Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том III
Месье Кольбер что-то и отдает
Между тем этот Министр, делая, как говорят Итальянцы, «немного добра, немного зла», распорядился закупить зерно за Морем, дабы сохранить себе дружбу Парижан, кто начинали несколько отдаляться от него. Хотя он едва только показался в [325] Министерстве, когда наступил голод, это не помешало им желать ему зла, потому как они уже начали осознавать, что, далеко не напоминая Парламент, не требовавший ничего лучшего, как быть лишь посредником между Его Величеством и ими, он намеревался подавлять их каждый раз, когда они вздумают о чем нибудь повздорить с Королем. Это зерно было доставлено прямо в Лувр и распределялось по низким ценам, дабы облегчить беду частных лиц, так как большая их часть умирала от голода. Поскольку, наконец, хотя и не кажется особо важной вещью, будет ли фунт хлеба на два или три су дороже или дешевле, от этого, однако, зависит счастье или несчастье Государства, потому как он нужен всем на свете, и никто не сумеет без него обойтись; богатый, имеющий много слуг, чувствует нужду точно так же, как и бедный, из-за большого числа особ, кого он обязан накормить, дабы удержаться в своем положении. [326]
Дом Лоренов
Некоторое время спустя после этого голода Герцог де Лорен, кто вышел из тюрьмы по заключении Пиренейского Мира, и кто был восстановлен в его Владениях, во исполнение этого договора, или потому как ему наскучило не заниматься больше смутами, как он делал в течение всей своей жизни, или, что более правдоподобно, потому как он не был доволен условиями, под какими он был восстановлен, явился оттуда в Париж под предлогом кое-каких разногласий, какие ему оставалось уладить с Его Величеством. Это Герцогство вместе с Герцогством де Бар, составлявшие с некоторого времени Владения Герцогов де Лоренов, были [327] унаследованы не им самим, но его женой, кто и принесла их ему в качестве приданого.
Предложения Герцога де Лорена
Герцогиня, после того, как она принесла ему столь богатое наследство, каким были бы весьма довольны многие коронованные особы, имела все основания надеяться на его большую признательность, но так как не всегда делают то, что должны были бы делать, дабы хорошо исполнить свою обязанность, обходясь с нею далеко не лучшим образом, он стал ей довольно злобным мужем. Можно было бы даже сказать — очень дурным, без всякого страха что-нибудь преувеличить, поскольку все равно, как если бы она уже умерла, он женился вторым браком на знатной персоне и имел от нее двух детей. Он любил их тем более, что оба они были очень ладно скроены и очень привлекательны, а от настоящей жены у него вообще не было детей; итак, он вбил себе в голову, дабы сделать что-нибудь ради них, что было бы достаточно дружбы, какую он к ним питал, уступить свои Владения Королю на определенных условиях, в каких они и смогли бы найти свою долю. Все это было бы прекрасно, если бы это Герцогство принадлежало ему. Но так как он ничем там не владел, поначалу при Дворе посмотрели на его предложения, как на химеру, какой не позволено было заниматься дольше одного момента. Тем не менее, Герцог сослался на то, что в Лотарингии существовал Салический закон, точно так же, как он существовал и во Франции, и не стали тратить большого труда на углубленные изучения, правда это была или же нет, потому как это Герцогство устраивало Короля до такой степени, что он пожелал во что бы то ни стало им овладеть.
Шарль де Лорен, сын Принца Франсуа, к кому должны были перейти однажды эти Владения, потому как он был сыном сестры Герцогини, едва получил известия о том, что происходило, как постарался воспротивиться этому договору. Он поговорил об этом с Герцогом, кто все отрицал ему в лицо, но так как он узнал об этом из надежного источника, [328] в каком не мог сомневаться, он обратился к Месье де Лиону, кто занимал должность Государственного Секретаря по Иностранным делам и кому в этом качестве было поручено приложить руку к этому договору, дабы он представлял интересы Его Величества. Королю, разумеется, хотелось, чтобы вместо протестов на это дело, он стал бы человеком, спокойно давшим на все согласие. Так как Герцогство де Лорен совершенно его устраивало, он охотно дал бы ему эквивалентное место во Франции, или достаточно денег, дабы купить другое Государство в Германии. Итак, постарались побудить его прислушаться к голосу разума, но он был не в настроении сделать то, чего от него желали; он покинул Королевство и переехал в Италию, предварительно составив протест по всей форме против всего, что его дядя мог бы предпринять в ущерб его правам.
