Максимов Юрий - Христианский квартал
Хило доложил, что лучники готовы, и отец кивнул.
Через минуту со стен и башен на чужаков обрушился дождь стрел. Кажется, двое из них выжили и стали стрекотать палками. Там, куда они ими тыкали, лучники падали замертво. Ещё несколько стрел - и чужаки замолчали.
- Что это за морок? - воскликнул я.
Отец же посмотрел на небо, нахмурился и велел мне:
- Возьми брата и уезжайте из города. Немедленно. Хило!
- Да, Ваше Величество!
- Сопроводи.
Это было последнее слово отца, которое я слышал. Уже потом нам рассказали, что спустилось много бочек с неба, и вся гвардия полегла, и внутренняя охрана, и отец, и дядя Ор, и множество простолюдинов. Так началась оккупация.
* * *
Я гляжу в зал, на красавицу Марутши. Отец собирался дать мне её в жёны. Она сидит рядом с Вильяной, женой Ахада. На обеих платья с земными фасонами - до оккупации таких не носили. И секретарь записывает стенограмму земной авторучкой.
Землян изгнали, но их влияние осталось.
Сколь ни призрачна была моя власть, но при мне в императорском суде такого непотребства не было.
Впрочем, теперь я уже не в том положении, чтобы давать указания.
* * *
Впервые я увидел землян, когда меня арестовали. Со мной встретились двое главных. Выглядели они почти как люди, только глаз у них всего двое, да тело почти без волос. Нижнюю половину лица загораживали прозрачные намордники, а голос их - неживой, монотонный, - шёл из груди.
- Садитесь, Ваше Высочество, - сказал мне тот, что с белым лицом.
Я остался стоять. Подчиняться простолюдинам - последнее дело.
- Ваш отец погиб, - заговорил второй, с чёрным лицом. - Мы сожалеем об этом. Произошла ошибка. В наших общих интересах её исправить. Мы предлагаем вам стать императором и признать власть Земли над вашей planeta. Так война прекратится и в Сиезе снова будет порядок.
- А зачем это вам? - спросил я.
- Мы хотим изучать вас, - снова вступил первый. - А изучать лучше в естественной среде.
- К чему же тогда было нападать на нас и разрушать эту среду?
Белый землянин ответил не сразу. Он долго смотрел на меня, а потом изрёк:
- Мы не собирались нападать. Произошла ошибка. Теперь мы её исправляем. И вы нам в этом поможете.
- Вы враги моего народа и убийцы моего отца. Я не буду помогать вам ни в чём.
- Воля ваша. Только не забудьте про них.
Чёрный бросил на стол передо мною стопку листов. Там были имена и лица. Керкер, Ахад, Вуор, Хило, и многие другие, все главы сопротивления и все, кто мог бы их заменить - весь цвет Сиеза.
- Мы знаем место нахождения каждого, - продолжал землянин. - После вашего окончательного отказа все они будут убиты. Сегодня же. Но если вы согласитесь сотрудничать, мы сохраним им жизнь.
- И свободу действий?
Вот этот момент. Момент предательства. Если начинаешь торговаться, то значит, вопрос уже только в цене. Внутренне ты готов продаться. А значит, уже продался.
* * *
Я стал императором, а они не стали трогать глав сопротивления. За рекой земляне устроили своё представительство. Три месяца спустя, когда я отдыхал в дальнем поместье, ко мне пробрался Охтор.
Ни он, ни те, кто послал его, и никто в Сиезе кроме меня не знал и не знает, что земляне могли следить за кем хотели, будучи невидимы. Любое моё слово им было известно. Поэтому я говорил:
- Передай брату, что война закончилась. Я признал над собою власть Земли.
Я не мог ни одним словом выдать своих подлинных мыслей. Только знаком. Но эта деревенщина даже не понял, что если император прислуживает ему за столом, то это честь не гонцу, а знак поддержки тем, кто его послал и их делу. Впрочем, стоит ли винить Охтора? От меня ведь ждали чего-то посущественнее знака.
* * *
- Последнее слово, - объявляет Ахад, глядя на меня. - Вам есть, что сказать суду?
- Да. Я прошу пощадить всех, кто при оккупации работал во дворце. Видит Бог, они подчинялись вынужденно. Каждый день я чувствовал, что они ненавидят и презирают мой поступок. И как только началось восстание, они поспешили к нему присоединиться. Они - не предатели. Я прошу о снисхождении к ним.
- Брат, есть ли тебе что сказать о себе самом? - Керкер опять пытается бросить мне соломинку.
Но её нет, соломинки. Я качаю головой:
- Об этом надлежит говорить не мне, а вам.
* * *
Однажды земляне ответили на мой вопрос о вторжении.
- Просто несчастный случай, - сказал белый. - Над вашей planeta уже давно висит наша stanciya. Жена и сын её начальника однажды вылетели в kapsula. Сломался dvigatel и kapsula упала. Оказалась у вас. Начальник пытался спасти их. И превысил свои полномочия.
