Билл Гиффорд - Стареть не обязательно! Будь вечно молодым, или Сделай для этого всё возможное
Эти «неправильно свернутые» белки становятся бесполезными для нашего организма, как разбросанные по дому пустые бутылки из-под вина. Организму нужно избавиться от них или переработать, для чего существует сложный внутриклеточный аппарат — протеасома, — который и занимается расщеплением таких поврежденных белков. Но пространственная структура наших белков может повреждаться и при более низких температурах — например, даже при 37 °C наши белки вполне могут «свариться».
Это происходит в результате реакции Майяра (названой так по имени французского химика, впервые описавшего ее сто лет назад), которая представляет собой процесс взаимодействия аминокислот и сахара, происходящий во время нагревания. Мы сталкиваемся с этой реакцией ежедневно: именно благодаря ей хлеб приобретает коричневую корочку и восхитительный аромат, а жарящиеся на гриле стейки становятся такими поджаристыми и аппетитными. К сожалению, такая же реакция протекает и внутри нашего тела, хотя и в замедленном темпе, и в результате в наших клетках образуются так называемые конечные продукты гликирования (advanced glycation end-products, или сокращенно AGE). Известно, что эти вещества провоцируют развитие некоторых возрастных заболеваний, таких как дегенерация макулы, атеросклероз, диабет и болезнь Альцгеймера. Присутствие конечных продуктов гликирования в наших сосудах является главной причиной затвердевания стенок артерий и повышенного АД.
Из всего вышесказанного следует вывод: мои белки должны любить холодную воду. Как и мой бурый жир. И хотя другие части меня сомневались и всячески противились этой идее, мой головной мозг знал, что Тодд Беккер был прав. Поэтому я поклялся сделать все возможное, чтобы проплавать в этой чертовой ледяной воде Халф-Мун-Бей как можно дольше.
* * *
Сначала меня обожгло, как огнем. Мне показалось, что я шагнул в раскаленную лаву. Это ощущение длилось не дольше пары секунд, пока мое тело не осознало, что это был не жар, а холод. У меня перехватило дыхание, в буквальном смысле слова: я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я вскрикнул и запаниковал.
— Я не могу дышать! — прохрипел я и бросился к берегу.
Но Тодд не обратил на меня никакого внимания и нырнул с головой в волны. У меня не было выбора: либо последовать за ним, либо показать себя последним трусом. Поэтому я остановился по пояс в воде, развернулся лицом к волнам и нырнул вслед за ним. Когда я вынырнул, произошло нечто странное: мне стало лучше. Отчасти. По крайней мере, паническое желание бежать исчезло. Перед нами поднялась еще одна волна, и мы нырнули в нее вместе с Тоддом. Я снова закричал, на этот раз от радости; это было здорово. Парень с фрисби прекратил свое занятие и удивленно уставился на нас.
— Важно все время двигаться, — предупредил меня Тодд, — не для того чтобы согреться, а чтобы охладиться еще сильнее. Иначе у кожи образуется тонкий слой тепла, — добавил он, словно это было очень плохо.
Мы барахтались на месте, встречали грудью накатывающие волны и резвились, как дети. Всю мою кожу покалывало мелкими иглами, а ноги от колен вниз словно онемели. Сердце бешено работало, пытаясь сохранить в тепле мое туловище с жизненно важными органами, а организм сокращал приток драгоценной теплой крови к моим конечностям. Мои тестикулы отчаянно болели, словно их сжала в кулаке мстительная бывшая подруга.
— У меня болят яйца! — выпалил я.
— Да, — сказал самый ненормальный в мире человек и понимающе кивнул. — Такое иногда бывает.
Но в целом, как ни странно, я чувствовал себя довольно хорошо. Меня охватило удивительное чувство покоя, и я расслабился, будто купался в ласковых тихоокеанских водах, омывающих берега Гавайев (в принципе, так оно и было). Когда я погрузился в очередную гипотермическую волну, мне в голову пришла мысль: человек чувствует себя так же, когда умирает? Мне было почти хорошо. Я посмотрел на часы и увидел, что мы находились в воде уже четыре минуты с небольшим. Было холодно, но я уже не боялся холода. Вскоре на нас обрушилась приличного размера волна, и я прокатился на ней до самого берега. Я пробыл в воде почти шесть минут, и, поразительно, мне это очень нравилось. Это было мое самое захватывающее и опасное приключение за весь месяц.
— Отличная работа! — похвалил меня Тодд, выйдя из воды минут на шесть позже меня.
