Hairuzov - Tochka vozvrata
«Конечно, видно по всему, что здесь их последнее убежище», – подумал Николай, нащупывая в полутьме лестничные ступеньки.
Позвонил в квартиру, и, как это уже бывало не однажды, на пороге встретила его Варвара Егоровна, по щекам покатились слезы: наконец-то приехал, а то она уж не чаяла дождаться. Тут же у порога сообщила, что света нет, в электропроводку попала вода. Соседи уехали на дачу и оставили краны открытыми. Вода текла полдня, не могли найти сантехника и перекрыть стояк. Сейчас перекрыли, но теперь ни воды, ни света.
Она смотрела на Николая, как на избавителя: наконец-то в доме появился мужчина, и теперь все наладится и пойдет, как в прежние времена. Но, узнав, что он приехал ненадолго, вновь запечалилась, спросила про Лизу и внука Алешку. Услышав, что она вместе с ним отдыхает в Турции, сказала, что могла бы не шляться по заграницам, соседка говорила, там можно подцепить какую-нибудь заразу. Затем начала выкладывать все дворовые и городские новости. Когда-то Варвара Егоровна работала в аэропортовской кассе, и в части добывания и хранения новостей ей не было равных. Впрочем, она говорила, что их ей несли сами. Кто в чем нуждается, тот то и получает.
– Не аэропорт стал, а мотель или бордель, – быстро, с одышкой, говорила она. – Никакого порядка. Людей выгоняют. Пенсию не плотют. Это когда было видано, чтобы летчики сторожами подрабатывали. А некоторые вообще спились. Борзова видела, совсем от водки почернел. Прямо беда. Люди ни во что не верят. А депутатов готовы разорвать: мол, устроили всем козлячью жизнь. Думали, привезут сюда Америку, а попали на барахолку. Над собой смеются, говорят: у них – Билл, а у нас – дебил.
Все эти причитания и рассказы Варвары Егоровны были как бы частицей его прошлой порушенной жизни, только здесь эта частица дополнялась новыми подробностями. Но сам дух ее сохранялся в первозданном виде. Казалось, Варвара Егоровна консервировала все, что попадало в ее сферу, для истории. И сама-то она была частицей истории их совместной жизни с Лизой. Отсюда он собирался и уезжал в командировки, возвращался, нагруженный сумками, обратно. Привозил гостинцы: рыбу, ягоду, мясо, все, что в городе в те времена считалось дефицитом. Он и сейчас по старой привычке открыл сумку и начал доставать московские гостинцы: халат, тапочки и теплые, вязанные из козьего пуха носки. Варвара Егоровна начала охать и ахать, примерять обновки. Николаю была приятна ее суета, она входила в привычный, такой необходимый и почти забытый в московской жизни ритуал. Полюбовавшись на себя в зеркало, Варвара Егоровна ушла на кухню готовить для него обед.
Николай переоделся в свою старую, сохраненную для него одежду, достал инструменты и начал восстанавливать порушенное народное хозяйство. За те годы, что Николай провел в столицах, у Варвары Егоровны расшатались и развалились все стулья, на которые не то что садиться, смотреть было страшно. Но сохранился весь его инструмент и необходимые для ремонта запчасти. Николай достал моток проволоки, спросил, где текла вода, и стал вскрывать электропроводку. «Хорошо еще, что током не убило, – размышлял он, отыскав перегоревшие провода. – Вообще весь дом мог сгореть». Все это были осколки его прошлой жизни. Что-то делал, латал, перестраивал. Теперь латать было некому.
– Я вызывала электрика, – точно догадавшись, о чем он думает, выглянув из кухни, начала оправдываться Варвара Егоровна. – Они пришли с Гришкой – сантехником. Тот еще с осени обещал краны заменить, текут они, как решето. Походили по комнатам, говорят: готовь, бабка, пять сотен. А где я им такие деньги найду? Это вся моя пенсия. Да и ту не плотют. Ушли, хватилась я, а они из ванной одеколон стащили. Ни стыда ни совести у людей нет. Особливо теперешних. Многие теперь тебя вспоминают. Порядок в подъезде был. И то, что ты про Ельцина говорил, все подтвердилось. Только кому сегодня докажешь? Вон, погляди, что со двором сделали. На его месте хотят дом построить. Теперь здесь ни прогуляться, ни посидеть. Одни каменные стены смотреть будем.
