Анастасия Павлик - Зерно А
Разум сразу все понял, но естество отказывалось верить ему.
- Он пил горячий чай и не обжег язык, - сказала Эмма несколько обиженно. – А я обожгла. Катя сказала, что мать его – турист. Но я не поняла, причем тут его мама, когда…
- Это Катя так сказала? – рявкнул Человек-Цыпленок. – Ничего страшного, милая, - возвращаясь к прежнему, бархатному тому, утешил он, - нашему гостю не больно, он и не заметил, что обжегся. А вот Катя уже не в первый раз… говорит неправду. Надо провести с ней воспитательную работу.
- Только быструю воспитательную работу, хорошо, папочка? Мы вечером смотрим фильм.
- Очень быструю, любимая. Гриша, будь добр, э… попроси госпожу Катерину на выход.
Яростно смаргивая туманящие взор слезы, я срывала с черных, жестких волос Константина банты. Одну за другой сняла цветастые заколки, развязала и отшвырнула желтый слюнявчик с летающими по нему бабочками. Сквозь душащие меня слезы, я бормотала мольбы, чтобы он простил меня.
Его лицо осунулось и стало напоминать отражение в кривом зеркале.
- Я что, умер?
- Д-да…
- Я попаду в ад?
- Не знаю, - призналась я.
- Рита, прости меня за все плохое, что я сделал тебе.
- Успокойся, ш-ш, ты ничего плохого не сделал мне.
Я услышала мелодичный смешок и свирепо зыркнула на Человека-Цыпленка.
- Мертвые заслуживают знать правду, - сказал он с виноватой улыбкой и присел на корточки перед девочкой. – Эмма, мне надо поговорить с нашими гостями. Пусть Алина почитает тебе какую-то книжку.
- Не какую-то, папочка, а «Незнайку в Цветочном городе».
- Рад за вас, любимая.
Топанье маленьких ножек вскоре затихло вдали.
Я сидела с закрытыми глазами и повторяла про себя: «Успокойся, Палисси, успокойся…» Толку-то.
- Кто?
- Маргарита, я не буду отвечать на этот вопрос.
Ничего, не проблема, я узнаю.
Тогда я продавила сквозь зубы:
- Когда?
- В ту же ночь, когда вы были в Церкви. Меньше пяти дней назад. Да, ваш друг неплохо выглядит, - продолжал Человек-Цыпленок, словно прочитав мои мысли, - во всем виновата непомерная доза «Туриста». Не смотрите на меня так. Я уважительно отношусь к усопшим и, поверьте, вовсе не нахожу привлекательным факт пребывания в моем доме мертвеца. Но Эмме он понравился, а дети – им так сложно сказать «нет». Когда тело Константина израсходует последние запасы «Туриста»… - он развел руками – жест смиренности. – Сами понимаете.
Да, я понимала.
Константин дрожал под пледом, но я видела, его глаза были остекленевшими, он внимал каждому слову Человека-Цыпленка. Будь я проклята, если это не так.
- Что вы хотели от него?
- Имя заказчика зерна, - ответил он и лениво улыбнулся. – Но, похоже, ваш друг затрудняется с ответом.
- Он не знает заказчика?
Я вспомнила его же слова: под «Туристом» не врут.
- Нет, - медленно подтвердил Человек-Цыпленок, следя за моей реакцией, - не знает. В отличие от вас, разумеется.
«Разумеется», - повторила я про себя мрачно. Хотя оперенный сукин сын добрался до меня практически без помех, изначально я – нежданный игрок на поле. Вот Уна Бомбер – другое дело. Он жаждал зерно категории «А» и, зуб даю, был осведомлен в том, с кем оно его сроднит. Бомбер знает маленькую отвратительную тайну любимца детей страны. И у него на Человека-Цыпленка свои планы.
- Я не в теме.
- Это лишь подтверждает мою догадку, что заказчик зерна выходил с вами на связь.
Без особого удивления я услышала собственный хрипловатый смех.
- Ну-с, раз вы готовы поставить на это, как теперь поступим? Как и Чак-Чак, вы, уважаемый… - я назвала его по имени, - распрекрасно знаете, на какие точки давить, чтобы вызвать страх. Что это будет? Что мне надо сделать, чтобы вы оставили Константина в покое?
- Ничего. Моя обязанность – проследить, чтобы, когда Константин… гм, вновь заснет, его больше не потревожили.
По телу Константина прокатилась волна дрожи. Я зажала его уши ладонями и впилась испепеляющим взглядом в Человека-Цыпленка.
- Вы нужны мне, Маргарита.
- А вы мне нет.
- Прошу вас, обдумайте все хорошо, прежде чем отвергать мое предложение.
Я оценила это. Обычно такие, как он, влиятельные шишки, непосредственно перед тем, чтобы что-то попросить, как бы невзначай замечают, что «обычно просят их, а не они».
- Думаете, что достаточно прополоскали мне мозги для того, чтобы я вписала свое имя в Лигу друзей Человека-Цыпленка? Черт, - я шумно выдохнула, - таки достаточно. Дайте мне время.