Мы вытерлись, чувствуя себя самыми крутыми парнями на этом пляже, и отправились обедать. Роллы с омаром никогда не были такими вкусными, как в этот раз, хотя я подозревал, что в этом была заслуга холодной воды.
— Вы говорите о фонтане молодости и здоровья, — вздохнул за обедом мой собеседник. — Так вот же он — под рукой. Но люди не хотят им пользоваться. И я не понимаю почему.
По возвращении домой я несколько раз попытался ввести холодный утренний душ в повседневную практику, говоря себе, что вода в моем городском кране и близко не так холодна, как в Халф-Мун-Бей. Я убеждал себя в том, что это легко и приятно. И, кроме того, невероятно полезно! И даже если я не буду жить вечно, мой день будет начинаться с активной зарядки энергией. Ну и, разумеется, с визга.
Я обнаружил, что холодный душ великолепен после утомительной велопрогулки в жаркий день или когда мне нужно хорошенько взбодриться. Но мой энтузиазм к нему как к обязательной утренней процедуре быстро угас. Стоять под ледяной водой в душевой кабине оказалось вовсе не так увлекательно, как плескаться в океане. Поэтому, хотя теперь я без всякого страха и колебаний прыгаю в любую холодную воду, в своей повседневной жизни я вернулся к горячему душу.
Таким образом, я с большим облегчением узнал, что небольшие дозы тепла также могут быть полезны140 для нашего здоровья. Тепло активизирует в наших клетках так называемые белки теплового шока, которые вовсе не так плохи, как кажется из их названия. Их работа состоит в том, чтобы восстанавливать неправильно свернутые или денатурированные клеточные белки, поврежденные под воздействием тепла или других стрессовых условий. Исследования, проведенные на небольших организмах, таких как черви, показали, что эта реакция может быть «приобретенной» — то есть черви, которые в своей жизни подвергались такому стрессу, развивают более мощную реакцию на тепловой шок.
Белки теплового шока играют особенно важную роль и при физической активности. Коротко эта сложная и долгая история звучит так: белки теплового шока определенного вида (например, те, что вырабатываются при интенсивной физической нагрузке) помогают нашим клеткам очищаться от мусора и благодаря этому функционировать гораздо лучше и дольше. Например, каждый раз, когда Фил Бруно обливается по́том в велотренажерном зале, он запускает внутри себя выработку таких белков теплового шока, которые помогают его клеткам освобождаться от отходов жизнедеятельности и восстанавливаться — а также снижать свою устойчивость к инсулину, что является еще одной причиной, почему физическая активность помогает бороться с диабетом.
Но моя встреча с Тоддом Беккером заставила меня заинтересоваться темой стресса в целом. И по мере того как я узнавал о стрессе и гормезисе, я начал понимать, что бо́льшая часть наших представлений о стрессе — мягко говоря, полная ерунда.
Стресс является слишком расплывчатым термином: мы называем стрессом интенсивную работу над интересным проектом или же просто напряженную ситуацию на работе; поездку с работы домой в часы пик или семейный отдых вместе с придирчивыми родителями жены (или мужа); и даже воспитание детей-подростков. Этот психологический стресс может вести к биологическому стрессу, в частности запуская выработку гормонов стресса, таких как кортизол, который помогал нашим древним предкам выживать. Кортизол быстро запускал реакцию — бороться, бежать, сохранять больше калорий в виде запасов жира, обеспечивая человека энергией для долгих, голодных путешествий.
Но в современном мире кортизол просто наделяет офисных работников характерными пивными животами. Кроме того, стресс, кажется, сокращает наши теломеры — эти наконечники, защищающие наши хромосомы. Еще одно очень интересное исследование показало, что у людей, страдающих от одиночества141, что является одной из наиболее негативных разновидностей психологического стресса, наблюдается более интенсивная активация генов, отвечающих за воспаление, чем у людей без проблем с социализацией.
Наиболее распространенный вид биологического стресса, о котором вы, вероятно, слышали, — окислительный (или оксидативный) стресс, вызываемый свободными радикалами. Об окислительном стрессе нам известно то, что это однозначно плохо и что со свободными радикалами можно бороться при помощи антиоксидантов, потребляя их вместе с пищей или БАДами. Именно поэтому почти все продукты на полках супермаркета, от фруктового сока и хлопьев для завтрака до кормов для собак, рекламируют на упаковках свое содержание антиоксидантов. Антиоксиданты, как считает большинство из нас, каким-то образом нейтрализуют вредоносные эффекты свободных радикалов или противодействуют им. А это однозначно хорошо. Но мало кто знает, что в действительности дела обстоят совсем иначе.
