Александр Лидин - Сумеречная зона
— Нету… нету ничего!
Выхватил я ножичек, прижал Гере к горлу, чтобы думал он не том, как свет белый ненавидит, а о том какая с ним жопа приключится может, если он тут же не откроет мне все сокровенные секреты СПб и компании. Только говорить Гере было нечего. Стоял он ресницами хлопал — ветер создавал. Мне бы понять, что все они за одно, а я так нет — сплоховал.
В общем пока я Геру плющил, Дикой мне сзади чем-то тяжелым по башке вдарил. У меня аж искорки перед глазами вспыхнули, развернулся я, хотел Дикого, ну если не ножом ткнуть, то хоть поинтересоваться, за что такая немилость. Только с головой у меня и в самом деле в той день беда была, потому как повернулся я слишком медленно, уклониться не успел, как Дикой мне снова прикладом по голове — хрясть! Точно в лоб. Навострился гад. Нет, если б у меня кость тонкая была или кальция в организме не хватало, я б там на мене коньки отбросил, а так рухнул на спину, словно таракан дихлофосный. Перед глазами круги красные, не виду ни черта, но слышу все и так отчетливо словно зрение в слух перешло.
— Ну, даешь! — это Гера. Радуется лапченками сучит гнида. — Спасибо, что выручил… Только что теперь делать будем. Угрюмый в себя придет, поржет нас на ленточки для бескозырок.
— А ты не дрейфь раньше времени, — это Дикой. Голос у него неприятный, хриплый, словно кто наждачкой по стеклу водит. — Ты денег хотел — вот они лежат у тебя под ногами.
— То есть?
— То самое. Сколько Угрюмый стоит знаешь?.. Знаешь… Вот и сдай его воякам — твоя доля общака нашлась!
— А если… — в голосе Геры слышались нотки неуверенности. Я бы, если честно на его месте тоже был бы неуверен, потому как если он и в самом деле воякам меня сдаст, то осерчаю я сильно, а если осерчаю, то непременно из Геры сделаю Геру древнеримскую, без рук, без ног и без меж ног… Или то не Гера была, а Венера Милоославская?.. Или Гера… Да шут с ними обеими! Думать надо, как выбираться. Тут вместо того, чтоб затаиться, я шевелиться начал. Вот Дикой Гере и проорал благим матом:
— Ты лучше Угрюмого пакуй, а то он сейчас в себя придет и наваляет тебе по самое не хочу, так сказать.
Начал Гера мне руки крутить. Ну, сопротивляться у меня силенок не было, но руки напряг, чтоб потом его узлы сами спали. А сам-то я Волчару взглядом ищу. Он же честный, его все искатели уважают, он меня в обиду не даст. Только нет нигде Волчары. Может, подстрелили, а может ушел куда. Вот, думаю непруха, так непруха, и как ведь сердце чувствовало, что не стоит с Эдичкой связываться. Он ведь только болтать и обещать мастер.
Тем временем Эдичка встал, ко мне подошел, постоял посмотрел, головой покачал. Я думаю, вступится, нет помолчал-помолчал и отошел назад к костру. Сам ведь звал гад, сам прибыль обещал, а теперь что: в кусты?
А эти паскуды Гера и Дикой хвать меня и к столбу рядом с Дедом.
Ну, думаю, дай мне только вырваться я вас не то, что на ленточки… мокрого места не останется от вас, гады. И памяти не останется, и дети ваши до конца жизни кровавыми слезами умываться будут, если они есть у вас. Это ж надо, чтобы искатели своего же сдали военным? Это когда такое свинство было.
Хотя понять ребят можно. Искатель искателю — волк и враг, поскольку все чего-то ищут, а вот находит далеко не всякий. Так что со своими ухо в остро держать надо. Тут я, так я, так сказать, прошляпил…
В общем, стою это я у столба, голова так трещит, что мочи нету. Но молчу. Не стану же я унижаться, у гадов этих чего-то просить. Как говориться: лучше слямзить и молчать, чем унижаться и просить. Стоял я столба, думал о жизни моей скорбной, но тут слышу, кто-то рядом со мной шепчет:
— Руки вдоль столба опусти. У меня нож за голенищем.
Я покосился. И в самом деле Дед шепчет, только видок у него… Разделали его наши под орех. Один глаз заплыл, губы вспухли, стали точно две оладьи, нос перебит, морда вся в крови.
— Чего это ты решил мне помочь? — спрашиваю. — Совесть взыграла.
— Тебе сколько на Большой Земле светит? Лет восемь не меньше? — Нет, не знал Дед о всем моих подвигах. Вышка мне светит, не даром за голову вояки деньги дают. Знал бы, что Эдичка продался, ни за что бы не согласился участвовать в этом «турпоходе».
— Лады Дед уговорил, — знает ведь нужные слова чертяка!
Потянулся я за ножом. Вроде кончиками пальцев нащупал, сейчас достану. Но если ж… настало, то не рыпайся, не выкрутишься. Не заметил я, как Гера ко мне подкрался.