Пора освобождать помещение.
- Сегодня в Церкви механизированных новогодняя вечеринка. Приходите. – Это прозвучало легко и добродушно. – Буду ждать вас с нетерпением.
Но, по-моему, он уже кое-что понял.
Он понял, что я не соглашусь стать его собачкой. Ни за какие гребаные коврижки.
Хотя я не раз подводила его к этому, Человек-Цыпленок по известной ему одному причине не спекулировал моим братом в разыгрываемой партии. Никто не ставил меня перед выбором: либо я соглашаюсь с Человеком-Цыпленком, либо мой брат умрет. Это было, по меньшей мере, странно. Причем, я готова была спорить, здесь основополагающую роль играл отнюдь не человеческий фактор. А фактор зерна. Какие-то тонкости эксплуатации зерна категории «А»? Наверное. Может, я еще узнаю об этом.
- Я вернусь, - прошептала я на ухо Константину и встала, чувствуя покалывание в ногах.
- Рита…
- Скоро, - я потрепала его по щеке и поспешила отвернуться, пока он не увидел вновь наворачивающиеся на мои глаза слезы. – Обещаю.
- До встречи, Маргарита.
Я направилась к лифту, моя спина горела, словно на нее положили проваренное в кипятке полотенце.
«Обернись, Господи Боже!» - пульсировало в мозгу.
Но я не обернулась.
Я размышляла о том, что только что услышала. То сотрудничество, которое предлагал мне Человек-Цыпленок, явно не сводило меня до роли технического исполнителя. Но все равно, это были бы непаритетные отношения. Я-то знала, откуда ноги растут. Какие к черту байки о преемстве? Человек-Цыпленок не хотел покидать насиженную, такую удобную жердочку, а посему заклевывал любого, кто сознательно или несознательно посягал на нее.
Вокруг него не было никого с зерном «А» в кишках. Наверное, потому что однажды ответили отказом на его щедрое предложение стать его собачкой.
Что-то подсказывало мне, что он не будет особо переживать по поводу моего отказа. Он сотрет меня с лица земли, сдует, как пылинку. И заживет дальше как ни в чем не бывало.
Мужчина с вытатуированной слезой спускался со мной. Стоял, сложив руки перед собой, но по взбугрившимся желвакам я поняла, что мое общество он не приветствует. Не ново. Я вжалась в угол и, не отрываясь, смотрела на цифры: шестнадцать… семь… два… Я вылетела из лифта и вихрем пронеслась через фойе, к выходу, покрыв все расстояние за считанные секунды.
- Палисси!
- Свободен, Чак-Чак. – Он не последовал за мной, скорее всего, получив кое-какие инструкции. Ключи от машины Влада остались у него, но это не могло остановить меня. – Вот упырь, - пробормотала я.
Сбежав по ступеням и запустив по мостовой, я про себя горько улыбнулась: как же легко поддаться панике! Но, спрашивается, как не поддаться панике, когда я только что фактически отшила самого Человека-Цыпленка? Едва не свалившись, я перескочила через кучу грязного снега и оказалась прямо на дороге. Таксист дал по тормозам, и капот замер в тридцати сантиметрах от меня. Таксист, курчавый мужчина лет сорока, уставился на меня, не в силах даже начать ругаться. Я открыла дверцу и скользнула на переднее сиденье.
- Добрый день, - вежливо сказала я. – В Кварталы, пожалуйста.
За последние дни я моталась в Кварталы чаще, чем за весь уходящий год. Однако в той ситуации, в которой оказалась я, помощи ждать не от кого.
Кроме как от Эдуарда.
Мужчина поморщился.
- Девушка, вот вы остановили такси и вам хорошо, а меня чуть родимчик, черт подрал, из-за вас не схватил. Никогда так больше не делайте!
Таксист тронулся с места, то и дело стреляя взглядом карих, почти черных глаз в зеркальце заднего вида. Я вжалась в сиденье, гладя на проносящееся мимо марево зданий, столбов и светофоров. Многие деревья по проспекту были украшены паутиной лампочек – Порог был во всеоружии, готов к встрече Нового года. Нас обогнала иномарка, водитель иномарки опустил стекло и, шипя сквозь зубы проклятия, сунул в окно самый востребованный на дороге жест.
Перед плотиной образовался затор, и мы стояли в веренице сигналящих машин. Правый берег лежал как на ладони – заснеженные массивы старых домов, скелетов деревьев и фонарных столбов. По сравнению с Кварталами, центр города нервно курил в сторонке – противоположный берег тонул в иллюминации, хотя время было не позднее, начало первого дня. Небо, казалось, вот-вот с треском упадет в реку. В тучи врезался бивший из глубин противоположного берега сноп света; дразнящий женский силуэт, реклама очередного увеселительного заведения, пританцовывал, повиливал бедрами. То, что в Новый год в этом заведении яблоку негде будет упасть, я была уверена на все сто.
