Алёна Половнева - Хюльдра
- Я все понял, - обрадовался он, - слушай и не перебивай. Если ты на самом деле хюльдра, или полукровка, или еще какая-нибудь смесь, если в тебе есть хоть один аллель, доставшийся по наследству от древней норвежской ведьмы, то ты сможешь спасти мою мать и свою сестру.
- Как? – Алиса попыталась унять дрожь в пальцах, сцепив их в замок.
- Держа в уме принятое нами за аксиому «Хюльдры существуют» имеем следующее: женщина, блондинка, зеленые глаза, очень светлая кожа. Добродушна, доверчива, но в то же время не позволяет над собой доминировать. При принятии решений больше полагается на мощную интуицию, чем на разум. Происхождение: мать родом с севера России, отец имеет бабку-шведку.
Вася тыкал ручкой в блокнот и перечислял набросанные им пункты, а Алиса удивлялась про себя, как ее собственная биография в выбранном им контексте начинает играть неожиданными красками.
- Оказывает необычное влияние на людей: мужчины, как один, испытывают сексуальное влечение и желание обладать, женщины, несмотря на свою завистливую сущность, не выказывают ей знаков неодобрения. Так? Так. Идем дальше.
Алиса улыбнулась краешком рта, услышав, как ее четырнадцатилетний племянник рассуждает о влечении и сущности женщин.
- Единственный мужчина, по-настоящему увлекший собой предмет нашего исследования – представитель народа, создавшего мифы и легенды о хюльдрах, следовательно, умеющего с ними обращаться. Отношение к своим фольклорным персонажам они пронесли сквозь века, как самураи – кодекс «бусидо», а каждый русский – свою загадочную душу.
Алиса удивилась тому, как точно Василий сформулировал ее собственные мысли, которыми она развлекалась, только познакомившись с Бьорном.
- Встретив мужчину, выйдя замуж, родив ребенка, она похоронила свою силу под любовью и прочим бытом, - Вася допустил презрительные нотки, на что Алиса усмехнулась, вспомнив, что ему четырнадцать, и, наверно, вся эта взрослая возня кажется ему нелепой. - Однако, после употребления эликсира 26, который снова вытащил силу на поверхность, субъект стал проявлять неожиданные качества: говорить на мертвом языке, оживлять погибших собак и выращивать задницей цветы.
Алиса рассмеялась. Вася тоже улыбнулся: ему надоел канцелярский стиль, который он избрал в самом начале.
- Ты хоть поняла, что с тобой произошло? – спросил он вдруг, - ты поняла, что ты делала под эликсиром?
- Не совсем, - призналась Алиса, - я уловила, что это мое истинное лицо, но ты уж извини, если это хюльдра, то она жуткая.
- Жуткая, - согласился Вася, - но полезная. Кому сейчас легко-то?
Алиса поняла, что пора переходить непосредственно к делу.
- Почему ты решил, что я могу привести Асю в чувство? – спросила она, намеренно не используя слов, намекающих на смерть, - она же не собака.
- Есть еще кое-что, - Вася был доволен, что Алиса приняла его правила игры и больше не оспаривает пункт номер один, - когда ты трогаешь маму, у нее начинается тахикардия.
- Не всегда! – обиделась Алиса, которой действительно пару раз пришлось воспользоваться кнопкой экстренного вызова реанимационной бригады, - два раза всего!
- Хоть на пару ударов, но сердцебиение учащается, - заупрямился Вася.
- Хорошо, - сдалась Алиса, - какой у тебя план?
Вася закрыл блокнот и глубоко вздохнул. Алиса поняла, что он пытается отстраниться от эмоций. Ее снова затопила жалость к этому серьезному, очень умному, решительному маленькому мальчику.
- Я уверен, что ножом ее истыкал мой отец, - выпалил Вася и, видя что Алиса открыла рот, чтобы возражать, затараторил, - но мне наплевать! Я с детства знал, что они странные! Эти встречи тайком, легенда о брате и сестре, жуткие рассказы о детстве, садомазо-комната в подвале…
- Фу, - сказала Алиса.
- Мне наплевать, правда, - поспешил уверить ее маленький Вася, - как и на наркотики, и вечные споры о том, кто главнее, которые заканчиваются кровью в раковине…
Алиса боялась этого больше всего: что Вася узнает о маленьких странностях своих родителей, или, что еще хуже, пойдет по их стопам, найдя в их психопатии что-то интересное для себя. Но глядя сейчас на раскрасневшуюся мордаху племянника, на которой уже начали проступать первые черты мужественности, они увидела, что ее опасения напрасны: он умеет сочувствовать и переживать, по-настоящему, всей душой, в отличие от своей матери, чтит жизнь как наивысшую ценность и не стремится к разрушению, как его отец.