— Что, — говорит, — ты Угрюмый измыслил. Или в зону не хочешь, работы с кайлом тебе не по нутру. А я так вот прям и вижу тебя в карьере, где-нибудь на Новой Земле или на Апатитах. Так сделаем мечты явью… Что там у тебя? — наклонился он у сапогу Деда. Выудил нож покрутил в руке. — нехорошо ты ведешь себя Угрюмый, не по компанейски. Так вот с одной твоей шкуры мы людям денежки дадим. А ты что ж, решил нас без денег оставить? Не хорошо это, не по товарищески… — и как под дых мне саданет. Я б вдвое согнулся от такого удара, так нет… стою, пытаюсь воздух вдохнуть, только не выходит оно никак. А Гера стоит рядом, усмехается.
Нет, отдышавшись-то, ему все сказал. Хорошо так сказал:
— Ты что ж, гнида, думаешь, что я сдохну у вояк? Я ж когда вернусь тебя наизнанку выверну.
— Ну, это когда еще будет, а я пока погуляю на «твои» денежки, — и так насмешливо по голове меня потрепал.
Рванулся я изо всех сил, только сил-то не хватило. Нет, я не всю жизнь тогда улыбающуюся морду Геры запомнил. Бывают ведь гниды…
А народ у костра тем временем разомлел.
Болтун опять речь завел о чем-то, только в этот раз его заткнули быстро.
— Брехать то хватит!
— Собака брехает, а я рассказываю, о том что было…
— Да ладно… Одну мы твою сказку уже послушали, — фыркнул Гвоздь, — так что помни, ты у нас следующий, — и он кинул в нашу с Дедом сторону. — Сам знаешь: раз мутант, два мутант…
— Так чего рассказать-то?
— Чего… — задумчиво протянул Гвоздь.
Тихо трещала костер, высвечивая красным лица искателей у костра и бросая кривые тени на кирпичные стены.
— Вот чего… — начал вставая Эдичка. — Ты, болтун ребят пока позабавь чем-то… расскажи, например как все это вышло, — тут он махнул в сторону СПб, а я прогуляюсь до шоссе. Вояки должны вот-вот подъехать. Сами знаете перед ними лучше полебезить. И помните, вертолет ребята Хасима грохнули, потому как с вояками не договорились. Смотрите, не проболтайтесь… А то вон им компанию составите, — это он нас имел в виду. — Так что без глупостей тут без меня. Сидите, Болтуна слушайте.
Повернулся и ушел. Словно призрак в тумане растаял, только его и видели. Это значит с полчаса по буреломам до шоссе, ну там с полчаса, чтобы вояк встретить и полчаса назад. Выходит у нас с дедом полтора часа осталось на все про все. Мысли-то по кругу бегают, только как сбежать не придумать. Все тупик один и ступор выходит. Куда не кинь везде… писец.
Так значит стою я, мозгую над своей судьбою печальной и представляю себе, что с Гекрой и Диким сотворю, когда из этой переделки выберусь. Только вот не мозгуется ничего путного. А Болтун как всегда от важности надулся и начал:
— История эта старая, уже, наверное, и во всех учебниках прописана, только вот в книгах-то все чуть не так как было сказано. А почему? Потому как не хотят власти истину открывать и СПб с кем-то еще делить. А ведь если узнают правду, так со всего мира сюда народ кинется…
— Да не бреши, никто не кинется. Что думаешь дураков много? Европе не до нас. Они после иприта отдышаться не могут. У них Ливийско-Французская война поперек горла еще стоит. Кадафи их тогда славно причесал.
— Ты говорить то мне дашь! — взвился Болтун. — Нет, если хочешь, сам рассказывай. Ты же у нас больше знаешь!
— Не-а! — покачал головой Гвоздь. Тебе рассказ вести поручили, ты и говори. Я эту историю сто раз слышал, как и остальные.
— Слышало так, да не так, — возразил Болтун. — Каждая история она свое время требует и своего рассказчика. Вона я поведал вам о Заблудшем-Везунчике, вон он и нарисовался. Подумай над тем, что я говорю и послушай, что скажу…
Тут даже я задумался. А что? Верно Болтун говорил: только вкрутил он эту свою историю про мутантов, как сразу же Везукнчик и обозначился. А до того, Дед был, как Дед, все знали, все уважали. А через него и разброд пошел и я у столба оказался.
— Так вот… В те годы Россия была уже не Империей, потому как империю развалили и растащили, а так большим государством и было у него две столицы. Одна первопрестольная Московия, а вторая — творение Петра Великого — Санкт-Петербург. А жизнь тогда была хуже некуда. Внешне вроде бы усе и в порядке, а вглядеться, так хуже чем счас: все на взятках, обмане, полиция — продажная, медики все как один вредители. В общем чтобы не случилось с тобой, заболей ты или попади под раздачу — хана. Заправляли тогда в стране проходимцы, все из чинуш, грабили страну почем зря, а себе дворцы строили… И все бы так и продолжалось, и невесть чем закончилось бы, если бы ученые в Европе коллапсер этот не построили.
