Калия Рид - Распутывая прошлое
— Не рассказывай мне, как работает это место, — говорит он резко. — Я работаю тут намного дольше тебя.
Мои растопыренные ладони ложатся на стол, когда я наклоняюсь ближе к нему и очень медленно произношу:
— Тогда веди себя соответствующе.
Его глаза превращаются в щелочки.
Я хватаю свой халат со спинки кресла и сумочку с пола. Гнев заставляет мою кровь закипать, но, если быть до конца честной, то во мне присутствует и небольшой кусочек страха. Я подхожу к двери.
Тим ерзает на своем стуле. — Куда ты собралась?
Я ногой удерживаю дверь открытой. — Сказать директору этого заведения, чтобы он положил этому конец.
Тим снимает очки, внимательно осматривая линзы и протирая их краем своего белого халата. — Наоми вместе с мамой уехала около часа назад.
Я изумленно смотрю на него. Его равнодушие ко всей этой ситуации говорит красноречивее всяких слов. Я понимаю, что лучше буду слишком сильно заботиться о своих пациентах, чем вообще перестану что-либо испытывать по отношению к ним. Я не хочу превратиться в Тима Вудса.
Я с отвращением смотрю на него. — Она не готова еще вернуться в реальный мир. Если бы ты действительно был врачом, ты бы отодвинул в сторону свои отношения с ее родителями и поступил так, как было бы правильнее для нее.
Я вышла из кабинета, не беспокоясь о том, что он скажет мне в ответ.
— Она всего лишь пациент. Пациент, Женевьева! — кричит Тим. — Перестать относиться к ней, как к члену своей семьи.
Медсестра и несколько пациентов останавливаются в коридоре и в шоке смотрят на Тима. Я игнорирую их. Направляясь по коридору в сторону выхода, я роюсь в своей сумочке в поисках ключей.
— Я здесь, чтобы увидеться с Наоми, — произносит глубокий, мужской голос.
Я резко останавливаюсь и вижу Лаклана Холстеда.
Я забываю про ключи и иду к нему. Я прерываю его разговор с медсестрой. — Ты разговаривал с Наоми? — нетерпеливо спрашиваю я.
У меня нет времени на проявление вежливости. Время работает против меня.
Его брови хмурятся. Он выпрямляется. В этих карих глаз сразу же читается внимательность, словно имя Наоми служит для него переключателем. Любое весомое воспоминание Наоми о своей жизни связано с этим мужчиной.
— Нет еще, а что? Что происходит? Где она?
Я уже собиралась ответить ему, как заметила, что медсестра за стойкой смотрит прямо на нас. Я отвела его в сторону. — Ее мать выписала ее сегодня.
Кровь отливает от его лица. Он сжимает челюсть, закрывает глаза и отворачивается. Возникает ужасная пауза, когда мне кажется, что он вот-вот взорвется прямо у меня на глазах.
— Лаклан, ты меня слышишь?
Он кивает и снова поворачивается ко мне.
— Вы …
Я прерываю его. — Я ее не выписывала. Я бы никогда бы не позволила этому случиться. Я сама только что узнала, что ее мать забрала ее больше часа назад.
Он потирает лицо рукой. — Твою мать, — шепчет он гневно. — И кто же тогда это сделал?
У Лаклана в глазах застыл этот взгляд. Озадаченный и опустошенный. Подобный взгляд появляется у тех, кого ведет злость. Они не успокоятся, пока не выместят свою агрессию.
— Сейчас это не имеет значения, — произношу я ровно. — Мне просто нужно найти Наоми. И сделать это надо, как можно скорее.
Лаклан пристально смотрит на меня некоторое время, а затем указывает на парковку. — Следуйте за мной.
Я улыбаюсь ему с благодарностью. Мое сердце успокаивается, и на секунду мне начинает казаться, что все будет в порядке. Мы с Лакланом практически уже вышли из лечебницы. Нам осталось сделать всего лишь несколько шагов. Но затем я слышу голос доктора Вудса. И Лаклан тоже слышит его. Он перестает идти вперед и разворачивается. Я поворачиваюсь вместе с ним. Доктор Вудс идет в приемную, смеясь с медсестрой, которая идет вместе с ним. Он смотрит на входную дверь, его взгляд смещается в сторону, а затем возвращается обратно. Его глаза расширяются, но не при виде меня, а из-за Лаклана. Я понимаю, что эти двое знакомы друг с другом за пределами «Фэирфакс».
Лаклан срывается с места. Он не останавливается, пока не достигает доктора Вудса, практически нависая над ним.
— Вы знаете, что сделали? — рычит Лаклан.
Доктор Вудс бледнеет на глазах. Медсестра за стойкой замирает. Несколько пациентов останавливаются и начинают наблюдать за происходящим.
Я бегу к Лаклану и хватаю его за руку, пытаясь оттащить его. Не ради доктора Вудса, а ради Наоми, потому что чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше.
