Неизвестно - Untitled.FR11.rtf5
Как писал господин Н.Ф. Федоров, чем утонченнее будут способы познания, тем больше будет открываться признаков наследственности, тем ярче будут восставать образы наших родителей-масонов
Масон-колхозник Туликов».
КОММЕНТАРИЙ ПУБЛИКАТОРА № 4
На этом обрывается рукопись видного масона современности, незаконнорожденного сына Э.А. Шеварднадзе Давида Эдуардовича Выжигайло.
Быть может, конец записок о городе Рельсовске потерян, быть может, Давид Эдуардович просто не успел завершить свой труд, поскольку, как полагают некоторые исследователи, вместе с другими рельсовскими евреями был уничтожен в концентрационном лагере «Недотепино».
Увы, оба предположения равновероятны.
К сожалению, судьба автора «Рельсовска» до сих пор не установлена окончательно.
Некоторые исследователи полагают, что он был арестован и расстрелян по приказу самого фюрера Якова Абрамовича Макаронкина.
Версия эта строится на свидетельстве случайно уцелевшего узника концлагеря «Недотепино» поэта и историка Евгения Иудкина.
Да.
Действительно, в воспоминаниях Евгения Иудкина описан эпизод, когда поздней осенью бросили в их барак избитого масона, которого никто из новых рель- совских евреев не знал.
Всю ночь масон бредил, рассказывал про Обетованную Галактику, а утром за ним пришли и увели на расстрел.
Страшная по своему трагедийному наполнению сцена.
Человек собирается в Обетованную Галактику, а его отправляют на Луну.
Эта сцена потрясает исследователей, но можно ли отождествлять неизвестного нам героя антифашистского сопротивления с автором «Города Рельсовска»?
Если был расстрелян видный масон современности, незаконнорожденный сын
Э.А. Шеварднадзе Давид Эдуардович Выжигайло, то непонятно, как и кому он мог передать свои записки.
Ведь, как утверждает в своих воспоминаниях Евгений Иудкин, он не приходил всю ночь в сознание...
Ну и самое главное...
Мог ли такой видный масон не исполнить того, что ему было поручено исполнить.
Еще более нелепыми представляются нам предположения некоторых исследователей, будто автором записок о городе Рельсовске является Федор Михайлович Любимов.
Да, Давид Эдуардович Выжигайло (Шеварднадзе) утверждал, что Федор Михайлович Любимов являлся Федором Михайловичем Шадрунковым. Да, есть некоторое сходство в стилистике дневников дважды героя Вселенского Союза Федора Михайловича Шадрункова и записок.
Но не знаю-не знаю.
Столько страниц в записках посвящено описанию Федора Михайловича Любимова. Не мог же он писать о себе в третьем лице.
Ведь это же, простите меня, очевидное раздвоение личности.
И хотя именно на этом настаивает врач-психиатр, передавший мне эти записки, я согласиться с ним не могу.
Ведь несомненно, что автор записок был активным и видным деятелем рель- совской истории! Что же, неужели вся она и протекала в учреждении, где работает мой знакомый врач-психиатр?
Подобно автору «Слова о полку Игореве» (кстати сказать, врач психиатр сам признался мне, что в последнее время ему приходится читать немало работ, отождествляющих автора «Слова о полку Игореве» с автором «Истории города Рель- совска»!), этот неизвестный нам человек был вхож в самые высшие круги города Рельсовска, являлся свидетелем самых важных разговоров. И поэтому ценность его записок — в этом сходятся все исследователи! — неоспорима.
Теперь о концлагере «Недотепино».
Трагедия «Недотепино» — самая мрачная страница мировой истории.
Многочисленные источники отмечают, что первые вспышки антисемитизма были отмечены в Рельсовске буквально через несколько часов после опубликации списка городских евреев.
Яков Абрамович Макаронкин, который пару раз был патриотом, пару раз демократом, а сейчас является фаундрайзером и, как всякий уважающий себя фаун- драйзер, просто не выносил, если что-то делалось без его согласия, очень огорчился, тем более, что тогда начались трудности в его Семилитровом банке.
— Ну, жидяры! — бушевал он у себя в кабинете. — Нет, вы видели, что они выдумали? Вы понимаете, что они устроили!
Это было, когда он только что познакомился с указом Еврейской Думы Рельсовска, по которому на руководящие должности в городе могли назначаться только евреи, как представители самой угнетенной группы населения.
Сам Яков Абрамович Макаронкин был записан в русское сословие города и поэтому автоматически лишался должности главы администрации.