- Они бы давно убили друг друга, если бы не появился я! – заявил Вася, - из-за меня они разошлись и подумали, как следует, и снова сошлись и жили вместе счастливо четыре года. Но я упустил момент, когда все рухнуло! Я не смог предвидеть всего, вроде этого противного Егора! Я должен был предвидеть! Я ведь спас их тогда! Я мог бы спасти и сейчас! Я должен ее спасти!
По Васиным щекам полились слезы, которые он стыдливо спрятал, потерев лицо рукавами своей толстовки.
- Я с тобой, что бы ты ни затеял, - сказала Алиса твердо.
Васина речь попала в точку: Алиса вдруг вспомнила как сама, приехав в Норвегию, отчаянно пыталась стянуть две половины своего мира, объединить их в единое целое, сшив крепко-накрепко при помощи маленького Васи, который теперь хотел использовать ее саму для тех же целей. Алиса решила, что бы ни затеял ее племянник, каков бы ни был его безумный план, она сделает все, о чем он попросит. Хюльдра они или не хюльдра, существуют они на самом деле или нет, верит она или нет – все это потеряло свою значимость.
Потому что они должны хотя бы попытаться.
Когда они, согласовав свои действия, вышли из пятнадцатого дома по Dronningens gate, уже смеркалось. Василий-старший ждал их в больнице.
Но у кровати он стоял не в одиночестве: в палате находился представительного вида мужчина, оказавшийся нотариусом, хранящим завещание Анфисы Заваркиной. В документе за ее подписью говорилось, что все ее движимое и недвижимое имущество отходит ее сыну, Василию Заваркину-младшему.
Кроме одной вещи.
- Своей сестре Алисе Йоргесен я завещаю содержимое моей ячейки № 2387, арендованной в «Нордбанке», центральный офис в Осло, улица, строение…. Ключ от ячейки должен быть передан немедленно по оглашению завещания.
Алиса опешила. Ни про какую ячейку Ася никогда не упоминала. Она приняла из рук нотариуса маленький ключик и быстро спрятала его во внутренний карман куртки, подальше от настороженного взгляда старшего брата. Она решила попасть в банк как можно скорее.
Нотариус откланялся, «передав слово» доктору.
- Я объясню вам процесс, - начал он, навесив на свою физиономию сочувственную мину, - я отключу аппарат искусственной вентиляции легких, без которого она не сможет дышать самостоятельно. Процесс.. хкм… может занять достаточно длительное время, возможно, около суток…
- Начинайте, - приказал Заваркин-старший и непроизвольно сжал кулаки.
- Это он ее покромсал, - говорил Вася-младший Алисе, когда они сидели в студии, - я понятия не имею, что именно между ними произошло, но точно знаю: он ее любит. Безумно. У нас нет времени обращать его в нашу с тобой веру, поэтому я должен буду его увести из палаты на время…
Алиса согласилась с ним. Василий-старший не позволит совершать никаких манипуляций со своей женой, какими глупыми они ему не показались бы.
Доктор отсоединил аппарат, и из Анфисиных легких вырвался воздух. Дальше он вынул из ее горла длинную трубку и выключил звук у тревожно запищавшего монитора, на который выводились параметры: пульс, сатурация крови кислородом и еще куча всего непонятного. После чего доктор скорбно кивнул и оставил семью Заваркиных с их умирающей матерью.
- Это ты виноват, - сказал вдруг Вася-младший, - это ты ее убил. Перерезал бы ей горло и дело с концом!
- Ты можешь хоть сейчас помолчать?! – взорвался его отец.
- Не могу! – Вася вдруг громко всхлипнул и заплакал, - я вообще не собираюсь сидеть тут и смотреть, как она умирает. Я должен что-то сделать!
С этими словами Вася вылетел вон из палаты и помчался с рыданиями по коридору. Вася-старший, на секунду замявшись, устремился за ним. Их никто не остановил: персонал знал, что сегодня кто-то отключает родственника от аппарата, а значит – возможна драма, в которую не следует вмешиваться.
Алиса по их уговору промолчала. Она смотрела только на свою сестру, из горла которой стали раздаваться страшные хрипы: ее легкие отказывались работать.
Анфиса Заваркина страшно исхудала: настолько, что даже она, бывшая больная булимией, не осталась бы довольна своей худобой, если вдруг очнулась бы. От нее остались лишь кости и натянутая на нее желтоватая сухая кожа. Волосы вновь были сострижены до сантиметрового ежика: так медсестрам легче было за ней ухаживать.
Склеры глаз пожелтели: Алиса убедилась в этом, приподняв запавшее веко. У Анфисы отказывала печень, за которыми должны были отключиться и другие органы. К тому же, война с пролежнями медленно, но верно подходила к концу, и Анфисино тело проигрывало. Алиса прекрасно понимала, почему брат, наконец, решился отключить свою жену от аппарата.
