Hairuzov - Tochka vozvrata
– О-о-о! Да у вас серьезные намерения! И люди за вас хлопочут солидные.
– А вы думали, что я головой только по мячу могу попадать, – рассмеялась Ольга. – Мы разыскиваем старые американские самолеты, которые во время войны перегоняли на фронт и которые по пути потерпели аварию. Говорят, некоторые из них до сих пор лежат в сибирской тайге. Американцы готовы заплатить большие деньги, чтобы они были у них в музеях.
Наконец-то за последние годы Порогов вновь как бы вернулся в свою родную стихию, когда он мог говорить и вспоминать события, фамилии, факты, как свои собственные победы и достижения, потому что и сам в какой-то мере был причастен к небу и к полетам на севере. И самое главное: Ольга с удовольствием поддерживала этот разговор.
– Вот что, давайте зайдем ко мне, – предложил Николай, когда они подъехали к его дому. – Я вам покажу фотографии тех самых летчиков, которые перегоняли самолеты из Аляски по ленд-лизу. Это займет немного времени. А то, как правило, на улицах Москвы разлук не видят встречи. Разлук не узнают бульвары и мосты…
– Постойте, постойте, ведь это же стихи. Напомните следующую строчку…
– Что-то вроде того, что на Пятницкой свернул я в переулок. Толпу разлук оставил до поры.
– Вспомнила: со всех сторон я слышал ровный шорох. Угрюмый шум забвений и утрат. И было им, как мне, давно за сорок…
– И был я им давным-давно не рад, – улыбнувшись, закончил строчку Николай. – Так что зайдем и вспомним остальные?
Поколебавшись немного, Ольга согласилась зайти.
Уже в подъезде он стал лихорадочно вспоминать, в каком виде оставил квартиру, не разбросаны ли вещи, не оставил ли на столе немытыми кружки. А то полез наводить порядок в чужом багажнике, а дома черт ногу сломит.
Нет, все было на месте, чисто и прибрано. Ольга, оглядев прихожую и увидев на стене огромную полетную карту, с неподдельным интересом стала ее рассматривать. Карта осталась у Николая от прежних времен, он повесил ее неподалеку от входа, чтоб завесить пустую стену. На ней красными флажками были обозначены города, где ему довелось побывать, а черной тушью нанесены трассы, по которым ему пришлось водить самолеты. Под картой в углу стоял выпиленный им из поваленного в парке дуба стол. Столешницу Николай собрал из трех круглых, плотно подогнанных плит. Глядя на него сверху, не сразу можно было догадаться, что плиты соединены между собой потайными шпонами. Поверхность стола была обработана шлифовальной машиной и напоминала красноватый ребристый лепесток. Этим столом Николай гордился, и, честно говоря, когда приглашал Ольгу, ему хотелось показать не только фотографии, но и свою столярную работу. Он читал, что Бунин для настроения засыпал в ящики стола антоновские яблоки. Ему нравилось, что от его стола пахнет деревом и рукам приятно прикасаться и лежать на гладкой и теплой поверхности. Чуть выше над столом висели фотографии из Боснии: Радован Караджич, Ратко Младич, Николай с автоматом.
– А это где вы сфотографировались? – спросила Ольга, увидев фотографию обнимающих Порогова космонавтов Андрияна Николаева и Виталия Севастьянова.
– Да мы работали одно время в одной комиссии. Поднимали отечественную культуру.
– И вы, зная таких людей, пилите бревна!
– Каждый делает то, что умеет, – сказал Николай. – Да вы присаживайтесь. Сейчас я чайку организую, а вы пока посмотрите фотографии.
Он принес из комнаты альбом, Ольга взяла его, провела ладошкой по гладкой поверхности стола.
– Я увидела вот эти годовые кольца на срезе и подумала, что там есть мое кольцо, ваше, моего сына.
– Там есть и более старые. Этому дубу было больше двухсот лет. Его, пожалуй, видели цари. Он появился, когда о нас не было ни слуху ни духу. Странно, что вы об этом заговорили. Когда я растапливал вам баню, меня посещали те же мысли. Я подумал, что, наверное, в человеке есть такие же кольца, которые держат в себе всю информацию о каждом годе. Какая была погода, что с ним происходило? Так что, Оля, иногда и древесный спил может навести на некоторые размышления.
Разглядывая аляскинские фотографии, Ольга, увидев Шуру Романову, поинтересовалась:
– Это ваша жена?
– Нет, это жена вот этого человека, – Порогов показал на Сергея Полищука.
– Странно, а мне показалось, что это ваша жена. Красивая женщина. На снимках она везде рядом с вами. А где ваша жена?
– Моя? – Николай даже растерялся от такого вопроса. – Она сейчас в Анталии с сыном. У нас, знаете ли, такое получилось распределение обязанностей.
– Вы с ней разошлись? – догадалась Ольга.
– Почему вы меня об этом спросили?
– Я это почувствовала.
– Да, так вот получилось, – не желая и дальше играть с Ольгой в прятки, развел руками Николай. – Она не смогла вынести монотонного и грубого звука бензопилы.
