Калия Рид - Распутывая прошлое
— Я тоже, — вздохнула я и свернулась на краю ее кровати, ведя себя так, словно она была не в больничной палате, которая пахла дезинфицирующими средствами, а в своей квартире, которая пахла сиренью. В течение нескольких минут я смотрела шоу, а затем перевела взгляд на Лану. — Как ты?
— Если я скажу тебе, что все хорошо или хотя бы нормально, ты мне поверишь?
— Нет.
— Тогда я скажу тебе правду. — Она сглотнула. — Я чувствую себя ужасно.
Я посмотрела на Лану. Ее лицо, обычно такое мягкое и чистое, было бледным, почти прозрачным, с каплями пота, проступившими вокруг ее лба и над верхней губой. Кожа на губах потрескалась. У Ланы всегда были потрясающе красивые волосы. Прямые и шелковистые, как у ребенка. Ниспадающие по ее спине и заканчивающиеся на уровне талии. Кончики всегда аккуратно подстрижены. Но сегодня ее волосы находились в диком беспорядке. Она собрала их в нелепый односторонний хвостик. Но самое ужасное - ее запястья. Они были сильно перевязаны и лежали на кровати мертвым грузом.
— Думаю, сейчас боль стала сильнее, — серьезно сказала она.
Я встала, думая о том, что стоит позвать медсестру или доктора, чтобы они помогли ей. — Что?
Она подняла свои перевязанные запястья и посмотрела на них со смесью обиды и печали. — Моя боль. Думаю, эта боль находилась в моем теле слишком долго. Я могла бы продолжать вырезать ее из-под кожи, но это уже не имеет никакого значения. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Боль никогда не уйдет.
Я медленно села.
Что я могла на это ответить?
Я пыталась придумать какую-нибудь вдохновенную цитату. Что-то, что даст ей надежду. Но в голову ничего не приходило.
Да и цитата не сработает. Ничто не сработает. И мы обе это понимали.
Ее рука тяжело упала на кровать.
— Хотя на секунду, я испытала блаженство, — призналась она. — Знаю, дерьмово это говорить. Хотя, это правда. На секунду я подумала, что мои проблемы исчезли. Но с каждой каплей крови, что я теряла, меня ожидали новые галлоны крови, которыми меня снова наполнили.
— Думаю, я знаю, что сказать, — произнесла я грустно. — Но ничто из сказанного мной, не исправит ситуацию.
— Я не прошу тебя делать все правильно. Никто не способен на подобное.
— Так что же будет дальше? — спросила я.
— Я не знаю. Доктор продолжает говорить, что я вернусь домой через пару дней, чтобы мои родители помогли мне «восстановиться».
Я вздрогнула.
Она улыбнулась. — Иронично, верно?
— Ты же не поедешь с ними домой, не так ли?
— Нет, — твердо ответила Лана.
Я открыла рот, чтобы озвучить свой вариант.
— Могу я побыть одна, пожалуйста? — попросила Лана.
— Конечно. — Я встала и попрощалась, даже несмотря на то, что это было последнее, чего я хотела. Дверь закрылась за мной. Я прижалась к ней, положив руки на колени, и начала делать глубокие вдохи.
Спустя некоторое время я ушла. Ноги дрожали, и мне казалось, что я могу упасть в любой момент. Я ускорила шаги. Лифт располагался сбоку, но казалось, будто я застряла в «комнате смеха». Он становился все дальше и дальше, пока мне не начало казаться, будто я никогда не смогу дойти до него.
Я побежала, но коридор становился уже и длиннее, растягиваясь на мили. Медсестры и посетители были повсюду. Я слышала сотни голосов. Я уверена, что у каждого из них были свои проблемы, с которыми надо было справиться, но я все отдала бы, чтобы поменяться с ними жизнями.
И тогда я поняла, что когда я увидела сцену изнасилования, в моей вменяемости возникла небольшая трещина. И впоследствии каждое событие только увеличивало ее. Сеть вен делала меня хрупкой. Наконец, я начала разрушаться. Все разом обрушилось на меня, и я рассыпалась на миллион кусочков.
Я свернулась на полу и закричала, пытаясь стереть слова Ланы.
«Боль никогда не исчезнет».
Ее голос стал сильнее, и мир снова медленно потемнел.
Когда я очнулась, я была в «Фэирфакс».
ГЛАВА 38. ПЕРЕМЕНЫ
Часы на столе доктора Ратледж щелкнули, напоминая мне о мониторах в больнице. Я уставилась на доктора Ратледж, ожидая, когда наступят новые, радикальные изменения.
И вот она.
Вот моя история. Я открыта, и мне больше нечего сказать. Так что же произойдет дальше?
Смогу ли я медленно превратиться обратно в человека, которым была раньше? Или, может быть, доктор Ратледж щелкнет пальцами, и я пойму, что это был сон.
Мне плевать, что на самом деле происходит, пока все это происходит.
