Ella James - Genzel_
— Говорила гадости? — мое сердце пропускает удар.
— Она прекрасно знала об отверстии в стене. Знала, что мне нравилось держать тебя за руку, и от этого была вне себя. Она ревновала к тебе. Она стала постоянно о тебе говорить, а это меня беспокоило, я боялся за тебя.
— Ты поэтому ее убил? — наверное, это продолжалось долгое время. Скорее всего, это лишь часть истории, но захочет ли он открыться мне полностью.
Я вижу, как дрожат его плечи, как если бы воспоминания, ранят его изнутри. Ему некомфортно жить с этим. Он проводит рукой по рулю и продолжает говорить хриплым голосом.
— Однажды, после того, как мы... Однажды, я ее усыпил, ее же таблетками. Когда она отключилась, я пошел осматривать дом. Все те места, которые я не видел до этого. — Он бледнеет, его левая рука снова проводит по рулю и сжимает его, так сильно, что слышится хруст.
Я пытаюсь сообразить, что он хочет мне рассказать. Я хочу оставаться с ним рядом, поддерживать его, но не могу даже представить, что он планировал рассказать, поэтому спокойно произношу обрывок последнего предложения.
— Ты пошел осмотреться...
— И я нашел человека, которого никогда не видел до этого. — Он глотает комок в горле, его голос ломается, когда он продолжает: — Это была маленькая девочка. Небольшая. Ей от силы был годик или два. Нет, годик, — поправляет он себя.
Он смотрит пристально мне в глаза, затем отворачивается. Его рука сжимает руль еще сильнее, и он продолжает говорить сквозь стиснутые зубы.
— У нее мои глаза. Мои глаза и темно-русые волосы, как у Матери. — Закрыв лицо рукой, он делает глубокий вдох. — Она... Она жила в шкафу. Мать отключилась в ванной, а в другой комнате плакала Блю. Ее голос был настолько хриплым, что я не слышал ее. — Он закрывает глаза и делает еще один глубокий вдох. — Это было отвратительно, Леа. Грязь. Как она ухаживала за ней... — он стискивает зубы, и я слышу, как они скрипят. — Я обезумел от ярости. Я нашел еды и покормил малышку. Умыл ее. Она была такая расстроенная и печальная. Но настолько красивая. Она была моей дочерью. Моим ребенком. Моим. Ребенком, о котором я даже не знал, не представлял, что о ней не заботятся. — Последнее слово он почти выкрикивает. Одинокая слезинка срывается с уголка его глаза, скатывается по дрожащей щеке и падает на колено. Я растеряна, выпрямляю ладони, но сдерживаю себя, как же я хочу прикоснуться к нему.
— Уложив ее спать, я обнаружил, что мать проснулась и выходит из ванной. — Он поворачивается ко мне, чтобы я могла видеть его глаза и продолжает: — Я не стал делать это быстро, Леа. Я убедился, что она охренительно испугана, и сделал это.
Он сломал ей шею. Вызвал копов. И пришел ко мне.
— Это тянулось слишком долго, — он продолжает сбивчиво говорить. — Я был слаб, иначе смог бы сделать это раньше.
— Люк, ты убил ее. Значит, ты не слабый.
— Я был сумасшедшим, Леа,— говорит он глубоким голосом. Внезапно его голос становится чуть громче шепота. — Еще до твоего появления в доме, на протяжении долгого времени, я хотел ее любви. Это было до того, как она привезла тебя. — Он смотрит на меня глазами, налитыми кровью. Его губы дрожат, и он сжимает их в тонкую линию. Тишина повисает между нами, я пытаюсь осознать, что он сказал мне. Это так... он ошарашил меня. — У меня есть дочь, Леа. Сейчас ей пятнадцать (прим.перев. видимо, это какая-то ошибка автора. По идее ребенку должно быть 11 лет. Исправить мы такое не можем, поскольку дальше описывается подросток.), она любит пончики Вуду, и раз в месяц я привожу их ей.
Святое дерьмо. Правда ударяет меня наотмашь, я в тупике.— Так она в приемной семье? Ее удочерили?
Он кивает.
— Родители не возражают, что ты ее навещаешь?
Качая головой, он пристально смотрит на зеленый газон, где группа людей, которые немногим моложе нас, собрались с большой сумкой мячей.
— Пару лет назад я сделал тест на отцовство. Пришел к ним и все рассказал. Поначалу они очень переживали, но с тех пор, прошло много времени... — он качает головой. — Я даже оставался с ней как-то. Не сказать, что сейчас она нуждается в этом. Она уже подросток. Ее имя Кингсли. — Он кивком показывает мне на большой кирпичный двухэтажный дом. — Вот он — ее дом.
ГЛАВА 9
Лукас
Я вытаскиваю фотографию Кингсли из бумажника и передаю Леа. Она выглядит как я. Только намного лучше. Возможно, только я так думаю, но клянусь Богом, я не вижу в ней ничего от Матери. Ни капельки.