– Бывает, – ответила Ольга. – Мой муж тоже укатил, только в Америку. Снимает там фильмы. Говорит, что преуспевает.
Выпив кофе, она достала две стодолларовые бумажки.
– Вот вам гонорар за сегодняшнюю работу, – сказала она. – И не вздумайте отказаться. Вы нам столько сообщили информации. Я уверена, первая передача будет с вашим участием.
– Это гораздо больше, чем платят канадским лесорубам, – вспомнив Антона, сказал Николай. – Может, возьмете меня пилотом на вновь отстроенный АНТ-25. И махнем через полюс к американцам.
– А что, идея, – засмеялась Ольга. – Держите нос по горизонту, не читайте грустных стихов, и все получится.
– Идея хороша, но деньги я с вас взять не могу. Не поверите: общаясь сегодня с вами и вашими друзьями, я будто вновь побывал в кабине самолета. Вновь запахло керосинчиком.
– Скажите, а почему вы сейчас не летаете? – положив бумажки на столик, перевела разговор Ольга. – И каким образом вы попали в Москву?
– Случайно. Прочитал, что здесь пильщики в дефиците.
– Вы все отшучиваетесь. Знаете, а я вам, кажется, могу помочь с работой. Здесь в Москве открылась фирма «Дакона-Байкал». Они подбирают людей. Вы же их человек. Давайте ваш телефон. Я поговорю с кем надо.
– Поговорить можно, – задумчиво произнес Порогов. – За разговоры, кроме телефонных, пока еще денег не берут.
Оставшись один, Николай прибрал со стола, помыл кружки. Затем сел на то место, где сидела Ольга, и стал заново смотреть аляскинские фотографии.
Вот они с Шурой стоят у отеля, перед тем как поехать в аэропорт. Тогда, по пути в аэропорт, Рон де Толли позвонил в диспетчерскую службу по телефону, согласовал вылет или, как бы сказали в России, поставил самолет в план. Оказалось, что он хочет покатать гостей на своем реактивном, чем-то похожем на Як-40 самолете-салоне «Джет Стар», который мог без посадки преодолевать около четырех тысяч миль. Салон был рассчитан на двенадцать человек, с мягкими креслами и баром и круглым выдвигающимся столом посередине. В салоне как очень важные персоны расположились Полищук, Гордеев, руководители перелета. Стюардесса тотчас же подала им пиво и виски. Рон провел Николая в кабину, сел в левое кресло и жестом указал Порогову на правое.
В кресло второго пилота Порогов сел не сразу, ему нужна была пауза, чтобы ознакомиться с кабиной, посмотреть на расположение приборов, уловить те особенности, которые есть в каждом самолете. Николай понимал, что де Толли несет полную ответственность за весь этот эксперимент. Ему хотелось знать, насколько он готов доверить ему выполнение полета. Усевшись в кресло и подогнав педали по росту, Порогов подозвал Шуру, задал Рону несколько обычных в таких случаях профессиональных вопросов. На какой угол должен перед взлетом выпустить закрылки, какая скорость отрыва, кто будет подавать команду на уборку шасси и закрылков. Со стороны, наверное, это выглядело примерно так же, как в оркестр приходит новый исполнитель и, прежде чем выйти на сцену, согласовывает с музыкантами темп и тональность, кто будет работать первым номером, а кто вторым. Рон де Толли сказал, что доверяет взлетать Порогову, а сам он будет на подстраховке. Николая это вполне устраивало. Из своего прежнего опыта он знал: машина, она хоть и железная, но понимает и чувствует, кто сел за штурвал.
Запускал двигатель и выруливал на старт Рон де Толли. Николай смотрел за действиями, привыкал к приборам, которые давали показания не в метрах, а в футах, и чувствовал, что все его существо постепенно сливалось с машиной, сознание постепенно подлаживалось под эту непредвиденную ситуацию, а тело привычно настраивалось на предстоящую работу. На старте, установив самолет для взлета, Рон, подняв руки, показал, чтобы он взял управление на себя. Николай двинул рычаги газа вперед, и самолет, точно пришпоренный, вдавливая его в кресло, понесся вперед. Хоть он был и американским, но был вполне послушен и уже через несколько секунд отзывался на малейшее движение.
После отрыва Порогов для страховки прижал его к полосе, а после почувствовал, что этого можно было и не делать. Полупустой самолет чуть ли не свечой пошел вверх. Они быстро набрали двенадцать тысяч футов, и де Толли через связь голосом Романовой попросил Николая сделать несколько виражей. Здесь главным было сохранить заданную высоту, величину крена. «Шарик должен быть в центре», – любил говорить его инструктор. И Николай добросовестно, точно фигурист на обязательной программе, крутанул несколько виражей, а после по команде Рона де Толли сделал для обзора окрестностей большой круг и начал снижение. Все команды, поступающие с земли и от Рона де Толли, синхронно переводила Шура. Она сидела чуть сзади на месте штурмана с наушниками и держала его в курсе всего, что было слышно в эфире. В салоне Полищук и коммерческий директор «Северовостокзолота» выпивали и поглядывали на заснеженные вершины гор. Николай знал, что главным моментом, когда будет оценено его мастерство пилота, будет посадка.