— Вы закрыл глаза на все. Гребаный похуист! — голос Лаклана становится хриплым.
Я отталкиваю его на несколько шагов в сторону. Еще несколько подобных толчков, и он окажется за дверью. Но затем доктор Вудс говорит.
— Лаклан, я поступил так, как было правильно. Ее родители были обеспокоены….
— Ты гребаный мудак! — продолжает Лаклан. — Ты меня слышишь?
— Погоди минуту, я ….
Я разворачиваюсь и смотрю на доктора Вудса. — Просто заткнитесь уже, — шиплю я.
Я отвернулась всего лишь на несколько секунд, но когда повернулась обратно, Лаклан уже выезжал с парковки.
Я ругаюсь себе под нос и бегу в приемное отделение. Медсестра сидит там, потрясенная происходящим.
— Дай мне адрес Наоми Кэррадайн! — говорю я ей.
Ее глаза расширяются. — Доктор Ратледж, не думаю, что это хорошая идея.
— Просто дайте мне его! — рявкаю я.
Она быстро просматривает файл Наоми и диктует мне адрес. Я записываю его. Все это время мои руки дрожат.
Доктор Вудс встает у меня на пути, поднимая руки. — Женевьева, успокойся. Вы с Лакланом расстроены, и …
— Ты знаком с Лакланом за пределами «Фэирфакс»?
Он некоторое время смотрит на меня, ничего не произнося, а затем кивает. — Я знаю его родителей.
Я бормочу проклятие себе под нос и обхожу его.
— Подумай о том, что творишь! — кричит позади меня доктор Вудс.
Я оборачиваюсь и начинаю идти спиной по направлению к выходу, указывая пальцем прямо на него. — Я поступаю так потому, что ты позволили этому произойти. Что бы ни случилось, это будет твоя вина!
Я разворачиваюсь и бегу к своей машине. Я чувствую, что все взгляды устремлены мне в спину. А это значит, что моя работа висит на волоске. Я могу просто послать своей работе прощальный поцелуй. Даже несмотря на эту удручающую мысль, появившуюся в моей голове, я захлопываю дверцу машины и следую за Лакланом. Наконец, я понимаю, что приблизилась слишком близко к Наоми и к ее истории. Я втолкнула себя в ее мир, где правда была скрыта ложью. Вариант отступить и ничего не делать испарился.
Моя ошибка, но и мой выбор.
ГЛАВА 40. ВСЕ СХОДИТСЯ
Свобода опьяняет.
Когда она долго отсутствует в вашей жизни, вы становитесь одержимы ею. Думаете обо всем, чтобы сделаете, как только вернете ее. Возможно, вы будете стоять на улице и вдыхать столько свежего воздуха, сколько сможете. Или же будете просто лежать в траве, смотреть в небо на белые, пушистые облака, проплывающие мимо, зная, что вам никуда не надо идти. Чем больше проходило времени, тем больше вы представляли себе то, что сделали бы, появись у вас свобода. И потом, когда тебе наконец-то вручают твою долгожданную свободу, вот так легко и быстро, вы даже не знаете, что делать с самим собой.
Именно это я испытала, когда Мэри зашла в мою комнату и сказала, что я еду домой. В руке она держала чемодан, в который и начала упаковывать мои вещи с серьезным выражением лица. Это было так неожиданно и совершенно внезапно, что я могла лишь в шоке наблюдать за происходящим. Я тихо оделась, посматривая на нее каждые пару секунд.
Прежде чем мы покинули мою комнаты, она вручила мне мои шнурки и косметичку. Пилочку. Ручку. И мой телефон. Я в шоке смотрела на эти вещи. «Неужели, это и правда происходит?» — продолжала думать я. — «Или это была чья-то спланированная шутка?»
Когда мы шли по коридору, я готовилась к тому, что Мэри остановится и скажет мне, что это была всего лишь репетиция того момента, когда меня действительно выпишут, и что сейчас я должна вернуться в свою холодную и одинокую комнату.
Наконец, я увидела маму у центрального входа, стоящую рядом с доктором Вудсом. Я быстро поняла, что это не шутка. Я, правда, уезжаю. Так, где же мое волнение? Почему я не могу поднять свой страх и оттолкнуть его в сторону, чтобы наполнить себя надеждой? Подобное произошло, когда Лаклан забрал меня, а свобода была лишь временной.
Мама обернулась, когда услышала наши приближающиеся шаги, и подошла ко мне. Меня мгновенно окутали ее духи.
— Ох, вот и она. — Она обняла меня.
— Мама? — Я нахмурилась, будучи прижатой к ее плечу, пока она гладила меня по спине. — Что происходит?
Она отстраняется от меня, отходя на расстояние вытянутой руки от меня. Идеально ровные, белые зубы сверкнули, когда она улыбнулась. — Ты отправляешься домой.
— Я это знаю... но почему? — В этом не было никакого смысла.
— Потому что ты должна быть дома, вот почему.
