путано рассказывать: сразу как стемнело, посыпались сообщения от ратников, стоящих по всей стене, что монголы что-то делают на льду Оки и на берегу, вокруг всей крепости. Твердислав пошел проверять, но из-за темноты что именно делали монголы было не особо видно, лишь по звукам слышно, что народу там много — шумят, лаются по своему, да еще раздаются непонятные скрипы и стуки. Факелов много, но их от защитников загораживают щитами, вроде как прячут.
— Как далеко от крепости? — спросил князь.
Твердислав ответил, что в темноте сложно оценить, да еще луна то и дело за облаками прячется.
— Ну, прикладно? Стрелой достать можно?
— Не. — твердо ответил воевода, — Дальше ходят.
В этот момент к спальне князя подошел и Афанасьев с пятью бойцами за спиной.
— Ну и кто панику поднял? — спросил он воеводу, помахивая рацией. — Субудай решил катапультами похвалиться. Три десятка устанавливают и монтируют на Оке, еще три тащат к напольной стороне. Стрелять начнут не ранее утра, а может и вовсе к полудню. У них пока и камней-то нету.
— Так может их теперь и изничтожить? Коль ваша сбруя дозволяет?
— А зачем? — удивился Афанасьев. — Только спугнем раньше времени, Лучше уж пусть выкатят все, что у них имеется, смонтируют, установят, наладят. Потом, под нашим обстрелом будет очень сложно все это назад разбирать. А нам — наоборот, на свету, да по неподвижной мишени бить — одно удовольствие. Если же сейчас вылезем, они в момент, под покровом темноты, катапульты обратно уволокут, пока те по частям разложены. Нет, сейчас стрелять никак нельзя, ибо кроме вреда — никакой пользы. Так что, можно еще поспать часика два-три.
И все же, Юрий настоял, чтобы они прямо сейчас вдвоем осмотрели вражеские приготовления своими глазами.
— Пойдем, прогуляемся, раз уж подняли. Все равно дальше уснуть не получится. — согласился Арсений.
Они поднялись на все башни крепости, начали, естественно, с Крутицкой, затем на Пронскую и Исадскую, насколько позволяла луна, осмотрели и напольные подступы.
По общему мнению, основной штурм состоится со стороны Оки. Тут стена пониже и похуже. Когда строили крепость, тут экономили. Вся надежда была, что эту сторону прикроет река. Ведь враги всегда летом приходили. Напольная сторона, наоборот, отличалась высотой, мощью, количеством башен. Да и расположение катапульт свидетельствовало, что монголы верно оценили слабину приречной части крепости. Князь Юрий, пока обходили башни, просил Афанасьева равномерно распределить своих воев по всем башням, но Арсений Николаевич не желал распылять силы, сосредоточив их на Крутицкой башне, смотрящей на Оку:
— Утром сам поймешь, почему моим бойцам тут нечего делать! — загадочно улыбаясь, объяснял он рязанскому князю.
* * *Рано утром, едва развиднелось, и к катапультам потянулись, понукаемые всадниками, вереницы полуголых русских мужиков, тащившие камни, над городом застрекотал дельтаплан. Он летел на очень большой высоте, сделал круг над Рязанью, перелетел на ту сторону Оки, покружил над скоплениями приготовившихся к атаке войск и над катапультами, затем отодвинулся чуть в сторону.
— Ну вот, и мои объявились. — усмехнулся Афанасьев. — Ты, князь, рот открой, да так открытым и держи, и витязям своим скажи. А то сейчас такой грохот начнется, что барабанные перепонки лопнут. Рот закроешь — можешь оглохнуть.
Юрий Игоревич не сразу понял и, похоже, не поверил, но губы чуть разжал. На всякий случай.
Потом грохнул первый взрыв. Он пришелся на противоположный от Рязани берег, и далеко в стороне: и от войск, и от реки. Смерды побросали камни, за что тут же получили плети. Монголы посматривали на место взрыва, но особо не впечатлились, продолжая подготовку к штурму. Второй взрыв пришелся заметно ближе. Повалил одинокое дерево, стоявшее на окраине заречной деревеньки, но из врагов тоже никого не зацепил. Зато следом грохнуло сразу семь или восемь взрывов подряд, попавших в самую гущу сосредоточенных на берегу войск.
И пошла канонада — сдвоенные, строенные или одиночные выстрелы: по катапультам, по шатрам и юртам, по всадникам, по пешим воинам, тащившим в руках осадные лестницы. В небо взмывали части от людей, коней, повозок, земля, лед. Для защитников все происходящее больше походило на чудо. Проломанный во многих местах лед Оки не выдержал тяжести самых больших камнеметов, и стал разламываться на куски. В белую от ледяной крошки поверхность медленно уходили десятки метательных машин с их прислугой. Лишь пара катапульт на массивных колесах без спиц, оказавшаяся на мелководье, продолжала торчать над водой в полузатопленном состоянии. Монголы и их лошади, оказавшиеся на реке, в спешке и панике старались побыстрее добраться к пологому берегу, падали в полыньи, люди хватались за лошадей, кони пытались забраться на льдины, те переворачивались, топя и коней, и наездников. Но и на берегу было не лучше — снаряды уносили жизни десятками. Самым страшным было то, что монголы совершенно не понимали — где можно укрыться от этого ада. Некоторые смельчаки увидели свое спасение вблизи города — у стены не рвались снаряды и не взлетала к небу земля, но тут были защитники, добивающие стрелой, а чаще пулей ополоумевших монголов.