— Детали о рождении Кингсли и ее жизни в Доме были скрыты, чтобы защитить ее. Недавно родители рассказали ей о ее биологических родителях и о том, как она оказалась у них — у мужчины и женщины, которые вырастили ее. Даже не вдаваясь в детали, эта информация тяжело ей далась, — замечаю я. — Целый месяц она не хотела меня видеть, — я замолкаю и сглатываю, глаза жгут появившееся слезы.
— Я думаю, ей было сложно все понять... эх, — я выдыхаю через нос и смотрю в окно. — Тяжело было понять, как это мог быть я... как я попался в такую ловушку. Я все-таки мужчина, — я стискиваю челюсть.
Меня это тоже беспокоило. Я чувствовал себя гребаной девкой. Марк, чувак к которому Лана заставила меня ходить на сеансы, пытается сделать так, чтобы я чувствовал себя иначе. Пока без изменений.
— Она просила меня заехать на днях, поэтому вчера я купил пончики, — говорю я Леа. Все что угодно, лишь бы убрать это молчание, повисшее между нами. Кто знает, что еще я мог выдать, если бы еще помолчал.
Ее мягкие пальчики прикасаются к моей руке, и я вздрагиваю. Я смотрю в ее глаза, наполненные сочувствием. Глаза друга? Я знаю, что она беспокоится обо мне. Я тоже беспокоюсь о ней. Но что теперь она обо мне думает, после того как все узнала?
Она улыбается.
— Ты хочешь пойти? Я с удовольствием пойду с тобой.
Я пожимаю плечами. Они устали и болят от напряжения.
Мне хочется отказать Леа. Я не хочу сбивать Кингсли с толку. Раньше она хотела познакомить меня с одной из мам ее друзей. До того, как она узнала обо мне. Пару месяцев назад, потом я не приезжал целый месяц. А в прошлом месяце она обняла меня, но не говорила так много как обычно. Я не знал, чего ожидать от сегодняшней встречи, и дело в том, что это разрывало меня на части три с половиной недели.
— Я могу не идти, — отвечает Леа, на мое странное поведение. — Если ты не хочешь, я могу побродить здесь. Встретимся у машины? — предлагает она.
Я отвечаю прежде, чем мой разум принимает решение. С Леа всегда так. Кажется, я не могу изменить этого.
— Я хочу представить тебя ей. Если ты уверена, что хочешь этого.
Она улыбается.
— Я уверена. Просто не могу поверить, что у тебя есть дочь. В смысле, я знаю, что ты отец, но двоих детей? Ты молодец, — она сжимает мою руку и выбирается из машины. Мы встречаемся перед капотом, и она уверенно берет меня за руку.
По дороге, я рассказываю ей о Кингсли. Как она живет, как играет в футбол и играет на виолончели.
— Надеюсь, она не будет против, что я пришла вместе с тобой, — говорит Леа, когда мы подходим к тротуару.
— Нет. Она не такая.
Рука Леа напрягается, когда мы подходим к дому и поднимаемся на крыльцо. Немного поколебавшись, я стучу.
Через пару секунд Кингсли, с лучезарной улыбкой, приветствует нас.
— Люк, — ее взгляд перемещается от меня к Леа, и улыбка становится шире. — О боже мой, ты привел девушку. — Она находит это забавным, взмахивает ресничками и ведет себя так... по-девчачьи, когда сосредотачивает внимание на Леа. — Ты его девушка, как я понимаю.
— Я — та, кто помогает ему вести правильный образ жизни, — спокойно говорит Леа.
Кингсли обнимает меня за талию.
— Люк, тебе точно нужна девушка. Он рассказал тебе, как забирался на гору? Он упал перед прошлой нашей встречей. Люк, твоим рукам намного лучше!
Рука Леа остается в моей, большим пальцем она выводит круги, пока Кингсли заговаривает нам уши. Этот визит так и проходит.
Кингсли затаскивает нас в свою комнату и начинает спрашивать мнения Леа по поводу ее платьев на выпускной. Я сижу на кровати и пытаюсь сделать то, что Марк мне сказал. Пытаюсь думать о том, что чувствую. Я не очень хорошо справляюсь с этим. Слушая, как они говорят, я должен чувствовать себя счастливым. Но я не чувствую этого. Почему?
Я, мать вашу, не знаю.
Когда я встаю, ответ приходит ко мне: В следующий раз, когда я приеду — я буду один. Мое горло сжимается, и я понимаю, как сильно мне будет не хватать Леа.
Черт.
Я разворачиваюсь и провожу рукой по плакату с группой One Direction, пытаясь взять себя в руки. Боже. Мне нужно купить себе трусики и лифчик. За исключением того, что, ну черт, это сексисткое высказывание, да? Женщина сильнее мужчины. Я верю в это.
Я думаю о том, как Леа неотступно следовала за мной. Пришла в маске. А когда я чертовски облажался, пришла и всю ночь заботилась о моей пьяной роже.
Когда мы спускаемся вниз, Леа и Кин идут впереди меня, разговаривая о Гейбе, неком придурке, который хочет отвести мою девочку на школьный бал. Мы встречаемся на кухне с Робом и Мелиссой. Стол накрыт, а на губах сияют странные улыбки.