И хотя никакого нарушения прав человека в этом не было, как всякий русский, Яков Абрамович не желал примириться с потерей поста и сразу же обвинил во всех своих бедах новых рельсовских евреев.
Антисемитизм его носил прямо-таки зоологический характер.
И, конечно, вокруг этого фашиста начал сбиваться кружок оголтелых молодчиков, уже зараженных вирусом антисемитизма.
Ситуация усугубилась еще и тем, что прогрессивная общественность вынуждена была одновременно бороться и с красно-коричневыми экстремистами. Движение это возглавлял известный и по застойным временам своими антисемитскими высказываниями полевой командир Витя-райкомовец.
Против самого назначения наиболее достойных рельсовцев новыми евреями он ничего не имел, но не согласен был с процедурой назначения. Витя-райкомовец считал, что происходить это должно в результате свободных выборов и обязательно на альтернативной основе.
Разумеется, по сравнению с зоологическим антисемитизмом Якова Абрамовича, красно-коричневые выглядели вполне цивильно, но в их умеренности и заключалась угроза. Они маскировали свой антисемитизм и поэтому-то и заражали своими идеями даже и записанных в шабесгои сотрудников Петра Николаевича Исправникова.
Среди бывших рэкетиров идея новых досрочных выборов приобретала многочисленных сторонников.
На борьбу с красно-коричневой опасностью были мобилизованы основные силы прогрессивной общественности, а фашистами Якова Абрамовича Макарон- кина практически никто не занимался, и это и было той роковой ошибкой, которой фашисты немедленно воспользовались...
В один день здесь были уничтожены тысячи рельсовских евреев и в их числе такие светлые умы, как Иван Григорьевич Громыхалов и Петр Николаевич Исправников. Озверевшие фашистские молодчики Якова Макаронкина не пощадили даже самого Федора Михайловича Любимова.
Возможно, в тот день, заставивший содрогнуться от ужаса весь мир, погиб и сам автор «Города Рельсовска».
Но книга его осталась.
Осталось, осталось свидетельство о невиданной трагедии, над которой до сих пор в задумчивости склоняют головы все прогрессивные люди мира.
Осталась и светлая мечта о Галактике Обетованной. Она продолжает жить в сердцах.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА. ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ПУБЛИКАТОРА
Недавно знакомый доктор рассказал мне о кончине в их учреждении одного загадочного пациента.
Когда его готовили к погребению, в кармане пижамы была обнаружена дискета, на которой был записан текстовой файл.
Руководству клиники так и не удалось установить, каким образом эта дискета попала в карман пижамы больного, покончившего с собою за неделю до этого, не удалось выяснить и того, кем же все-таки сделана эта запись.
Зная мой интерес к судьбе загадочного больного, психиатр позволил мне переписать эту дискету.
И что же вы думаете?
Текстовой файл, записанный на дискете, оказался страницами из дневника, явно принадлежащего автору «Истории города Рельсовска».
Дивным, неземным светом прохвачены эти страницы...
Как живые, встают с них исполинские фигуры героев рельсовской истории. Словно бы рядом с нами начинают звучать их голоса, но при этом мы чувствуем, что нас разделяют с ними не километры пути, а световые годы.
Такое ощущение, что это разговаривает с нами Галактика Обетованная, куда так смело и самоотверженно стремились они.
ПОСМЕРТНЫЕ ЗАПИСКИ Ф. М. ШАДРУНКОВА (Д. Э. Выжигайло)
Не самый удачный в моей биографии день.
Сегодня меня разбудили люди в белых халатах с автоматами, погрузили в машину и повезли в Недотепино.
— Зачем вы везете меня туда? — спросил я. — Ведь Научно-исследовательский институт Человека и Трупа находится в Седьмых Федорчуковищах, а это в другую сторону.
— Сегодня не будем ничего вспоминать . — добродушно сказал мне человек, поглаживая лежащий на коленях автомат. — Отправим тебя куда следует, и все . Пиво пойдем пить .
Но — увы! — попить пива не суждено было моим конвоирам.
Так получилось, что в Недотепино мы столкнулись с джигитами Вити-райкомовца и началась небольшая гражданская война, в результате которой отправленным на Луну оказался не только я, но и мои спутники, и несколько райкомовских ребят.
Я лежал на земле с простреленной грудью и смотрел, как плещутся в пыли пули, а те пули, что входят в тела так и не попивших пива ребят, никакой пыли не поднимали — вся их энергия уходила, чтобы разогнать тела до необходимой космической скорости.