Иркутский двор был уменьшенной копией московского собачьего парка. Только вместо дубов – высоченные тополя. Сюда выводили прогулять собак, возле песочницы собирались по вечерам старушки. Чуть далее меж деревьев была площадка, на которой мальчишки гоняли мяч. За неделю до приезда Николая во двор приехали панелевозы, и с них краном стали выгружать бетонные плиты. Оказалось, что их привезли для того, чтобы огородить площадку для строительства жилого дома. Получалось все, как в Москве. Только там решили зарыть гараж в землю, здесь же предполагалось кроме двора, деревьев и спортплощадки оттяпать небо. Первыми бросились восстанавливать свои права и справедливость старушки. Рабочие стали угрожать, что подавят их плитами. Тут им на подмогу высыпали жильцы близлежащих домов, мужики и бабы помоложе. Завязалась потасовка, была вызвана милиция. Больше всех досталось Петру Яковлевичу Гордееву и тренеру детской спортивной школы Валерию Абрамовичу. Когда милиционеры начали выпихивать с площадки, куда должны были разгружать плиты, севших на землю старушек, Гордеев, размахивая удостоверением участника войны, кинулся отбивать соседа, но его скрутили и отвели в милицейскую машину. Но тут подоспели дети Абрамовича, дочь, соседи. Поднялся крик, и милиция была вынуждена ретироваться. На вечернем собрании жильцов было принято решение создать инициативную группу, которую вызвался возглавить Гордеев. Как и во время предвыборной кампании, Петр Яковлевич принялся за дело азартно и основательно. Он начал собирать подписи жильцов.
О приезде в город Порогова Гордеев узнал от Варвары Егоровны и тут же пригласил в гости. Николай приготовил и для него гостинцы – бутылку московской водки и набор рыболовных принадлежностей. Петр Яковлевич торопливо поблагодарил его за подарки, сказав, что зря он тащил в такую даль бутылку, поскольку продукция местного «Кедра» гораздо качественнее московской и что приготовленную на байкальской воде водку «Байк» покупают даже американцы. Сделав Порогову свое патриотическое внушение, тут же начал говорить о наболевшем.
– Ты посмотри, что они с нашим двором сделали! – воскликнул он. – Надо их срочно останавливать!
Николай помнил, как они с ребятишками делали там спортплощадку, ровняли бугры и засыпали ямы, как вкапывали столбы для волейбола. Жильцы дома гордились, что их двор не каменный мешок, что здесь вечером можно посидеть на лавочках, погулять с детьми. Всем хватало места: и детям, и взрослым. Вся эта история как две капли воды походила на московскую. Порогов понимал: раз начали строить, то и здесь замешаны большие деньги. Конечно, можно было отказаться, сказать Гордееву, что он давно уже здесь не живет, что это не его война. Подумаешь, двор, здесь страна разваливается, распродается оптом и в розницу. Но он не мог отказать своему бывшему бортмеханику. Уже имея некоторый опыт в таких делах, Порогов попросил у Петра Яковлевича бумагу и по всем правилам начал составлять письма в администрацию, прокуратуру, депутату района. Петр Яковлевич изредка вставлял свое слово.
– Здесь и наши аэропортовские крепко замешаны, – торопливо говорил он. – Одних летчиков выгоняют на пенсию, другие тем временем пользуются моментом, хватают чем только можно. Одни на бутылку сшибают, другие машины из Японии везут, барахло из Китая. Сейчас это самое прибыльное дело. Многие уже и магазины свои пооткрывали. И знаешь, на что идут? Заказывают, скажем, чартером самолет в Китай, а там нашим экипажам предлагают взять груза сверх нормы и деньги тут же наличными – экипажу. И те идут на такую сделку, перегружают самолеты тоннами. Наше начальство знает об этом, но глаза закрывает. Потому что само от этого имеет. Здесь выстроилась целая цепочка, начиная с таможни до пограничников и авиаторов. Рука руку моет. Но ведь могут грохнуть самолет с перегрузкой! Он же не трехжильный. Себя погубят и горе родным и близким принесут. Вот ведь люди, прошлое костерят, плохо, мол, там все было. Так откажись от всего прошлого. Не пользуйся электричками, не езди в метро. Откажись от самолетов. Какой там, стараются выдавить из техники все, что только можно.
– Из людей тоже. Но кто сегодня об этом думает, – заметил Николай. – Все ведь как рассуждают: один раз живем. Что схватил, то мое. Другого раза может и не быть. Ну а навар пытаются реализовать в недвижимость. Строят дачи шикарные, под европейский стандарт, квартиры.
– Ты вот мне скажи, Николай, что там говорят в Москве. Скоро уберут этого пьяницу? Ну сколько можно над людьми измываться, страну позорить. Я поначалу большие надежды на Рохлина возлагал. Но его убрали. Другие по кустам разбежались, холуяжем занимаются. Я вот каждый вечер смотрю телевизор, как, думаю, им не стыдно.
– Петр Яковлевич, как говорил один булгаковский герой, не читайте сегодняшние газеты и не смотрите телевизор, – смеясь, сказал Порогов. – Там все в точности до наоборот. Можно смотреть только одну передачу: «По городам и весям». Там хоть моя знакомая работает. А так, в столицах нравы те же, что и здесь. Одни воруют, другие, как и у нас в таможне, взятки берут. Третьи по мусорным ящикам шарятся. А молодежь спивается. Просвета, как говорится, нет. Но ведь еще остаются такие, как ты, как Юрка Романов. Значит, есть надежда.