- И как, спас?
- Нет.
- И что с ним стало?
- Зачем вам это знать? - белый, кажется, был удивлён.
- Я тоже хочу вас изучать.
Земляне засмеялись.
- Для начала захвати нашу планету, - сказал чёрный.
Я ничего не ответил. Препираться с простолюдинами - последнее дело.
* * *
А по ночам мне снился трон в крови. Я знал, чья эта кровь. Моего отца.
- Что же вы трон-то не вымыли? - спрашивал я, оборачиваясь к распорядителю церемоний.
- Простите, Ваше Величество, - безликий распорядитель склонялся в поклоне. - Виновные будут наказаны. Но обряд уже начинается. Готовьтесь принимать чествования.
И я, вздохнув, садился на трон, чувствуя его холод, и выпрямлялся, наводя на лицо величественное выражение, и опускал ладони на липкие подлокотники...
* * *
Шли годы. Я чувствовал, как земляне слабеют. Точнее, слабеет их присутствие на Сиезе. Сама-то земная империя, наверное, оставалась столь же могучей, но внимание её переключилось на что-то иное, лежащее далеко за пределами нашего мира. Мне было приятно надеяться, что на очередной "planeta" им попался орешек покрепче нашей армии. Хотя, быть может, причины совсем невоенные.
И вот, наконец, три дня назад, когда загремели взрывы за рекой, я понял, что началось, и сердце моё ожило. Я улыбнулся и повелел созвать всю дворцовую стражу.
- Идите! - сказал я им. - Пока не поздно, примкните к восстанию. Убивайте столько двухглазых, сколько сможете!
И вспыхнули взгляды, и, наверное, в первый и последний раз гвардейцы посмотрели на меня как на своего императора. Лишь капитан их возразил:
- Жизнь Вашего Величества в опасности...
- Поверь, со мной не случится ничего такого, чего бы я не заслужил. Выполняйте приказ!
Так я остался один в тронном зале. Встал у окна и смотрел на столбы дыма, темневшие с той стороны реки. А потом пришёл Керкер и принял моё отречение.
* * *
Свидетели заслушаны, последнее слово произнесено, судьи ушли совещаться. Я смотрю перед собой и жду приговора.
В тот день, когда я заключил сделку с землянами, я верил, что это единственный путь ко дню победы, и когда день победы наступил - со взрывами и дымом за рекой, - я знал, что он столь же неразрывно связан с днём моего суда.
Все десять лет, среди всеобщей ненависти и презрения, я верил в связь этих трёх дней, трёх событий.
Но как сказать об этом? Оправдываться: "я это сделал, чтобы спасти вас", и услышать в ответ: "лучше бы мы погибли, чем иметь такое пятно позора на нашем роде"? У них ведь своя правда, и это хорошая правда, ради того, чтобы она была у них, я и взял на себя грех. А мою правду понять можно лишь оказавшись на моём месте. Да и меня-то она не убеждает.
Ни дня не прекращало терзать сомнение - а что, если это лишь оправдание моей трусости? Быть может, откажись я тогда, и земляне всё равно не смогли бы убить тех, кто теперь меня судит? Или, если бы и смогли, то нашлись бы другие вожди, которые освободили бы Сиез?
Я никогда этого не узнаю.
Я жду приговора. Я очень устал. Я приму всё, что определит суд.
И со мной не случится ничего такого, чего бы я не заслужил.
Сложноструктурированные органические объекты
Фаза покоя. Сенсоры чувств растекаются в пространстве, восстанавливая объём, суммируя информацию. Телесная ткань остывает.
Левый собирает данные. Правый суммирует.
Сложноструктурированные органические объекты присутствуют. Оба: причинный и следственный. Ландшафт стабилен.
Равновесие.
Интенция следственного объекта склоняется к контакту.
Левый готовится. Правый готов.
Активный органический объект приближается. Предконтактная фаза (малый контакт).
Левый вступает в соприкосновение. Правый - вслед за ним.
Фаза контакта. Тепло в левом. Тепло в правом. Органика напрягается, источает симбиотический жар, напаяет телесную ткань питательными веществами.
Сначала немного. Потом гуще, обильней.
В левом, в правом - поровну. Жар нагнетается. Чувства бегут быстрее. Вкус ярче. Сладость. Сильнее! Сильнее! Алмазная возгонка. Воронки раскрываются, сплетаясь в узоры. Пьянящая тяжесть. Сенсорные ячейки - их всё больше, больше - растут, набухают гроздьями, семьями. Минорная кислинка дополняет букет, оттеняя восторженную ритмику свободы.
Фаза покоя. Сеанс кормления окончен. Восприятие возвращается к созерцанию, сладость тает. Контакт позади. Следственный органический объект вне. Тепло постепенно покидает телесную ткань вместе с разлетающимися сенсорными ячейками. По мере разлёта возрастает объём данных.
