Неизвестно - Саласюк От июня до июня
Динка еще раз глянула на идиллию под березой и, уже уходя, бросила:
- Ладно, не надо, я узелок с собой заберу. - И негромко добавила: - А то еще посеешь, ворона.
Через некоторое время вслед за мотогруппой походной колонной двинулась рота. Капитан шел впереди. Но до это времени мотогруппа проехала километров пятнадцать и въехала в большое село, еще издали заметное высокими шпилями костела. При въезде на улицу, переходящую в сельскую рыночную площадь, мотоциклистов неожиданно остановил патруль. На дорогу вышел рослый красноармеец с новеньким, вороненой стали автоматом на груди, в каске, новенькой, ладно сидевшей форме и в сапогах. В то время как основная масса пехотинцев роты была обута в ботинки с обмотками - постыдное свидетельство армейской нищеты рабоче-крестьянской власти.
- Стой! - властно приказал он. - Предъявить документы!
Из тени деревьев выступили человек десять точно таких же автоматчиков. Их оружие было направлено в сторону мотоциклистов.
- Да свои мы, из отступающих, - широко улыбаясь, сказал старший мотогруппы, - из роты капитана Игнатьева. Она идет следом.
Проверяющий боец немного помолчал, цепко скользя взглядом по мотоциклам, лицам бойцов.
- «Свои» на немецких мотоциклах не разъезжают, - сказал патрульный. - Предъявить документы!
- Да мы с боя взяли эту технику! - весело балагурил старший. - Вот рады, что разжились. Командир послал в разведку, осмотреться, что тут вокруг творится да куда правильней путь держать.
Мотоциклисты тем временем сдали свои красноармейские книжки автоматчику, заглушили моторы.
- Браток, а вы откуда такие ладные, может, и на табачок богатые? - слез с мотоцикла и направился к автоматчику один из мотоциклистов.
- Может, это из тыла свежие части подошли? - предположил кто-то из бойцов.
- Наконец-то порядок наведут. Драпать кончим, а?
- Стоять! - грозно крикнул спешно подходивший к мотогруппе офицер - молодой лейтенант с жестким выражением лица. - Оставаться на своих местах!
Все удивленно посмотрели на него.
Автоматчик шагнул навстречу лейтенанту, что-то кратко сказал ему, протянул пачку солдатских документов, но тот не стал их брать, а так же негромко ответил автоматчику. Тот побежал в сторону площади. С полминуты лейтенант пристально смотрел на мотогруппу.
- Я командир взвода специального батальона войск НКВД, - громко сказал он. - В наши обязанности входит проверка и сбор отступающих разрозненных воинских групп и сведение их в единый отряд. А поэтому слушай мою команду. Слева от меня в одну шеренгу становись!
Мотоциклисты - кто нехотя, с недовольством и угрюмостью на лице, а кто с поспешной исполнительностью - выстроились согласно приказу. Лейтенант оглядел строй. С удивлением уставился на вытянувшуюся на левом фланге Дину.
- Вы кто такая?
- А я с ними, - разъяснила она ситуацию.
- Да это приблудились к роте две барышни. Сиротины, наверное, - сказал, усмехаясь, старший. - Одна вот попросилась на технике покататься, вторая там, с ротой осталась.
- Шагом марш отсюда! - приказал лейтенант.
- Я не уйду! - тотчас ответила Дина. - Куда мне одной идти? - с обидой в голосе добавила она.
- Я приказываю!
- Ну и пожалуйста! - расстроенно, пробурчала Дина и быстро зашагала куда глаза глядят. Обернувшись, пригрозила: - Я буду жаловаться вашему начальству! - И поспешила дальше.
Лейтенант на секунду недоуменно поднял брови, но тотчас опять переключился на стоявших перед ним солдат.
- Оружие на землю - клади! - приказал он. Команду никто не выполнил, бойцы только недоуменно переглянулись. Тогда лейтенант решил разъяснить.
- Сейчас мы вас поведем на обед. У нас хорошая кухня. Покормим борщом и кашей. Но до прибытия вашего командира роты мы не можем полностью вам доверять. Сами знаете обстановку. Поэтому я приказываю. Оружие - положить.
При упоминании о борще и каше бойцы заулыбались и команду на этот раз выполнили четко.
- Кру-гом! Десять шагов вперед - шагом марш! - Бойцы и эту команду выполнили.
- Кругом! - опять скомандовал лейтенант.
Когда бойцы повернулись лицом к мотоциклам, они увидели перед собой стволы направленных на них автоматов. Бодрость с их лиц сразу пропала, а лейтенант, наоборот, стал совершенно спокоен и, чиркнув зажигалкой, закурил сигарету.