Отвергнутая Мадемуазель
Это был шаг более ловкого человека, чем тот, что он сделал всего лишь немного времени назад. Так как Король не заключил еще с его дядей договора, о каком я говорил, он пожелал женить его на Мадемуазель, дабы суметь заручиться им при посредстве огромного достояния, какое тот получил бы во Франции, взяв ее в жены. Это была та самая Мадемуазель, кто распорядилась палить из пушек по Королю в битве Предместья Сент-Антуан, и кого сегодня называют Мадемуазель де Монпансье, потому как дочь Месье вынудила ее потерять свое имя. Она была очень красивой Принцессой в молодости, и портреты, написанные с нее в те времена, служат доказательством тому еще и сегодня. Но так как ей было около тридцати пяти лет, а в этом возрасте девицы довольно-таки увядают, комплимент, какой он хотел ей было сделать, так и застрял у него в горле. Итак, вместо того, чтобы устремить глаза на нее, он не сводил их с одной из ее сестер. Ни он не был создан для нее, ни она точно так же для него, поскольку, когда бы даже он на ней женился, Король не предполагал, что он будет более привязан к его [329] интересам. Он знал, что узы крови достаточно слабы, когда дело касается Принцев. Он испытал это на собственном опыте, когда пожелал порвать с Испанией после своей женитьбы на Инфанте. Тогда-то он и пожелал заручиться чем-то более сильным, чем могло быть то, о чем я и говорю в настоящее время. Четырнадцать или пятнадцать миллионов самого лучшего достояния в мире, каким Мадемуазель обладала во Франции, казались ему надежным залогом верности того, кто на ней женится, тогда как ее сестра не имела ничего, кроме того, что она могла надеяться получить от ее щедрот, а из-за этого нечего слишком сильно рассчитывать на того, кто станет ее мужем. Едва Мадемуазель увидела, как ею пренебрегли ради ее младшей сестры, как она не захотела ничего больше и слышать о Лорене. Однако, дабы окончательно сделать его несчастным, Король выдал его любовницу замуж за Козимо Медичи, великого Герцога Тосканы, так что, не имея больше никакой надежды ни со стороны любви, ни со стороны фортуны, он отправился умолять Императора урезонить своего дядю, кто вознамерился в ущерб ему распорядиться наследством, законно ему принадлежащим.
Первый договор
По договору, какой Герцог де Лорен заключил с Его Величеством, Король обязывался заставить признать всех Принцев Лоренов младшими Принцами крови. Он рассчитывал, по всей видимости, что они охотно дадут их согласие на условие, столь выгодное для них. Это было возвращение в каком-то роде ко времени усыновлений, что были некогда в большой моде в Риме. Но так как это было нечто новое во Франции, начались интриги даже в Парламенте, со стороны Принцев крови, дабы помешать исполнению этой статьи. Но не они, тем не менее, имели к этому наибольший интерес, поскольку это ни в коей мере не наносило им ущерба. Король никак не коснулся их ранга, по-прежнему сохраненного за ними. Это, скорее, весьма коснулось дома Лонгвилей, претендовавших на обладание привилегией, по какой он должен был унаследовать Корону, [330] в случае, когда у Королевского дома не окажется на нее претендента; но либо он побудил его к действию, потому как они были близкими родственниками, или же ревность, всегда существовавшая между Месье Принцем и Месье де Лореном, пробудилась вновь в этой ситуации, сам Принц поговорил об этом с Его Величеством, как о вещи, какая могла бы иметь более важные последствия, чем он себе представил. Он сказал ему среди многих прочих вещей, что если приучить эти народы рассматривать этих Принцев, как Принцев крови, были все основания бояться, как бы они не воспользовались однажды их временем снова оживить претензии, какие осмеливался выдвигать старший их дома во Франции во времена Генриха III и Генриха IV, дабы похитить у них Корону.
Король, кто желал исполнения своей воли во что бы то ни стало, не обратил никакого внимания на этот резон. Он выпустил декларацию в пользу этих Принцев, соответствующую договору, какой он заключил с Герцогом, а дабы никто не осмелился воспротивиться ее регистрации, какую он пожелал провести в Парламенте, он сам поднялся туда после того, как приказал окружить Дворец всеми войсками Своего Дома. Принцы Лорены не были столь довольны этим договором, как полагал Его Величество. Они вообразили себе, по всей видимости, что если их будут рассматривать, как Принцев крови, это будет выглядеть, самое большее, как неведомый приплод, привитый на дичок; итак, они гораздо лучше предпочли бы иметь старшего, кто сохранил бы по-прежнему свой Суверенитет, и быть, следовательно, настоящими Принцами, чем быть таковыми в воображении, и как бы вопреки всей Франции; они сделали все, что могли, подле Герцога, дабы заставить его разорвать все, что он сделал.