Мы сидим здесь, смотря друг на друга. Часы продолжают тикать, и я становлюсь нетерпеливой. Я заслуживаю, нет, я жажду этих перемен. Так, где же они?
— Теперь понимаете? — нетерпеливо спрашиваю я.
Доктор Ратледж кивает. — Понимаю.
Мои глаза сужаются. — Пожалуйста, только не смейтесь надо мной.
— Я не смеюсь. Я понимаю, что ты прошла через ужасную ситуацию.
— Если вы понимаете, тогда объясните мне, почему я здесь. Как кто-то, кто просто пытался помочь своей подруге, оказалась в психологической лечебнице.
Доктор Ратледж продолжила смотреть на меня, ничего не говоря и ничего не предлагая.
— Не я пыталась совершить самоубийство, а Лана. — Я дернула рукава вверх и вытянула оба своих запястья. — Видите? Никаких шрамов. Ничего.
Она смотрит на мои запястья. Мои бледные запястья без шрамов.
— Видите? — Я практически пихаю их ей. — Видите эти вены? Я знаю, что по ним течет моя кровь, и знаю, что внутри меня есть душа, и я знаю, что впереди у меня жизнь, ради которой стоит жить. Хотя...в настоящий момент это не так уж и много. Но я знаю, что у меня есть все это.
Она переводит взгляд с моих безукоризненных запястьев к мои глазам. Я опускаю руки и сажусь обратно в кресло. Мы окружены тишиной. За исключением тиканья часов. Этих дерьмовых часов. Мне хочется взять их и разбить на кусочки. Я потираю виски.
— Скажите мне, — умоляю я. — Пожалуйста, скажите мне, почему я здесь.
Она роняет ручку на стол, а затем наклоняется вперед и произносит нежным, но твердым голосом:
— Ты здесь, потому что ты сломалась. Произошедшее с Ланой было слишком тяжелой для тебя ношей.
— Это не оправдание для того, чтобы поместить нормального и абсолютно здорового человека сюда, — спорю я.
Она грустно улыбается. — Когда кто-то испытывает нервный срыв, вроде того, который испытала ты, то подобное случается.
Мои губы дрожат. Я чувствую себя глупо. Мне стыдно. И это смешно. — Я хочу домой, — говорю я.
Мой дом все еще мой дом? Позволят ли родители мне вернуться домой?
— Нет. Ты еще не готова к выписке.
Я опускаю голову на руки. Заплакать или закричать? Я не знаю. Я просто жду, пока большой, завязанный шарик лопнет в моем горле, но ничего не происходит.
— Что ты чувствуешь, Наоми?
— Чувствую, будто делаю шаг вперед и двадцать шагов назад, — бормочу я в свои руки.
— Ты думаешь, что у тебя ничего не получается?
Я киваю и смотрю на нее, сморгнув слезы раздражения.
— Я всего лишь хочу ответов… — произношу я беспомощно.
— Как бы мы не хотелось, чтобы это произошло в мгновение ока, но все работает иначе.
Мои глаза закрываются, и я слушаю ее, ощущая себя отверженной.
— Завтра новый день.
Я устала от новых дней и нового оптимизма, который приходит вместе с ними, потому что несколько часов спустя, когда садится солнце, мой оптимизм улетучивается, и я снова испытываю чувство одиночества.
Мэри открывает дверь. Сеанс окончен. Доктор Ратледж говорит, что мы увидимся завтра. Она посылает мне свою оптимистическую улыбку.
Я не говорю ей о том, что чувствую или о чем думаю. Я просто встаю и выхожу за дверь вместе с Мэри.
ГЛАВА 39. ЖЕНЕВЬЕВА
— Доктор Ратледж, можно на пару слов?
Я поднимаю голову. Доктор Вудс, старый психиатр Наоми, стоит в дверном проеме.
Тиму Вудсу 58 лет, и его черные волосы уже слегка припорошены сединой. Вокруг глаз сформировались морщинки, и неудивительно, что вокруг губ происходит тоже самое. Он никогда не улыбается. Прямолинеен. Сейчас, находясь на закате своей карьеры, он выжидает время, когда сможет наконец-то уйти на пенсию. Возможно, когда-то он и беспокоился о том, что здесь происходит, но не сейчас.
Это всего лишь мимолетная мысль, но я задаюсь вопросом, не высосет ли эта работа из меня все соки, как это произошло с Тимом Вудсом? Перестану ли я беспокоиться?
Закрыв медицинскую книжку, лежащую передо мной, я махаю ему, приглашая зайти. — Конечно.
Он смотрит на мою книжку. — Ты занята?
— Нет, совсем нет.
Тим садится. Я практически не общалась с доктором Вудсом, поэтому видеть его в своем офисе было, мягко говоря, удивительно.
— Чем я могу помочь? — спрашиваю я, улыбаясь.
Его пальцы барабанят по подлокотнику. Его глаза мрачные. Моя улыбка начинает угасать, а живот начинает крутить. Что-то не так.
— Я хотел поговорить с тобой о Наоми Кэррадайн.