Дина в это время поднялась на гранитные ступеньки костела. Ее восхищали в таких белорусских местечках, где веками проживало белорусско-польско-еврейское население, часто встречающиеся грандиозные христианские соборы - как правило, католические костелы. Стремящаяся ввысь готика заставляла поднимать глаза к небу, думать о том, что сверху, оттуда, человек видится лишь как малая букашка. И, собственно, таковым он на самом деле в этой жизни и является. Поэтому не стоит слишком заноситься, а надо быть смиренным. Ибо там, вверху, вечность, а здесь суета и тщеславие, несправедливость, мучения и гибель. Дина поднялась по ступенькам, вошла в костел, за ней медленно закрылась тяжелая дверь. Не слышала, как, топая по брусчатке, к лейтенанту подбежал тот самый солдат, что остановил их мотогруппу. Солдат опять что-то негромко сказал офицеру, тот кивнул, отбросил недокуренную сигарету и, окаменев лицом еще больше, сказал, обращаясь к солдатам мотогруппы:
- Вы завладели мотоциклами, убив немецких солдат. За это нет вам прощения. Вы недостойны быть даже рабами. Фойер!
И автоматчики дружно ударили огнем в шеренгу из четырнадцати человек.
На звук автоматного грохота Дина рванулась к выходу, но в дверях перед ней возник, расставив крестом руки, молодой мужчина в сутане.
- Не ходите! - выдохнул он белыми, как и его лицо, губами. - То не есть российский жолнеж. То естэм переодетый герман, фашист! Убьют.
- Как? ! - Моментально сердце наполнилось таким отчаяньем и горем, что Дина вдруг ощутила пустоту, протянула руки, чтоб удержаться, и провалилась в нее.
Она очнулась на полу костела от того, что ей брызгали в лицо водицей. Сразу все вспомнила, все поняла и заплакала - от безмерной жалости к убитым ребятам, ставшими ей родными как братья, от обиды за то, как подло их немцы взяли, обманули, от ощущения зыбкости бытия, всего окружающего, от своей слабости, одиночества и предчувствия предстоящего безмерного, нескончаемого горя, череды мучений, испытаний. И она впервые в жизни почувствовала, пережила состояние обреченности. Не плакала все первые пять дней войны. А сейчас, лежа на полу костела, она рыдала, сотрясаясь всем телом, стонала, билась головой об пол. Одно только слово можно было разобрать из её рыданий: «умереть, умереть, умереть» - как мольбу, как просьбу, как заклинание шептала она. А на коленях перед ней стоял человек в сутане и шептал: «Господи, прости ее!..»
Наконец Дина утихла, и священник взял ее за руку.
- Вставайте, пани.
- Кто вы? - спросила Дина и добавила: - Вы меня спасли. Если б я выбежала на улицу и начала стрелять, они меня убили бы. Я вас ударила - простите.
В ее сумочке, висевшей на плече, лежал заряженный пистолет и запасная обойма.
- Как говорят у вас, русских, Бог простит.
Дина хотела поправить - «я еврейка», но усталость, вдруг овладевшая ею, не дала открыть рта. «И зачем?» - подумала она.
- Нельзя, пани, лежать, пол каменный, натягнет хворобу. Вставайте, пани. Ходите за мной, я покажу вам, что в нашем местечке происходит.
Дина поднялась медленно-медленно.
- Меня зовут Владислав. Я студент Виленской католической академии. Здесь, как у вас говорят, на практике. - Рассказывая, Владислав помог ей встать, открыл низенькую дверь в стене и повел Дину вверх по винтовой лестнице, сложенной из каменных плит. Они вышли на анфиладу, где стоял орган, и опять по крутой винтовой лестнице одной из костельных башен поднимались вверх. Наконец вышли на самую верхнюю площадку. И Дина увидела на рыночной площади огромное количество советских солдат. Они все стояли на коленях, опустив вниз головы, в оцеплении сотни автоматчиков в немецкой форме.
- Така картина второй день, - сказал Владислав. - Переодетые в советскую форму германцы собирают здесь чырвоных жолнежей и вон по той дороге гонят на чыгунку. Здесь близко. Полтора-два километра. Там сажают в вагоны и везут в Дойчланд - работать.
На коленях стояли уже не солдаты - рабы. Дина перевела взгляд на улицу у входа в костел. Ее товарищи, а теперь она думала о них только так, лежали в тени деревьев. Лужицы крови подтекали в пыль. Мотоциклы, на которых они въехали в это село, протарахтели к выезду из деревни, остановились. Дина наблюдала, как лжесоветские солдаты устанавливали пулеметы в садах крайних домов с обеих сторон дороги. Как кто-то в форме немецкого офицера показывал рукой группе солдат с пулеметами направление по обе стороны дороги. «Готовят засаду, - подумала она. - Расстреляют всю роту». Владислав тронул ее за руку, молча пошел вниз. У органа остановился. Присел за клавиши, помедлил.
